Мы с Ириной прижались к Громыко, Галя висела у меня за спиной, окруженные хлипким кольцом гэбистов и весьма широкой дугой репортёров. Американские копы безучастно взирали на разгул свободной прессы.
Слепили блицы. Журналисты вопили как резаные, пытаясь что-то выспросить, просовывали микрофоны через живую изгородь чекистов, мешая друг дружке, что у них там с профессиональной этикой и слышали ли вообще это слово. Я потянул на себя микрофон с какой-то непонятной аббревиатурой и завопил в него:
— Донт андырстенд инглиш! Спик онли виз Эй-Би-Си!
Напрасно Галя кляла моё тверское произношение. Поняли, суки. Все как один обернулись к мужичку, носящему кепку АВС и тщетно пытавшемуся провести нас к терминалу с надписью Departure. Тот в унисон со мной прокричал ноу-ноу-ноу, схватил ближайшего гэбиста за руку и потащил на посадку. Телевизионщик был высок, мы напоминали детишек в Луостари, которых через пургу ведёт на занятия учительница.
Каманин, носитель секретов, за обладание которыми ЦРУ, наверно, легко бы принесло в жертву сотню своих самых ценных агентов, шел за нами беспрепятственно с чемоданчиком в руках. Ему было легко и, наверно, немного обидно.
«Своим» Эйбисишникам мы что-то рассказали в Ил-18 по пути в Вашингтон. Вопросы были простые, незамысловатые, уровня «как долетели», самое козырное интервью ради канала, спонсирующего наше шоу, ожидалось в посольстве. Как я понял, плёночка с борта самолёта прямиком отправится в эфир как трейлер перед главным представлением, наверняка вперемешку с рекламой кока-колы, сигарет «Мальборо», каких-нибудь автомашин и презервативов. Полагаю, американская реклама мало отличалась от российской, бурлившей до двадцать второго года, пока рекламодатели косяком не улетели в более тёплые для них края. У ближайших соседей и союзников России, как я слышал, она вся превратилась в сплошную агитацию «купляйце беларускае».
И в Нью-Йорке на пересадке, и по прибытии в Вашингтон при общении с местной публикой «американе» (словечко Королёва) производили на меня несколько странное впечатление. Моё первенство в космосе они воспринимали как вызов, а не предмет для гордости за всех людей-землян.
Да, мы ещё превосходили американцев в пилотируемой космонавтике. Но по количеству беспилотных пусков они превзошли нас многократно. Накапливали опыт, отрабатывали технику, устраняли неисправности. Несомненно, успешно фотографировали с орбиты территорию СССР, самолёты-разведчики вроде U-2 для полётов над нашей землёй потеряли актуальность.
Я знал, что мы сосредоточены на лунной программе, принося в жертву очень многое. Но, как ни распределяй авторитеты, у американцев гораздо больше долларов, они сами их производят, ВВП в любых сравнимых величинах гораздо больше, бюджет тем более. Американцы противостоят Союзу в компании с развитыми государствами НАТО в Европе, наши союзники на этом континенте значительно слабее. Ресурсы… ресурсы… ресурсы… «Догнать и перегнать», как мечтал Никита Хрущёв, не получится.
Короткая поездка по Вашингтону лишний раз продемонстрировала экономическую пропасть, в первую очередь, в материальном положении людей. Разрыв куда больше, чем между Россией, из которой я попал в пятьдесят седьмой, и современными ей Соединёнными Штатами двадцать первого века. В отличие от Москвы, где народ обеспечен гораздо лучше периферии, даже столиц союзных республик, Вашингтон довольно средний город, если не брать всяких сенаторов-конгрессменов, отирающихся с большой ложкой около котла федерального бюджета.
На улицах заметна темнокожая часть населения. И всё равно — машин очень много, проехать и припарковаться непросто. На фоне шестиметровых лимузинов, доступных простому среднему классу, моя «волга» с мотором от «чайки» смотрится мелко и архаично.
Мы не перегоним Америку, но должны сделать возможное: дать советским людям повод для гордости, чтобы чувствовать себя счастливыми. А ещё — не дать заглохнуть реформе Косыгина. Рыночный социализм, что хорошо известно на примере Югославии, обеспечивает лучшие условия трудящимся, чем исключительно ручное управление любыми, даже самыми мелкими экономическими процессами.
Я, такой красивый, умный и многомудрый (ха-ха) всего не охвачу. Каждый должен делать своё дело, моё — обеспечить высадку на Луну. Точка. Остальное побоку.
Ира не мучилась столь глобальными вопросами и больше смотрела на американок. Эпидемия ожирения ещё не накрыла Штаты со всей свирепостью. Поскольку в середине апреля здесь довольно тепло, женщины одевались легко и просторно, главное — весьма разнообразно. Кто-то вышагивал в строгой офисной одежде на каблуках, но большинство предпочитало удобное. А с какой непринуждённостью американские дамы открывали двери своих авто, неторопливо опускали ногу в дорогой обуви на асфальт, давая полюбоваться, потом вторую, вставали и шли по делам, небрежно покачивая сумочкой! В Москве шестьдесят третьего женщина за рулём — вообще редчайшая редкость, все бы оборачивались.
Наконец, машины закатились на территорию посольства, отвечавшего английской поговорке «мой дом — моя крепость», посол Анатолий Добрынин, встретивший нас на аэродроме, с удовольствием выступил в роли гида. Нас ожидал отдых и экскурсия по Вашингтону, а перед основными официальными мероприятиями к двухлетию первого полёта человека в космос — масса съёмок с АВС.
Аборигены уже знали из газет о нашем визите. Когда вечером гуляли по улицам, подбегали и просили сфотографироваться в компании с «мистер Гаг», полностью моя фамилия для них длинновата, Иру звали просто «мисс». Что интересно, выпить вместе не предложил никто. Или жмоты, или культура другая.
Следующий день я провёл под ярким светом софитов. Записали два интервью — со мной соло и втроём с Соловьёвой и Каманиным. Вопросов было много, толковые, ни одного провокационного. Я полагаю, наши сильно выхолостили их, отредактировали во время предварительных согласований. Из жалости к спонсору пытался компенсировать, сильно улетая за рамки спрошенного, сыпал анекдотами.
— Какую музыку вы слушали перед полётом? — уточнил журналист.
— В основном Утёсова и Шульженко, это такие русские шоумены. В Москве у меня стоит хорошее радио, слушаем джаз и рок-н-ролл. Луи Армстронг, Элла Фицжеральд, а ещё Билл Хейли: We’re gonna rock, gonna rock, around the clock tonight! — я напел по памяти из прежней жизни и даже щёлкнул пальцами раза три в такт. — К сожалению, американские пластинки купить в Москве сложно, не знаю, сумею ли выкроить время сходить в магазин грамзаписи здесь. Наверно, попрошу кого-то из сотрудников посольства.
Что у меня мало долларов с собой, не признался.
Наконец, я несколько часов изображал восковую куклу на торжествах, улыбался, причём под конец реально сводило мышцы лица, кивал, поддакивал, рукоплескал и рукопожимал, обменивался объятиями и щёкопритираниями, раздавал автографы и фотографировался с разными незнакомыми, порой не всегда приятными людьми, в основном это был дипкорпус союзных нашей державе стран, то есть избравших некапиталистический путь развития. Как они мне все дороги…
Бедная Ира к концу смотрелась так, что, наверно, выбрала бы лучше ещё раз прыгнуть с парашютом на скальные пики.
Наконец, началось интервью с большим количеством журналистов. Годом раньше здесь был Титов, выкрутился. Мы сели под софиты, Ира — в гражданском платье, я в майорской форме ВВС, в одной рубашке хаки без кителя и в брюках.
Ох, как нас клевали…
— Мистер Гаг, во всех фастфудах Советов введён постный четверг, наши газеты печатают фото, как люди приезжают в Москву за продуктами, другие города снабжаются плохо. Является ли недостаток питания следствием чрезмерных расходов на космос?
— Ни в коей мере. Наш народ действительно очень сильно голодал в годы войны с нацистской Германией и первое время после — тоже, пока не восстановилось сельское хозяйство. Когда, наконец, мы решили проблему, в СССР возник настоящий культ еды. Много еды — значит, всё хорошо, нет войны. У старшего поколения, кому за сорок, появился лишний вес. Разгрузочный день, как доказали медики, укрепляет здоровье. Мои родители живут в районном центре Смоленской области… Как вам объяснить. Центр округа в небольшом штате — примерный аналог. Они нам с женой постоянно везут в Москву продукты: отведайте домашнего, а не из магазина. У них излишки.
— Мистер Гаг, вы приземлились на парашюте отдельно от корабля. Можно ли считать ваш «Восток» космическим кораблём?
— Задайте этот вопрос тому, кто вам рассказал, что я опустился отдельно. Мои коллеги уже много раз комментировали эти обстоятельства, повторяться не будем. Следующий вопрос?
«Если скажет: „Солги“, — солги», но, в отличие от персонажа Багрицкого, у меня есть ещё вариант — уклоняться от летящих пуль.
— Вы вернётесь в СССР или останетесь в США, попросите политическое убежище?
— Интересная постановка вопроса… Дома — Родина, жена, двое детей, родители, жильё, служба, стабильный заработок, уважаемое положение в обществе. Если вам одного аргумента «Родина» мало, спрошу ради интереса: что же вы такое особенное можете предложить в Америке?
— Жизнь в свободном мире!
— Поверьте, у нас лучше. Будете в Москве — рекомендую просить политическое убежище, я попрошу Шелепина, чтоб не тянули с бумагами.
Американцы оживились, появились даже лёгкие хи-хи.
К вопросам из области «свалить в Штаты» репортёры подходили ещё не раз, порой с неожиданных сторон. Один начал сугубо с техники.
— Мистер Гаг, пишут, что вы летали сугубо пассажиром, в то время как Шепард управлял космическим кораблём. Как вы оцениваете свою роль в полёте «Востока-1»?
Ах ты, макака драная, как говаривал мой инструктор в авиаполку. Равняешь меня с подопытными зверушками? Намёк был прозрачен и очевиден.
— В корабле и в ракете-носителе смонтированы многие тысячи различных систем, управляемых автоматикой. Некоторые наиболее важные продублированы для надёжности, при необходимости команды передаются по радио с Земли, несколько десятков самых важных функций также контролируются пилотом. Так что космонавт — это последняя линяя обороны, он возьмёт управление на себя в случае сбоя. Ручное управление в «Меркури» — это какая-то пещера, каменный век, американские инженеры не уверены, что у них хоть что-то само заработает как положено, оттого сразу отдали контроль пилоту.