— Ага! Мне опять в Париж захотелось.
— Гагарин, ты же вроде не был в Париже?
— Но у меня как-то раз уже было желание.
— Несносный! Сам даже в Америку летал…
— И над Америкой тоже. Красивая, если смотреть с расстояния в триста километров.
Она меня легонько шлёпнула по руке, мешая нежиться на шезлонге. В этот день мы гоняли на катере, я теперь расслаблялся в ничегонеделании на пляже у дачи.
— Противный! Дети уже большие, оставим на мою или твою маму. Да и Ксюха ответственная, присмотрит за братом.
Ей осенью исполнится пять лет. Сам ответственный возраст в человеческой жизни.
— Хочешь — езжай. Меня не пустят.
— Ты что-то натворил?
— Именно. Пропитался военными секретами СССР на миллиард долларов. В Штатах гэбисты так меня пасли, что, заподозрив в побеге, наверняка начали бы стрелять вслед.
— И так всегда…
— Практически — да. Со временем начнутся официальные визиты, будешь вышагивать со мной под руку по Елисейским полям, утоляя тщеславие. Но лишь когда уйду из практической космонавтики.
— Ты и так — чиновник! Пастух над побитыми фрицами.
— Нет, дорогая. Самый главный полёт — впереди.
— На Луну? Не смеши. У вас же всё отменили. Начнёте возить демократов. Или ты сам прокатишься с каким-нибудь венгром или монголом?
— Это — запросто. Но мне нужна Луна. Это обещание Королёву, и тот случай, что не могу нарушить, хоть никто не упрекнёт. Мы полетим на Луну. Я или кто другой на корабле — второй вопрос. Конечно, хочу сам. Да, сделаю всё, чтоб было куда безопаснее, чем в шестьдесят первом.
— И я тебя не отговорю…
— Буду невероятно признателен, милая, если даже не подымешь эту тему. Я — лётчик-космонавт, они все летают в космос, внимание, вопрос: куда я полечу?
Ужасно, что родная жена не меньше Глушко радуется отмене многопусковой схемы.
Пусть это тяжкий удар. Но он не заставит отступиться.
Поэтому в августе я лично принялся натаскивать Эриха Штайнера и Дитриха Шварца на управление ЛК. Госкомиссия при участии представителей посольства и ВВС ГДР утвердила Штайнера номером первым, Шварца — дублёром. Командиром от наших летел Шонин, дождавшийся, наконец, своей очереди. В ноябре вёз всю команду на Байконур.
Две «семёрки» уже ждали своего часа. Одна несла лунный корабль, он несколько легче «Восхода», поскольку маневрировать будет в условиях низкой лунной гравитации, ему не нужны ни парашют, ни теплозащита, а обитаемый объём представляет собой одноместный пенал, в котором пилоту теснее, чем в кокпите МиГ-21, мечта клаустрофоба — залезть и тут же помереть от остановки сердца.
Я успел смотаться в сборочный. Туда с «Южмаша» приехали основные компоненты «Протона» — центральный отсек с цистернами для гептила и окислителя, четыре периферийных гондолы, по одному РД-1000 в каждой, это первая ступень, плюс вторая ступень с единственным РД-1000. Колоссальная мощь! И непонятная самонадеянность. Как бы украинцы не рапортовали о надёжности, показанной на стенде, умнее было бы запустить одну ступень. При тяге в тысячу тонн и продолжительности работы двигателя в три минуты она способна вытянуть на низкую орбиту весьма солидную нагрузку. Или тандем с второй, менее мощной ступенью, от любой военной баллистической ракеты. Но Валентин Петрович решил сыграть по-крупному, позволив Шелепину заявить: в СССР создана самая мощная ракета в мире. Будущая «Сатурн-5», ещё не летавшая, скромно курит свой керосин в сторонке.
Я смотрел на рождавшегося колосса и не мог понять собственные чувства. С одной стороны, «Протон» даст возможность рейда к Луне без сборки «космического поезда» Циолковского. С другой… «Семёрка» только к концу шестидесятого года начала летать стабильно, и ей лишь тогда доверили человека, сколько же времени понадобится на доводку этого чудища?
А мы делали то, что могли. Я попрощался с Шониным, напутствовав: не поймаешь немца — будет международный скандал и новая отсрочка лунной программы. Он сам понимал.
В целом, полёт прошёл гладко. Замечаний к работе различных систем набралось более сотни, меньше, чем в результате предыдущих пусков, главное — ни одного критического сбоя. Штайнер, фыркавший, что на ЛК не поставили германскую БЦВМ, сам отработал как машина, исполняя инструкции с точностью автомата. Он перебрался из «Восхода» в ЛК, отстыковал его и удалился на двадцать километров, абсолютно уязвимый и беззащитный, лунный корабль в случае чего никак бы его не спас и не доставил на Землю. Потом отстрелил нижнюю часть спускаемого аппарата и аккуратно полетел в сторону «Восхода». Дальше инициатива перешла к Шонину, он прицелился и с первой попытки аккуратно всадил штырь стыковочного узла в воронку лунного аппарата. Как хвалился после посадки, «я же опытный мужчина».
Поскольку полёт был международным, в сообщении ТАСС не скрывалось, что Штайнер пилотировал лунный аппарат.
«Американе» пока отставали. «Сатурн-1» вывел на земную орбиту корабль «Аполло» для лунной миссии, но без лунного модуля и экипажа. Спускаемый аппарат приводнился успешно, и это был первый звонок — у них начались лётные испытания прототипов.
На фоне позитивного отклика на полёт Шонина и Штайнера в правительство ушёл доклад о необходимости следующего международного полёта, теперь к Луне. Келдыш и Мишин просили три пуска беспилотных аппаратов с посадкой ЛК в автоматическом режиме, отбором образцов грунта, стыковкой на селеноцентрической орбите и доставкой на Землю только капсулы с грунтом. Интернациональной миссию делал бортовой компьютер «Роботрон» производства ГДР, летящий на лунной ступени и управляющий процессами вплоть до взлёта с Луны. Минобороны, Косыгин и Президиум ЦК, а быть причастными к освоению космоса стремились все, инициативу поддержали, что хорошо. И одновременно плохо, потому что фактически каждый полёт долго и муторно согласовывался поодиночке, а не реализовалась всем понятная программа.
Естественно, Украина не могла не вмешаться. Поскольку пуск беспилотный, без риска гибели космонавтов, Глушко настаивал отложить его, не примеряясь к двадцатилетию Победы над нацистской Германией, а перенести на лето шестьдесят пятого. В январе того же года планировался первый пуск «Протона» в двухступенчатой конфигурации с балластом вместо полезного груза, к июню «Южмаш» гарантировал (на словах) второй экземпляр ракеты, готовый принять в качестве третьей ступени ускоритель к лунному кораблю Мишина-Королёва и сам ЛК, обрезав количество пусков до одного. Естественно, в Днепропетровске и Реутове набрасывались на ватмане проекты собственного четырёхместного корабля «Содружество», орбитальной и размещённой на поверхности лунных станций, коллективы Глушко-Челомея и Янгеля горели желанием всадить в космос едва ли не половину госбюджета СССР.
В начале февраля шестьдесят пятого я в который раз, сбившись со счёта — сколько, вылетел на Байконур в составе Госкомиссии по приёмке «Протона», туда также отправились Каманин, заместитель командующего ВВС, представители Академии наук, нескольких проектных институтов. Ещё, ну как без них, пара чиновников из ЦК КПСС. Глушко торопился, он прекрасно понимал, что появление у Советского Союза рабочей сверхтяжёлой ракеты на десятилетия раздвинет пределы возможностей советской космонавтики, и они с Челомеем, он тоже присутствовал на борту самолёта, станут главными законодателями мод в новой гептиловой реальности.
Я не спорил и ждал результатов. За руку здоровался с Челомеем, который был подчёркнуто дружелюбен, чем намекал: забудем старое и пойдём в прекрасное будущее не конкурентами, но соратниками. Для него испытание «Протона» имело наибольшее личное значение. Всё пройдёт гладко — и он окончательно реабилитирован за некрасивую историю со мной и сыном Хрущёва, не знаю, насколько сам конструктор виновен или Глеб его просто оклеветал. Теперь сможет возглавить самостоятельное ОКБ, отвечающее за часть проектов ракет с двигателями на высококипящем топливе и окислителе.
Не дав слишком уж увлечься братанием со мной, я устроился в кресле рядом с Каманиным и, когда поднялись над облаками, развернул ссобойку.
— Николай Петрович! Отведайте.
— Что это?
— Рулетик из лаваша. Алла подсмотрела в Форосе у местных. Тонко раскатывается тесто, мука только из твёрдых сортов пшеницы. Заворачиваются кусочки говядины, зелень, брынза. Конечно, моя половинка далеко ушла от их рецепта, сама экспериментировала, — я протянул один рулет, завёрнутый в бумагу, генералу, тот не спешил откусывать и разглядывал. — У меня проблема: легко набираю вес. Королёв, если помните, чуть не пустил вперёд Титова, он чуть легче, а я никак не мог согнать. Алла ввела правило: дома никаких бутербродов, хлеб только ржаной и минимально, лучше всякие супы, а с собой — лаваши с начинкой. Пробуйте! Боитесь, что отравлено? Сейчас сам покажу.
Через минуту Николай Петрович тоже аппетитно жевал.
— Ещё бы соуса или горчицы какой…
— И обляпать форму в самолёте? Сами же меня отчитаете.
В генерале быстро исчез первый лаваш, пришлось вручить ещё один. По линии ВВС он — мой прямой начальник, а с ними лучше дружить.
— Мастерица твоя жена. Вот только… слишком заметная. Порождает зависть. Другие жёны космонавтов себя скромнее ведут.
Ох-х-х… Памятуя, какую роль сыграла Раиса Горбачёва, раздражавшая женщин в быстро беднеющей стране своими нарядами и претензиями на светскость, тем самым уронив в пол и без того низкую репутацию мужа, фактически наступаю на те же грабли.
— Это уже джин, выпущенный из бутылки, сам порой не рад. С другой стороны, Николай Петрович, вот завяжу с полётами, стану обычным чиновником от космоса и не буду отнекиваться от загранкомандировок. Такая леди-космонавтка хорошо сыграет перед репортёрами капстран.
Он кивнул. Когда прожевал, согласился вслух:
— Да, это не Нина Хрущёва рядом с Жаклин Кеннеди.
Тут он прав. Многочисленные фото высоких и рафинированных супругов Кеннеди в компании с нашим премьером, лысым коротышкой колхозного вида, и подходящей ему женой служили поводом для смеха большей части планеты. Я, правда, не выше Хруща, зато сияю улыбкой круче всего Голливуда. И, надеюсь, высшее образование благодаря академии имени Жуковского прибавит интеллигентности во взгляде. Правда, Джон Кеннеди этого не оценит.