– Как дела, Руджеро? – спросил Паоло, откидывая тяжелую черную косу девушке за спину.
– Замечательно, – ответил тот, рассеянно разглядывая тоненькую голубоватую жилку на шее своей жертвы. – Собираюсь заняться продажей донорских органов. Разбирать в клинике, торговать через Китай. Это очень прибыльный бизнес.
– Хорошее дело, – одобрил граф. – Работай, я подстрахую.
Кивнув, Руджеро оскалился и, заурчав, впился в шею белокурой девушки.
– А я собираюсь купить бэтээр, – вдруг сказал Луиди.
Руджеро от неожиданности захлебнулся, раскашлялся и оттолкнул свою жертву. Девушка остановилась в шаге от стрикса, покорно опустив голову и глядя в одну точку. Джьякопо провел по лицу ладонью, скрывая усмешку.
– Бэтээр?! Зачем он тебе нужен? – удивился Паоло.
– На охоту ездить, на рыбалку, – невозмутимо ответил охранник.
Представив себе утонченного графа делла Торре на рыбалке, колдуны зашлись в хохоте.
– Кто тебе его продаст? – продолжал допрашивать Паоло.
– Да военные же! – Здоровяк обиделся.
– Хорошо-хорошо, покупай, – махнул рукой граф.
– То-то, – сразу придя в хорошее настроение, буркнул Луиджи, придвигая к себе девушку.
Руджеро, откашлявшись, снова впился в шею своей жертвы.
– А ты как, Джьякопо? – поинтересовался Паоло.
Он задал этот вопрос, только чтобы переменить тему и не обижать гостеприимного хозяина. Джьякопо не любил распространяться о своих занятиях, да и сама их суть не располагала к болтливости. Направление, в котором работал алхимик, не имело даже названия. Это был сплав современной науки и черной магии. В опытах, которые проводил Джьякопо в своей лаборатории, химия соседствовала с чернокнижием, а биология – с сатанизмом. Частенько для этих опытов требовались люди. Паоло не отказывал ни в деньгах, ни в человеческом материале. Когда-то он обратил Джьякопо именно за смелость и прозорливость в науке. За века алхимик не раз удивлял его неожиданными открытиями. Но сейчас граф ждал от ученого особенной разработки.
Слова Джьякопо удивили и обрадовали его:
– Кажется, я нащупал верный путь.
Руджеро отбросил выпитую девушку, с любопытством спросил:
– Это то, над чем ты работал в последнее время?
– Да. Возможно, мне удалось найти искомое…
Алхимик принялся длинно, с подробностями излагать суть своего открытия. Паоло и Руджеро ловили каждое его слово, Луиджи, ничего не понимавший в науке, выпил девушку и заскучал.
– Ты гениален, Джьякопо, – восхищенно произнес граф, когда ученый наконец замолчал. – Действительно, что может быть сложнее и проще одновременно?
– Там еще много дополнительных условий, – помявшись, добавил алхимик. – И еще требуется сложный сатанинский ритуал. Для его проведения нужно определенное сочетание звезд.
– Говорю же, непрактично, – пробурчал Руджеро.
– Да, открытие имеет скорее теоретическую ценность, – согласился Паоло. – Но это ничуть не умаляет его значимости.
Довольный одобрением графа, Джьякопо кивнул, словно отдавая поклон собеседникам, и вонзил клыки в шею последней оставшейся в живых девушки.
Позже по приказу радушного хозяина его подчиненные убрали остатки пиршества, и стриксы долго еще вели неспешный разговор. Это приятное времяпрепровождение было прервано звонком мобильного Луиджи. Извинившись, тот взял трубку, отрывисто бросил:
– Алло, – и замолчал, слушая невидимого собеседника. С каждой секундой лицо его делалось все мрачнее. Наконец гигант непривычно тихо проговорил: – Понял. Спасибо, – и нажал на отбой. Кому-то позвонил, рыкнул: – Этого разыщи и приведи. Да, ко мне!
Когда охранник заговорил с графом, его тон резко изменился, сделался виноватым:
– Мой господин, нехорошо вышло. Опять красавчик балует.
– Наш маленький Дионис? – усмехнулся Руджеро.
– Точно. – Луиджи вздохнул. – Только на этот раз он через край перебрал…
– Звонили из милиции? – уточнил Паоло.
– Да, – поморщился здоровяк. – Вы ж знаете, лимит давно уже был превышен. Тем более что не уличных же девок он пьет. То студенток, да это еще ладно, то семью мента – помните? А теперь вообще беда. С Алексеем как сегодня встреча прошла? Хорошо? Так вот, его дочка убита. И судя по всему, это наш Дениска постарался.
– Шалун, – недобро прищурившись, протянул Руджеро. – Сколько можно закрывать глаза на его проделки?
– Действительно, – поддержал Джьякопо. – Почему для всех стриксов законы едины, а для этого мальчишки вроде бы не существует ни правил, ни ответственности?
Паоло молча кивнул. Он и впрямь слишком долго проявлял снисходительность.
Вскоре в комнату в сопровождении охранников вошел дорого одетый смуглый черноволосый юноша. Остановился перед графом, небрежно откинул челку с высокого лба:
– Зачем звали?
В бархатном голосе – ни одной нотки раскаяния или страха. Во взгляде – ни тени вины. Паоло смотрел в карие бездонные глаза, опушенные густыми черными ресницами, и видел в них неприкрытый вызов. «Напрасно я так потворствовал мальчику, – думал граф. – Он привык к безнаказанности, и теперь исправить его невозможно».
Да, он всегда потакал мальчишке. И дело было не в его красоте, хотя Паоло сознательно окружал себя красивыми стриксами, полагая, что так вечность становится менее утомительной. Дело было не в юноше вообще – искаженная душа неспособна к привязанности. Скорее, это была дань уважения памяти великого мастера. При виде мальчика Паоло всегда как будто слышал глуховатый голос Леонардо, произносящий: «Он мне как сын». И еще графу было приятно осознавать, что он сумел сохранить не только картину, но и натуру, вдохновившую художника на создание полотна.
– Зачем вызывали? – повторил Диониссио.
– Здравствуй. Я оторвал тебя от важных дел? – усмехнулся Паоло. – А чем ты занимался, позволь узнать? Планировал очередное убийство? Хотя зачем тебе? Ты же предпочитаешь действовать спонтанно, по наитию…
Он ожидал чего угодно: притворного непонимания, уверток, оправданий, извинений… Но юноша, не отведя взгляда, широко улыбнулся и подтвердил:
– Да. Только я зову это вдохновением. Без подготовки охотиться гораздо интереснее, не утрачивается острота ощущений.
– Значит, ты не отрицаешь, что это твоя работа? – удивился Паоло.
– Нет.
– А зачем? – с искренним интересом спросил граф. – Разве тебе не хватало пищи? К твоим услугам чистейшая кровь со станции переливания. Если так любишь азарт убийства – пожалуйста, существует график охоты. Наконец, уж когда совсем невмоготу, можно воспользоваться проституткой или бездомным. Я уже много раз тебя предупреждал и прощал. Но сейчас ты убил дочь нашего делового партнера. А он – один из самых важных людей города. Это может вызвать серьезную войну. Ты нанес ущерб нашей семье!
– Это рыженькая такая? Она была стервой, – отмахнулся юноша. – К тому же я у нее документы не проверял. Говорю же: не люблю предсказуемость…
Луиджи, не дослушав их диалог, выбежал и вскоре вернулся с эспадоном.
– Позволь, я отрублю ему голову! – умоляюще взвыл он. – Вот ведь тварь какая, пис офф шит!
– Нет, – остановил его Паоло. – Я хочу разобраться.
Колдуны переглянулись.
– Не выйдет ли так, что наш маленький Дионис опять останется безнаказанным? – скривился Руджеро.
Паоло бросил на него холодный предостерегающий взгляд: не стоит сомневаться в справедливости вожака! Он не собирался закрывать глаза на проступок мальчишки. Но хотел понять, что им двигало. Это было важно для всего клана. Возможно, Диониссио страдает какой-то разновидностью «горячки стриксов» – говоря современным языком, подвержен депрессии или даже мании. Выяснение обстоятельств не отменит наказания, но поможет избежать подобных случаев в будущем.
– Скажи, Денис, – спросил граф, – ты не можешь сдержать свою тягу к убийству?
– Могу, – Диониссио скривил губы, – но не хочу. С какой стати? Если я не способен спать с женщинами, надо пользоваться ими хотя бы так. Зачем-то же они существуют?
Так вот что его гнетет… Стриксы-мужчины действительно не были способны к половому акту из-за недостаточно сильного кровообращения. Женщины могли заниматься сексом только механически, ничего при этом не ощущая. Но все, кого знал Паоло, относились к этому философски. Приобретая бессмертие и теряя человеческие чувства, стриксы теряли и духовную потребность в близости, что позволяло им не переживать об утрате физической возможности.
Но Диониссио, в бытность человеком безумно любивший женщин, страдал из-за своей, как ему казалось, ущербности. «Он мстит женщинам, – понял Паоло. – Мстит за то, что они недоступны. Это его зацепка, его способ почувствовать себя живым. Имитация любви…»
Только вот такой путь обретения смысла жизни был опасен для остальных членов клана. Диониссио, со своей неконтролируемой жаждой убийства, ставил под угрозу всех стриксов. Убийств уже стало слишком много, к тому же мальчишка совершал их, абсолютно не заботясь о сокрытии улик. У Паоло, как и у всякого главы преступной группировки, была договоренность с милицейскими чинами о допустимом пределе тяжких преступлений. Свои люди и нелюди в органах могли прикрыть, не вызывая подозрений, определенное количество дел. Этого хватало, чтобы раз в месяц безнаказанно охотиться. О трупах, появившихся, так сказать, в процессе работы клана, заботился Луиджи. Как говорила любимая ученица Паоло: «Нет тела – нет дела».
Поведение Диониссио не вписывалось в эту стройную, отработанную годами схему. Последний случай был вопиющим. Одно дело – убийство бродяжки или дочери простого обывателя, совсем другое – гибель девушки, отец которой – глава одной из крупнейших группировок города.
Впервые за долгую жизнь Паоло усомнился в правильности своего поведения. «Вот что происходит, когда в поступках руководствуешься не жесткой логикой, а даешь волю эмоциям», – думал он, имея в виду злобу – единственное чувство, доступное ему во всей силе и многогранности. Граф обратил Диониссио не потому, что этот юноша был нужен клану, а из желания отомстить. Слишком задел графа отказ Леонардо от обращения. Убить мастера Паоло не мог. Он предвидел, что да Винчи станет великим художником, и не желал лишать себя удовольствия от лицезрения картин, которые тот напишет в будущем. Поэтому граф решил причинить художнику душевную боль, здраво рассудив: «Страдания лишь подхлестнут вдохновение». А что может быть страшнее, чем потеря ребенка? Родных детей у Леонардо не было, зато был любимый ученик…