Багровый воздух зарябил, и в нем образовалось большое прозрачное пятно, от которого в разные стороны расходились разноцветные концентрические круги, напоминающие отражение радуги в капле росы. Это было как прорыв в пространстве, как странный, невозможный коридор, тянущийся сквозь время… И по нему шла Айшет. Лицо девушки было спокойным и сосредоточенным, взгляд черных глаз не отрывался от извивающегося монстра, хрупкие руки вытянуты вперед в извечном женском жесте защиты. За ее спиной виднелись очертания шатров затана.
– Заклинающая пустыню… – благоговейно прошептал Хамар, молитвенно складывая ладони.
Я открыл было рот, чтобы крикнуть Айшет: «Уходи!», – но тут призрачный туннель сомкнулся, оставив шаманку здесь, среди обезумевших людей, прямо перед содрогающимся в приступе кровожадности чудовищем. Я вскочил на ноги и устремился к ней, чтобы защитить ее, такую маленькую, тонкую, беззащитную, как былинка. Луг с ней, с магией! Не действует, так я оружием… Рука легла на рукоять Честного, но тут кто—то мастерски выполнил подсечку и свалил меня на песок. Сверху взгромоздилась пахнущая потом и рамсом туша.
– Пусти! Пусти, сволочь, убью, – хрипел я, извиваясь не хуже конечности монстра.
– Нельзя, лейтенант! – с трудом удерживая меня, сипел Хамар. – Нельзя ее останавливать, все погибнем!
– Да заткнитесь вы! – снова призвал к порядку Ом, теперь уже нас двоих. – Слушайте лучше!
Над мертвой пустыней плыл чудесный голос, выпевающий без слов какой—то необыкновенный мотив. Я не могу сейчас сказать, была ли та песня красива, или нет, и вообще, песня ли это… Иногда мне казалось, что я улавливаю ритм и мелодию, но они вдруг причудливо изменялись, становясь совсем иными. Голос шаманки то взмывал, захватывая высокие, недоступные человеческому горлу, ноты, то опускался, рокоча, словно бархат морских волн. Ни на миг не прерывая пения, Айшет подходила все ближе к твари, и та, застыв, внимала девушке, постепенно впадая в оцепенение. Древняя, очень древняя волшба творилась у нас на глазах… Наконец розовая гора заколыхалась прямо над головой шаманки. Мое сердце колотилось где—то у висков, дыхание сбилось. Каждую секунду мне казалось, что монстр вот—вот ухватит Айшет своими щупальцами… Но этого не происходило, напротив, раздвоенный хвост сомнамбулически шевельнулся и опустился в яму, образованную моим неудачным заклятием. Не опуская рук и продолжая петь, девушка подошла к твари почти вплотную. Та, покорившись чарующим звукам волшебного голоса, стала вдруг видоизменяться. Щупальца и хоботы втянулись внутрь тела, закрылись жадные пасти, и вскоре перед девушкой бился, пульсируя, как огромное сердце, бесформенный ком чистой энергии. Причем настолько мощной, что ее хватило бы для уничтожения большого города. В следующее мгновение древняя сила заколыхалась, потекла, переливающимся потоком послушно скользнула туда, откуда появилась, и исчезла. Айшет замолчала.
– О—о–о, – выдохнул Дрианн.
– Прости, лейтенант, – повинился Хамар.
Я изо всех сил тер ладонями лицо, чтобы хоть как—то прийти в себя. Потом поднял голову. Айшет стояла на краю ямы и смотрела на меня. Тяжело поднявшись, я подошел к ней. Воины куда—то исчезли, а может быть, они и оставались на месте, просто мы их не замечали. Смотрели друг другу в глаза, я обнимал ее хрупкие плечи, а она доверчиво прижималась ко мне. Как у тебя это вышло, девочка? Такая юная, такая маленькая – и покорила существо, собиравшееся уничтожить роту здоровых мужиков. Кто ты? Как жаль, что мы не можем понять друг друга. И вдруг… Не знаю, как, но я услышал ее голос, произносящий:
«Я пришла. Отец не хотел отпускать меня, но я пришла…»
«Твой отец…»
«Нет, тогда он не заставлял меня. Я сама»
«Прости меня, но я все равно не могу остаться с тобой»
«Я понимаю, любимый. Это ничего, ведь у меня навсегда останется частица тебя»
«Значит, это правда, и у нас будет сын?»
«У нас будет дочь…»
«Дочь, Айшет?»
«Дочь, Заклинающая пустыню, как я»
«Айшет…»
«Мне пора идти, любимый. Легкой дороги тебе. Пусть не страшит пустыня – теперь она отпустит тебя»
«До свидания, Айшет»
«Прощай…»
Девушка ласково отстранила меня и взмахнула руками, словно птица, собирающаяся взлететь. Пространство снова расслоилось, и перед ней открылся туннель. Не оглядываясь, Айшет шагнула в него и двинулась туда, где угадывались очертания шатров. Почему—то теперь я точно знал, что она ушла из моей жизни навсегда. Но у меня будет дочь… Эта мысль вдруг ни с того ни с сего наполнила таким счастьем, что я радостно рассмеялся. Оказавшийся неподалеку Ом посмотрел на меня с искренним интересом, не понимая, чем вызвана такая веселость.
– У меня будет дочь! – поделился с ним я.
Лютый недоверчиво вытаращил светлые глаза, потом, широко улыбнувшись, подтвердил:
– Ну да, очень даже просто! – видимо, решил, что у лейтенанта что—то с головой приключилось после схватки с чудищем.
– Хамар! – в этот момент я всех любил, и ссориться с капралом не хотелось.
– Лейтенант, я…
– Ничего, Хамар. Скажи только, кому ты молился.
– Я вырос в Солнечном крае. Моя семья – выходцы из Андастана. У нас есть древняя легенда о Песчаном боге, появляющемся в пустыне раз в несколько тысячелетий. И справиться с ним могут лишь Заклинающие пустыню.
Андастан? А, да, там тоже есть какие—то пески. Видимо, предки Хамара были кочевниками, или караванщиками.
– Каждый андастанец с детства знает охранную молитву, в которой просит Песчаного бога пощадить его племя и не являться ему. Но я думал, это лишь сказка, дань традициям…
– А что ты знаешь о Заклинающих пустыню?
– Да ничего толком, до этого момента тоже считал их красивой сказкой.
– Что за сказка?
– У нас есть предание, что где—то живет старинный род Заклинающих, которые обладают знаниями Древних. Лишь они способны укротить Песчаного бога и вернуть его обратно.
– Куда обратно? Откуда он вообще вылез—то?
– Говорю же, лейтенант, не знаю я ничего! У нас никто и никогда не видел ни бога этого самого, ни Заклинающих.
Простите, и вот это, ужасное, тупое и уродливое – бог?! Я только теперь осознал, что Хамар упорно именует сгинувшее в песчаных глубинах чудовище этим громким титулом. Нет, не может такого быть! Бог – он мудрый, всезнающий, бог – это высший разум, а не просто сгусток энергии, облаченный в кусок изменяющегося мяса! Больше, сколько я ни пытал капрала, ничего узнать не смог.
Мы похоронили солдата, обескровленное изуродованное тело которого осталось лежать неподалеку от ямы. Потом отошли как можно дальше от места бойни, и разбили лагерь. Сил, чтобы продолжать путь, ни у кого не было. Казалось, Песчаный бог выпил из людей всю энергию. Впрочем, может, так оно и было. Постепенно солнце, спустившееся к горизонту, и небо обрели свой прежний цвет, и даже жара немного спала. Подул слабый, но все же хоть чуть—чуть освежающий ветерок. Наступил вечер, но призраки так и не появились. Видимо, их тоже напугал розовый урод, а может, они сочли, что после пережитого ужаса люди не воспримут их появление всерьез.
– Жизнь налаживается! – констатировал мастер Триммлер.
– Ты—то что в нашей жизни понимаешь? – привычно отозвался Добб. – Того, этого, кроме шахт своих ничего и не видел.
– Я не видел? Да ты по сравнению со мной просто сосунок! Вы, люди, ужас какие высокомерные! Почти как Белоглазые!
– А все гномы жадные и трусливые! – безапелляционно заявил капрал, обиженный сравнением с эльфами.
– Что—о–о? – на этот раз он сумел достать сына гор. Действительно, уж чего—чего, а таких грехов как алчность и пугливость за мастером явно не водилось.
Оскорбленный напраслиной, гном подскочил к Доббу, старательно жующему полосу вяленого мяса, и отвесил ему звонкий подзатыльник. Не ожидавший столь стремительного натиска капрал подавился и зашелся в хриплом кашле, жестами прося постучать его по спине. Что мастер Триммлер и выполнил с превеликим удовольствием. Кусок полупрожеванной снеди вылетел из Добба, и удивительно, что вслед за ним не последовали легкие.
– Того, этого, – откашлявшись, вполне добродушно удивился он. – Что на тебя нашло—то, борода?
– А ты думай, что говоришь! Б’хойч никогда не были трусами! И жадности за нами не водится, мы просто бережливые, и деньги считать умеем!
– Ладно, ладно, – пробормотал Добб, который и сам уже не рад был, что завел этот разговор. – Да только, – не удержался он, чтобы не подкусить друга. – Что ж ты, раз смелый такой, сбежал с волшбинковой шахты? А из Санмы, небось, сразу на корабль – и дай Луг ноги! А мы дерись там…
– Это – не моя война, – посуровел мастер Триммлер. – У меня есть дела в Гольтенвейер, б’хойч не вмешиваются в людские распри.
– Да пошутил я, борода!
Однако гном нахмурился и отошел от костра, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство. Он уселся поодаль и принялся полировать тряпочкой свой и без того до блеска начищенный топор, периодически исторгая из себя истошные визги и рыки, которые упорно продолжал считать пением. Исподтишка наблюдая за ним, я заметил, что мастер Триммлер время от времени о чем—то задумывается, потом, словно прогоняя нежелательную мысль, взмахивает головой, трясет бородой и вроде бы успокаивается. Но проходило какое—то время, и сын гор снова погружался в мрачные размышления.
Я немного посидел у костра, пожевал сухарей и мяса, сделал пару глотков старки, по которой уже успел изрядно соскучиться за последние дни (в жаре пустыни не больно—то разбежишься с горячительными напитками). И отправился на боковую. Меня беспокоил Артфаал, заявивший во время битвы с чудовищем, что он обессилен. Я даже боялся, что демон не явится. Но он выпал из воздуха, и на кошачьей морде было написано искреннее раскаяние. Не думал, что когда—нибудь увижу нечто подобное. И как ему удавалось передавать свои эмоции при помощи звериной физиономии?
– Мне жаль, барон, но я ничего не мог сделать, – сразу же сказал он. – Эта тварь высосала все мои энергетические запасы, и даже пребывание в Ядре Мрака не помогло мне восстановиться до конца.