– А как наш магический щит?
– Установлен и поддерживается в активном состоянии. Причем мы сделали его предельно мощным. Но повторюсь: у орков сильные шаманы.
Де Грасси нахмурился. Приходилось, руководствуясь догадками и интуицией, принимать решения, от которых зависело множество жизней, а может, и судьба Паргании.
Вскоре в генеральском шатре собрались командиры полков и полковые маги. Сидя вокруг карты, они угрюмо слушали генерала, не хуже него понимая всю меру ответственности, возложенной на старших офицеров. Закончив с оценкой обстановки, де Грасси не стал переходить к обсуждению стратегии и тактики сражения. Предугадать дальнейшее развитие событий было невозможно.
Первым молчание нарушил Жак Тинэ, командир третьего полка кавалеристов, самый молодой на этом собрании:
– Находясь в полном вооружении, солдаты не смогут отдохнуть, мой генерал. Вы сами знаете, сколько весит доспех тяжелого кавалериста.
– А вы сами знаете, сколько времени уходит на то, чтобы снять и надеть его, – устало ответил де Грасси. – Люди останутся в доспехе.
– Но, мой генерал…
– Люди останутся в доспехе, – уже жестче повторил герцог.
Он мог бы еще раз обсудить с молодым Тинэ все обстоятельства кампании, но полковник и так их знал. А вот передать свои предчувствия, объяснить, что за фантомы гложут душу, рассказать о том, что нашептывает ему тревожный голос интуиции, де Грасси был не в состоянии. Как и истолковать свои ощущения. Но все вокруг было враждебным, он это чуял. В темноте двигались смутные тени, раздавались таинственные шорохи. Из темноты поднимались запахи – странные, чужие, враждебные. Каждый куст казался живым существом, затаившимся перед прыжком, каждая кочка – ловушкой, поставленной на человека. И генералу все время казалось, что из темноты на него смотрят глаза – острые, внимательные, полные холодной злобы. Де Грасси кожей ощущал их изучающие взгляды, не упускавшие из виду ни одного движения. Но предчувствия – материя слишком эфемерная для настоящего воина. Они годятся скорее магу. С ним-то герцог и решил посоветоваться, когда все разошлись.
– Что же, друг мой, – мягко произнес мэтр Тернель, выслушав сбивчивые пояснения генерала. – Лагерь накрыт щитом. Более того, по всему периметру разбросаны чары Неприкосновенности и следящие заклинания. Даже если бы шаманы орков нашли способ преодолеть всю эту волшбу, уж я-то заметил бы присутствие врага, уверяю вас.
– Значит, я ошибаюсь?
Генерал и сам не знал, радоваться ему или огорчаться. Ложные предчувствия – это попахивало дамской истерикой, паникерством и прочими нервными явлениями. А де Грасси, отказывался признавать наличие у себя нервов.
– Но вот что творится за защитным периметром, мне неизвестно, – продолжил волшебник, – и признаюсь, Жерар, я испытываю чувства, схожие с вашими. Они следят, Жерар, – он понизил голос до шепота, – эти твари следят за нами.
– Вы не говорили остальным? – невольно тоже переходя на шепот, спросил де Грасси.
– Нет, Жерар. Я никогда не позволил бы себе сеять панику среди воинов. Но дело в том, что мы с вами не одни, кто чувствует присутствие врага. Да-да! Обратите внимание: люди напряжены и даже напуганы. Конечно, можно объяснить это усталостью и невозможностью отдохнуть как следует. Но пройдитесь по лагерю: не спят даже пехотинцы, не обремененные тяжелым доспехом. А посмотрите, как нервничают лошади!
– Орки… – скрипнув зубами, ненавидяще пробормотал генерал, – следят…
– Я так не думаю. Вполне допускаю, что эти твари тоже ходят вокруг лагеря. Но их присутствие не могло вызвать приступ всеобщей тревоги. Они – всего лишь недочеловеки, или высокоразвитые животные – как вам угодно. Очевидно одно: их энергетика ничем не отличается от энергетики остальных живых существ и вряд ли может оказывать такое воздействие.
– А кто тогда?
– Не знаю. Но обычно так ощущается энергия смерти. Потусторонняя сила.
Генерал тяжело дышал, подавляя гнев, отчего ноздри его крупного орлиного носа хищно раздулись.
– Мы еще посмотрим, что сильнее: нежить или добрый клинок!
Несмотря на свое заявление, остаток ночи де Грасси провел, разглядывая в увеличительную трубу огненное покрывало, расстелившееся над лагерем орков и ожидая нападения.
Но степняки так и не атаковали. Ночная темнота утекла незаметно, сползла с неба, словно простыня черного шелка с тела просыпающейся красавицы. Наступило свежее, напоенное росой, воспетое птичьими трелями утро. Никаких перемен оно не принесло. Орки потушили костры, и теперь де Грасси не мог ничего разглядеть в трубу. Он сделал несколько попыток, прежде чем увидел темную пелену, затянувшую зелень поля. Это построилось орочье войско. Но на этом все передвижения в стане врага завершились. Черная громада оставалась неподвижной.
Генерал обходил лагерь, и повсюду видел усталых, измученных ожиданием людей. Хмурые, отечные от недосыпания лица, злые тяжелые взгляды. Больше нельзя медлить, понял он. Пока в людях не перегорела эта злоба, надо выступать. Собрав совещание, приказал:
– Командуйте выступление. Первой идет конница.
– Мой генерал, но в таких случаях обычно вперед отправляют пехоту, – возразил один из офицеров.
– Я не стану жертвовать людьми, превращая их в живое мясо! Кавалерист в поле многократно превосходит пехотинца по силе, скорости и маневренности. Конница разобьет строй орков, а пехота зачистит остатки.
– Подумайте, хорошо подумайте, Жерар, – шепотом добавил мэтр Тернель. – Не принимайте опрометчивых решений.
Генерал холодно взглянул на Главного мага:
– Вы отвечаете за магическую поддержку, полковник. Вот ею и займитесь. Это приказ.
Волшебник вытянулся в струнку, четким движением коснулся лба, отдавая честь:
– Есть, мой генерал!
Войска построились, и знаменитая парганская кавалерия, еще не знавшая ни одного поражения, двинулась вперед. Двадцать тысяч всадников в тяжелом доспехе на конях, закованных в броню – мощная сила, способная растоптать, раздавить, смести любого противника. В составе каждого полка ехал волшебник, поддерживавший над воинами магический щит. Но и без защитных чар кавалеристы казались неуязвимыми. Копыта коней, нагруженных железом, оставляли на земле глубокие следы. Следом, на расстоянии, шла пехота.
Генерал следовал в арьергарде, отдавая приказания с помощью связующего амулета. Рядом ехал мэтр Тернель. Когда до лагеря орков оставалось не более двух майлов, де Грасси приказал пехоте остановиться. Теперь оставалось дождаться исхода кавалерийской атаки, в успехе которой, впрочем, генерал не сомневался, и двинуть пеших воинов добивать остатки орочьей армии.
Генерал остановился на небольшом пригорке, с которого удобно было наблюдать за военными действиями, и взглянул в магическую трубу. Теперь он отчетливо видел не только войско дикарей, но и каждого из них так, словно они были совсем рядом, мог рассмотреть уродливые серые лица, маленькие злобные глазки, устремленные в ту сторону, откуда шло человеческое войско.
Орочий вождь тоже сделал ставку на кавалерию, если ее можно было так назвать – в арьергарде войска стояли верховые на огромных волках. Звери злобно скалились, рыли задними лапами землю, готовые сорваться с места и ринуться на врага, но степняки сдерживали их. Армию возглавлял молодой широкоплечий орк в расшитой самоцветами лисьей шапке, восседавший на огромном волке. Всадник, стоявший справа от юноши, был стар, даже дряхл. Приложив руку козырьком ко лбу, он напряженно вглядывался в небо. За ним растянулся ряд юношей и девушек, державших в руках какие-то круглые предметы.
Де Грасси молча передал трубу Главному магу.
– Тот, в изукрашенной шапке, вождь, – произнес мэтр Тернель, – рядом с ним – старший шаман. Молодежь с бубнами тоже, вероятно, шаманы. Жерар, вы вели речь о восьмидесяти тысячах воинов. Конечно, трудно оценить вот так, навскидку. Однако я думаю, здесь их как минимум вдвое меньше.
– Тем хуже для них… – процедил генерал, но тут же добавил: – остальные могли остаться в крепости либо двинуться в обход…
Кавалерия неумолимой, непобедимой громадой надвигалась на степняков. Орки не двигались с места, словно задались целью погибнуть мечами и конскими копытами. Но когда до войска степняков оставалось около четверти майла, над орочьим строем взвился резкий, тоскливый волчий вой. Выл зверь вождя: задрав к небу лобастую голову, в упоении переступая передними лапами, выталкивал из сведенного сладкой судорогой горла высокий монотонный звук. Его пение подхватывали другие звери, их голоса сплетались, сливались, неслись над землей. Волки пели так, словно не было ни яркого солнца, ни летнего цветения, а лежала вокруг заснеженная степь, залитая светом полной луны.
Кони занервничали, забеспокоились, но продолжали двигаться вперед: анимочары, вплетенные в уздечки, делали их послушными воле седоков.
– Дешевый трюк, – усмехнулся мэтр Тернель.
Но едва маг успел выговорить эти слова, с первыми рядами кавалерии что-то произошло. Сразу несколько десятков лошадей, издав громкое, испуганное ржание, упали на колени. Другие попятились, хромая и ломая строй.
– Вперед! – поднеся к губам связующий амулет, выкрикнул де Грасси. – Не останавливаться!
Всадники отчаянно пытались заставить коней подняться. Но несчастные животные были не в состоянии встать. Задние ряды натолкнулись на передние, рванулись вперед, давя копытами лошадей и их всадников. Но и они ушли недалеко. Кони словно впадали в бешенство, и ни понукания, ни даже анимочары не в силах были остановить их. Одни падали, другие взвивались на дыбы и с диким ржанием неслись обратно, навстречу войску.
Орки разразились воинственными воплями, шаманы забили в бубны. Волчий вой сливался с лошадиным ржанием и криками гибнущих под копытами людей. Всего за какие-то минуты стройные ряды кавалерии превратились в перепуганное стадо. Кони сталкивались грудь в грудь, всадники, пытаясь выбраться из свалки, давили друг друга. Столбы густой пыли, поднявшиеся над изрытой копытами землей, скрыли кавалерию от глаз генерала.