Глава 18. Стройка в тундре. Спасенный вручную.
Как добрался до места, где торчал можжевеловый куст — не помню. Кажется, тихо полз на четырех костях, поминутно оглядываясь и следя, чтобы та громадная сволочь, аппетитно чавкавшая рыбой, не задрала морду наверх. Попутно отметил, что ветер дул сзади, значит, от медведя я был с подветренной стороны. «Может быть, может быть, поможет...», загнусавил голосом Ромы-Зверя внутренний скептик.
С «балкона» слетел едва ли не забыв про трос, чуть ли не пешком вниз рванул. Но, сев на уступчике и свесив ноги, решил отдышаться и выдохнуть. Судорожно поколотив себя по карманам, нашел сигареты и впервые в жизни с самой настоящей фантомной болью ощутил отсутствие смартфона. Ни связи, ни интернета здесь не обещали, поэтому я оставил трубку у Самвела. Хотя, чем бы она помогла? Нормальный уровень сигнала был последний раз вчера, за шесть часов лету отсюда. Только если эпичное видео снять, в стиле «Ведьмы и Блэр». Но пока что-то не было желания. Отдышался, выдохнул и сделал вид, что взял себя в руки. Ничего страшного не произошло. Подумаешь — с одной стороны волки воют, а с другой медведь размером с корову кого-то доедает. Мало ли, может, тут так принято? Но сидеть и дальше чаечкой на узком карнизе скалы мне как-то не улыбалось.
На площадке внизу я, как смог быстро, распотрошил бокс, и со скоростью, поразившей бы, надеюсь, матерых альпинистов и их верных шерпов, втащил все самое необходимое на стену. На тот самый «балкон», что на два метра выше верного можжевельничка. Сел рядом с кучей барахла и опять свесил ноги. Посмотрел на заходящее солнце, ушедшее за дальние склоны больше, чем наполовину. Кирилл Мазур, не раз приходивший на ум в этих краях, наверняка давно наставил бы кучу самодельных ловушек и капканов. Хотя нет, пожалуй, он уже свежевал бы медведя, сидя у костерка и напевая песенку про капитана. Я же из всех приспособлений для охоты умел делать силки на рябчика и петли на зайцев. Но для петель нужна была струна, в идеале — гитарная, а ее не было. Зайцев, признаться, тоже не было. Был медведь и общая растерянность — что делать? Спуститься к лодке, отогнать ее на середину озера, заякориться как-то и лечь спать под журчание многочисленных ручьев вокруг? Так медведи неплохо плавают. Наверняка лучше, чем я. Я вообще до девятого класса только двумя стилями умел — камнем и «топориком». Потом только собачий освоил, и значительно позже — благородные брасс с кролем. Но в местной прохладной водичке, да с таким бурым тренером устраивать заплывы решительно не хотелось. Закрепить между двумя лиственницами гамак и заночевать в нем, как советовал Самвел? Мысль здравая. Даже, вон, пару подходящих деревьев можно найти. Только высота, на которой можно привязаться, была от силы метра три. Веревки под тяжестью моей тушки провиснут. Мишка поднимется на задние лапы, и прямо перед носом увидит в аккуратной сеточке, как ветчину в магазине, завтрак из туриста. Да и по деревьям они тоже лазать умеют. Оставалось только разложиться прямо тут, на скале. Что я и сделал, предварительно привязавшись к стоявшему поблизости валуну. Он весил никак не меньше полутонны, так что стянуть его во сне мне не грозило. Да и от поднимавшегося ветерка худо-бедно укрывал.
Спать одетому в мешке — удовольствие не из лучших. На голом камне, да с такими соседями — вообще не удовольствие. Но за день я выгребся и нагулялся по чистому кислороду настолько, что отрубился почти сразу. И проспал без снов всю ночь.
Разбудил меня крик какой-то птицы, наверное сойки. Это они обычно мерзко орут, как припадочные, прямо на лету. Так и сейчас — истеричное трещание, судя по звуку, перемещалось с запада на восток, как будто там, на западе, сойкой выстрелили из рогатки или отвесили ей знатного пинка. Или ее спугнул вчерашний медведь Я открыл глаза, повернул голову и замер.
Это было не просто красиво — это было волшебно. Солнечные лучи из-за горы освещали часть леса и озера, вторая часть пейзажа пока оставалась в тени. Кажется, в Третьяковке только видел что-то похожее, по-моему, на картине Рериха.
Часы показали мне половину седьмого утра и то, что я адски отлежал руку. Попытка пошевелиться и вылезти из спальника сообщила, что они недоговаривали. Отлежал я всего Диму целиком. Затек даже затылок. Из мешка я вылезал, как новорожденный жеребенок, качаясь и поминутно заваливаясь набок. Сдавленно матерящийся жеребчик в «горке», берцах и накомарнике еле поймал равновесие на четырех точках и эволюционировал до новобранца курсов «Московское долголетие». Или одного из семи стариков «группы здоровья» в том фильме, где с ними была одна девушка. Кряхтя и отдуваясь, помахал конечностями, присел со скрипом, перешел к наклонам и замер, глядя на озеро. Судя по многочисленным кругам на воде, рыбы там было немеряно.
Утро не может быть добрым без чашки крепкого чаю. Для меня, по крайней мере. Кто-то предпочитает кофе, кто-то — сок или минеральную воду. Некоторые, стального здоровья люди, начинают день с бутылочки холодного пива. А я представляю общественную и личную опасность без чая поутру. Мозг отказывается работать в прямом смысле слова, как хитрый добрый молодец из русских народных сказок: «не кормили, не поили, в баньке не парили — какие вопросы ко мне? Подите прочь!». Это стало первой проблемой сегодняшнего дня.
Спуститься и быстренько оформить небольшой костерок было несложно. С водой потруднее. Попробовал из левого ручья — горчит и припахивает сероводородом. Присмотревшись повнимательнее, отметил, что кустов вокруг мало и все какие-то корявые, и мох близко к воде не растет. Пошел направо. Там вода была аж сладкой и какой-то, не знаю, сытной что ли? Три пригоршни — и как будто позавтракал. Но организм настойчиво требовал привычной утренней дозы танина. Дождаться, пока чай заварится и остынет, было сложнее всего — я не смог. Зажав кружку рукавами, отдувая всплывшие чаинки, ругаясь и обжигаясь, начал пить. Жизнь налаживалась.
Что у нас дальше по программе? Кров и пища. Только, думаю, очередность стоит поменять. Переночевать пару дней на «балконе» я могу себе позволить, а вот есть один сухпай на берегу такого озера — это идиотизм. Поэтому начать решил с рыбалки. В боксе был складной спиннинг, несколько копеечных наборов «юный рыболов» с Озона, и сеть метров на двадцать. Наборы — это просто леска, поплавок, грузило и крючок. Поплавок долой — и вот она, донка-закидушка. Спиннингом я пользоваться умел больше теоретически. А вот сеточку поставить мог вполне, чем и занялся.
Вернувшись с озера, пришвартовал Плотву и пошел осматривать полянку внимательнее. Оказалось, что в скале левее от можжевельника, было что-то типа вертикальной складки или ниши. Поковыряв мох и землю под ним палкой, я решил строиться именно тут. Для начала разметил площадку, снял и перенес аккуратно в сторону ленты зелено-серо-белого мохового ковра. Перекидать почти десять кубов земли за день — занятие увлекательное, конечно, но никак не складной многофункциональной лопаткой, что выдал мне Головин. Поэтому на сегодня я решил остановиться на том, что вколотил колышки по периметру будущей избушки и выкопал первую траншейку, метра полтора шириной и два с половиной в длину. Сперва, на штык где-то, копалось легко, а потом начался суглинок, рыть который этим совочком было неудобно. К полудню, судя по часам и солнышку, болтавшемуся точно над головой, я заглубился примерно на метр, решил на этом пошабашить и поплыл проверять сетку.
За неполных полдня — как бы не центнер рыбы! Вот это я понимаю — рыбалка! Ни тебе махания блесной и прочими, прости Господи, воблерами, ни гипнотизирования поплавков. Единственное, что напрягало — это две дыры в сети. Что-то пробилось через полотно метрах в пяти и в десяти от берега. Что-то, не обратившее внимание на японскую леску толщиной 0,6 миллиметра. Хотя в такой, говорили, и бобры застревают, как миленькие. Дыры диаметром больше полуметра я задумчиво разглядывал, развесив сеть на краю полянки. Сухую чистить легче, да и чинить теперь придется, хорошо, что запас лески и челнок я догадался прихватить. Считать петли и вязать узлы меня в глубоком детстве научил покойный дед, оказалось – не сложнее, чем вязать крючком. А пока орудие рыболовного промысла покачивалось на ветках, разобрал рыбу: пару присолил, завтра можно будет завтракать, пяток порубил порционно на пожарить, остальных выпотрошил и распластал на юколу, закрепив в раскрытом виде острыми палочками. Закрутившись, обнаружил, что обед пропустил, ужин уже на подходе. Пока разгорался костер — покопал еще немного, без фанатизма. И так, судя по всему, мышцы завтра все скажут про пользу стахановского движения и трудового задора для отдельно взятого меня. Солнце опускалось ниже. Над углями доходил ужин — рыбный шашлык. Если не буду больше пропускать обед и продолжу такими порциями питаться — вернусь в поселок довольным и с круглой мордой. «Если медведь не съест» - ехидно продолжил мысль внутренний скептик, но я показательно не обратил на него внимания. Дымок стелился над ручьем, уходя к озеру. На бечевке чуть покачивали крыльями рыбные «бабочки» юколы. Покой и умиротворение — вот что я чувствовал в тот момент, причем так ярко и сильно, как никогда раньше до этого. Первый день на новом месте догорал с углями костра, чуть посеребренными пеплом. А хорошо здесь, все-таки.
Утро второго дня было точной копией вчерашнего, только сойка не орала. И на рыбалку было не нужно, потому как прошлый улов я и за неделю не съем. Поэтому, поскрипев и поохав во время зарядки на «балконе», я спустился на стройку. Но сперва чай, конечно.
Земляные работы к обеду почти закончил, потому что догадался сделать нормальную рукоятку для складной лопатки и нашел рассохшийся, но вполне крепкий пень, из которого вырубил что-то среднее между совковой лопатой с недлинным черенком и мини-ковшом от бульдозера. Дело пошло значительно веселее. Сварил ушицы, зачерпнув сладкой «правой» воды, и замер сибаритствовать: наваристая уха с дымком и объемы перекиданной с места на место земли наполняли радостью и гордостью. Поэтому когда на краю полянки появился волк — я посмотрел на него эдак снисходительно-небрежно, мол, «ну тебе-то что, серый?». Небогатые познания в мире животных говорили мне, что волк нестарый, но довольно крупный. Он не рычал — просто стоял и смотрел на меня. Я неторопливо поднялся и пошел к куче рыбьих потрохов, которую вчера забыл прикопать или выбросить в озеро. Гость не отводил глаз, только один раз переступил с лапы на лапу. Набрав требухи и несколько голов, сколько в руках уместилось, я направился к нему. Когда нас разделяло шагов восемь, он сморщил нос и задрал верхнюю губу. Молча. Я остановился, разжал руки, вывалив ношу на камни, и пошел обратно, медленно и не разворачиваясь, спиной вперед. Дошел до костра, вытер руки о мох и сел допивать уху через край котелка. Волк постоял, потом так же неторопливо подошел к угощению, обнюхал… И начал есть. Внутренних реалиста и скептика, кажется, хватил родимчик. Мне же почему-то все происходящее казалось вполне нормальным — и гость, и угощение. Вот если бы серый завел разговоры о пог