Оттирать пол взялись мы со Стивом. Тряпок, конечно же, тут не оказалось, поэтому использовали хлопковый костюм Данте. Воды у нас с запасом, так что я взял у геологов ведерко, плеснул туда из бутылки, промокнул штаны и принялся стирать графитовые линии треугольников. Стив тер пол кофтой. Провозились мы недолго, минут десять. Идеально отмыть все не удалось, скорее, мы размазали графит по полу.
Закончив с уборкой, я кинул гайки.
Две упали сразу на бок и замерли в метре друг от друга, а третья покатилась.
Катилась, катилась, катилась… Остановилась подальше (кто бы сомневался) и тоже завалилась на бок. Получился снова остроугольный равнобедренный треугольник. Я измерил углы транспортиром, а Саид, для контроля, лазерным тахеометром. Мингли записал букву «О».
Минут через пять пол был снова исчерчен треугольниками, а на бумаге образовалось слово «ОПАСНО». С буковой «А» пришлось немного помучаться, ей соответствовал угол в тридцать четыре градуса. Тридцать три буквы в нашем алфавите заканчивались, и тридцать четвертый градус обозначал снова первую букву. Таким вот незатейливым оказался алгоритм.
Следующие треугольники начали выпадать не равнобедренными, и мы поняли, что сеанс связи окончен.
— Возможно, Сфера или тот, кто находится внутри нее, сказал, чтобы мы не ходили к морю, — заключил Мингли.
— Может, это не Сфера, — сказал Жорж.
— Наверное, стоит спросить, с кем мы общаемся, — согласился Стив.
— Как спросить? Задать вопрос перед тем, как кинуть гайки? — предложил я.
Они все замолчали. Задумались. Действительно, до этого нам просто передали послание. С чего мы взяли, что они нас слышат? Вдруг это одностороння связь? А может, нам надо тоже им как-то через треугольники сигнал посылать?
— Как задать им вопрос… — задумчиво произнес Саид, — если они общаются через случайно выстроенные геометрические фигуры…
— Для нас случайные, для них, может, и не случайные, — поправил его Мингли.
— Хорошо, допустим, для нас и для них случайность имеет разную… природу? Структуру? Принцип? — сказал археолог. — Тогда… тогда… честно сказать, я не знаю, как выстроить диалог.
— Жорж, ты теперь поменял свое мнение насчет того, что не может быть принципиально иной формы жизни? — язвительно произнес я.
— Рано делать выводы, — ответил биолог, — может, это и не жизнь вовсе. Сознание — не есть жизнь.
— Искусственный интеллект? — спросил Стив.
— Я не знаю. Искусственный это интеллект, естественный это интеллект, интеллект ли это вообще? Может, имитация интеллекта? Мало данных.
— Тестом Тьюринга его проверить? — предложил Мингли.
— Нет-нет, — возразил я, — вы что, это мы тут все карандаши испишем. Это слишком долго и сложно по одной букве общаться. Да и для теста Тьюринга нам надо вопросы задавать. А как их задавать?
— Юра, давай делать, как ты предложил, — сказал Саид, — спрашиваешь и следом кидаешь гайки. Может, снова все гораздо проще, а мы пытаемся усложнить.
— Хорошо, попробуем.
Я отошел от стола. Оглядел товарищей.
— Давай, — подтолкнул Саид.
Я кивнул.
— Ты Сфера? — спросил я громко и внятно, зачем-то подняв голову вверх. Спустя несколько секунд я кинул гайки.
Когда первой буквой оказалась «Н», мы все сразу поняли, но решили кинуть гайки еще два раза.
— Нет, — произнес Саид, — не Сфера значит, ясно… ясно…
— Спроси, кто это, — сказал Мингли.
Я снова кивнул.
— Кто ты?!
Гайки выстроились в треугольник, давший нам первую букву «Л». Второй буквой стала «У», а третьей «Ч».
— Луч? — удивился Стив. — Что еще за Луч?
— Может, надо продолжить кидать? — сказал Мингли.
Я кинул еще раз, но треугольник выпал не равнобедренный.
— Все, разговор закончен? — предположил Жорж.
— Или он… этот Луч таким образом показывает, что он закончил отвечать на вопрос, — сказал я.
— Тогда давай спросим еще что-нибудь, — предложил Стив.
— Попроси его рассказать, кто он и как создает эти неслучайные углы из случайно упавших гаек, — сказал Мингли.
Я озвучил вопрос и кинул гайки. Все три угла снова были разными.
— Вот и поговорили, — я подошел к столу и сел на стул.
— Вопросов стало только больше, — сказал Мингли, — предлагаю начать по порядку. Первое — стоит ли после всего этого ехать к морю?
— Я считаю, что стоит, — отозвался Саид, — терять нам уже нечего. Кислорода осталось дня на четыре.
— Я тоже считаю, что надо ехать, — согласился Жорж, — море может скрывать просто невиданные формы. Мы ничем не рискуем.
— Если мы все там погибнем, то кто отправит данные на Землю? — спросил я.
— Погружаться будут двое, — ответил капитан, — в любом случае все не погибнем.
— Ну так что? Значит, едем? — обратился ко всем Стив.
— Едем, — подтвердил Мингли.
— Но я настаиваю на том, что нам надо поспать, — сказал Стив, — мы на ногах уже около пятнадцати часов. Я введу вам всем снотворное. Отдохнем, покушаем и выдвинемся.
Стив оглядел команду в надежде, что все согласятся.
— Я бы отдохнул, — согласился я, — голова тяжелая.
— И я, — сказал Саид.
— Да, всем надо поспать, — Жорж потянулся.
— Как проснемся, попробуем еще раз поговорить с этим Лучом, а после выезжаем. Сегодняшний сеанс связи и, надеюсь, завтрашний обсудим по дороге. Завтра сначала к Сфере, потом к морю.
Глава 19. Море Кракена
Самым большим морем на Титане является Море Кракена. По своим размерам оно превышает Каспийское море — его площадь составляет 400 тысяч квадратных км. Глубина его может достигать по данным Кассини около 200 м.
Съемка с аппарата Кассини 2005 г.
Проспали мы чуть более восьми часов. Я проснулся позже всех. Некоторое время лежал и смотрел в белый потолок в надежде, что все случившееся было лишь сном. Давящие мысли о скорой смерти не сразу вернулись в сознание, и первые минуты после пробуждения я смог провести, ощущая умиротворение и утреннее спокойствие выходного дня. Но теперь пришло время возвращаться в реальность. Я поднялся с пола. Спину ломило. Настроение стало настолько скверным, что невозможно описать. Я не хотел умирать…
Пить и есть в непригодной для дыхания атмосфере было крайне неудобно — набираешь воздух, снимаешь шлем скафандра, кладешь в рот тушенку, надеваешь шлем. После завтрака мы попытались еще раз связаться с Лучом, но буквы выпадали в случайном порядке.
Я вышел из шатра. Метановый дождь тут же начал заливать стекло скафандра. Вдалеке гремело. Прожектора, направленные в стороны от нашего пристанища, позволяли видеть не более чем на двадцать метров, а дальше все скрывалось за черной стеной ночи.
Шел к буровой, еле волоча ноги. Очередной порыв ветра заставил меня покачнуться. Рукой я смахнул капли, стекающие перед глазами и размывающие изображение. Мингли уже прицепил батискаф к машине. Я залез в кабину и сел за руль. Завел электромотор. Прогреваться она будет минут двадцать. Этого времени хватит, чтобы собрать необходимые вещи, в том числе и переносной модуль для нового лагеря возле моря. Скорее всего, там мы проведем несколько земных дней.
Выехали к Сфере. Я держался двумя руками за руль. Машину трясло из-за камней под колесами. Справа сидел Стив, остальные сзади. Глядя на гироскопический компас, я подумал — а вот если он сейчас сломается, то как мы в такой тьме найдем дорогу обратно? Никаких других навигационных систем, кроме компаса, у нас нет, ведь спутники над Титаном не летают, а звезд, по которым можно было бы ориентироваться, как моряки в древности, не видно из-за туч. Сейчас этот компас — наш единственный указатель. В зеркале заднего вида уже исчез в густой атмосфере луч прожектора, который я направил в небо на случай, если произойдет непредвиденное и нам придется искать базу.
— Исходя из теории Демона Лапласса, — начал рассуждать я, — случайностей вообще не бывает. Всем правят причинно-следственные связи. Падению гайки предшествует сила броска, гравитация, трение и еще куча факторов.
— Значит, что бы гайки упали так, как надо им, они должны заложить в тебя параметры броска? — спросил Мингли.
— Выходит, что так, — ответил я, — но это вне физики нашего мира.
— А если они не из нашего мира? — предположил Мингли.
— Тогда и нет смысла рассуждать, — вмешался Жорж, — чего толку гадать?
— Гадать толку нет, а рассуждать и строить теории вполне себе можно, — ответил Мингли.
Компас не подвел. В свете фар мы увидели ее.
Выходить на улицу ни у кого желания не было. Вышел только Саид. Я развернул буровую так, чтобы светить ему в спину, пока он делал в очередной раз съемку Сферы. Он прошелся по трем своим реперным точкам, а мы ехали следом.
После в кабине археолог сразу сравнил размеры. Удивился ли я, когда мы увидели увеличение радиуса Сферы на пять сантиметров? Даже не знаю. После всего, что произошло, как можно удивляться? Нет, я не удивился, но теперь в наши условия задачи попала еще одна переменная. А сама задача звучала так — что тут происходит? Кто такой Луч? Что такое Сфера? Вместо последовательного приближения к ответам, мы отдалялись от них из-за ввода новых данных.
— Можно сказать одно, — произнес Жорж, — если она не сжимается, значит черной дырой ей не стать. Это хорошая новость.
— Мы не знаем, почему она увеличилась, — сказал я, — может, есть какие-то циклы. Сейчас она увеличилась на пять сантиметров, а завтра сожмется на метр.
До моря мы добрались за два с половиной часа. За двадцать минут до прибытия я начал волноваться — вдруг Саид ошибся с выставлением маршрута относительно нашего компаса. Не знаю, откуда пришла эта фобия потеряться на ледяных пустошах Титана, ведь в первые ночные поездки я ее не ощущал.
Я стоял на берегу. Поверхность из жидкого метана, которую в энциклопедиях описывали гладкой как зеркало, сейчас колыхалась, а волны накатывались на каменистую сушу, едва не доходя до моих ботинок. Я вслушивался в шум морского прибоя и ударов дождя. Низкие звуки шороха, шипения и треска доносились со всех сторон. Увидеть бы море днем… А сейчас оставалось довольствоваться малым — тем сектором видимости, который попадал в зону налобного фонаря.