Пришло все же к нему понимание, хоть и с большим запозданием, что такие способности об очень многом говорят.
Потому что в Империи это не такое уж и непонятное умение, все Слуги Всеединого Бога его время от времени демонстрируют народу, как божественные сверхспособности, выданные им именно самим Всеединым Богом.
Молчит, потому что начал подозревать во мне такого же Слугу на каком-то спецзадании и еще не хочет снова кляп заиметь, надеется дальше ехать со свободным ртом.
Да, это гораздо лучше, нормально дышать — тоже такая привилегия для правильно себя ведущего пленника.
Прислуга и стражники суетятся вокруг своего бывшего господина, развязали ему руки, отвели к указанному пригорку и сами отошли от него на время отправления благородных естественных надобностей.
Там он какое-то время активно растирает запястья, кидает несколько быстрых взглядов по сторонам, но видит, что я внимательно наблюдаю за ним и лучницы уже тоже держат луки в руках, поэтому бежать сразу же раздумывает. Он может теоретически попробовать запрыгнуть с нескольких шагов на бугорок и скрыться за ним, но рисковать не хочет, потому что явная смерть его ждет сразу же или немного попозже все равно догонит.
— Не хочешь бежать? Все равно ведь побежишь, — я стою в пяти метрах от пленника и даю условный сигнал лучницам, смачно почесав шею под подбородком. — Прошло время жалости и гуманизма, а в этих краях еще никогда и не начиналось.
Фиала, а за ней Ксита поднимают луки, накладывают на тетиву стрелы и пока ждут, выйдя на удобное для стрельбы место, чтобы остальные попутчики не мешали на линии стрельбы.
Норр это действо тоже успел рассмотреть и в его сознании появляется понятное недоумение приготовлениями лучниц.
А мог бы догадаться все-таки, что я могу не только в сознании шарится, но еще заставлять людей много чего делать.
Поэтому я не затягиваю финал, а тут же отдаю ментальный приказ самому норру: — Бежать! Быстро!
Он не очень готов к этому действию, сначала запинается со приспущенными штанами, потом делает шаг, другой наверх, подтягивая штаны, дальше прыгает еще выше и вот уже поднялся на пару метров от лужайки. Еще один прыжок, и он сможет перескочить через пригорок.
Хотя, что это ему даст, не очень понятно, только он все равно себя сейчас не контролирует.
Лучницы так же забегут на возвышение и спокойно его расстреляют, как в тире, пока он добежит до кустов, да и у Терека лошадь под рукой, догонит с ходу и рубанет его же личным мечом благородную норрскую спину.
Но Фиала самая первая вскидывает лук и стреляет, как было уговорено, а в затылке у норра появляется новое украшение, оперение ее меткой стрелы. С шести-восьми метров моя девушка не промахивается.
Его бывшие стражники и слуги замирают потрясенные так резко изменившейся картинкой.
Только что норр смирно стоял, поливая травку могучей струей и вот он сделал самоубийственный рывок, даже не прекратив свой туалет. Вот стрела вышибает ему мозги, а он по инерции валится на ту сторону пригорка.
— Стоять всем! — свирепо командую я новичкам, сам тут же перескакиваю через пригорок и успеваю, замерев над уже дергающимся в последних конвульсиях телом, собрать с него всю посмертную энергию, перебив еще для верности шею молодого норра копьем.
— Интересно, кому именно и в какой пропорции отойдут единицы умений сейчас? Мне или Фиале? Сказал ведь Ксите вообще не стрелять, чтобы посмертная энергия с тела норра и та, что приходит нам за смерть, не пропали в пространстве, — размышляю я над его обмякшим теперь навсегда телом.
Потом достаю стрелу из затылка и быстро освобождаю норра от одежды, сначала снимаю куртку и вышитую рубаху, потом стаскиваю высокие сапоги из тонкой кожи, вытряхиваю тело из широких до колена штанов по имперской дворянской моде. Впрочем, здесь она почти точно такая же, немного только отличается.
Вскоре уже покойный норр Альфирил остается лежать только в нижнем белье и босый, я же возвращаюсь к повозке и бросаю его одежду на нее.
Утром во время допроса спросил напоследок молодого норра Альфирила, сколько человеческих жизней на его совести, он ответил таким же бесцветным голосом, что двенадцать мужчин и женщин прибито лично им до смерти.
Эти двенадцать загубленных душ неплохо так принесут мне и моим людям — вот о чем я должен думать сейчас и всегда потом. Смерти матерых убийц и прочих нехороших деятелей этого времени должны приносить солидное усиление в наши умения, в отличии от смертей совсем невинных людей.
А это всегда опытные стражники и дружинники, сами местные благородные.
Не хотел ведь вообще рисковать своей единственной жизнью норр, надеясь на скорую встречу с каким-нибудь дворянином при дружине, но все же безмолвно повиновался моему ментальному приказу. Теперь у нас осталось последнее небольшое дельце — закопать его тело на этом же холме, и проблему можно считать полностью решенной, а вопрос закрытым.
Наверно, что дворяне со своими дружинами очень нечасто тут, в диких лесах, катаются, пару раз в год, не чаще, приезжают налоги и подати собрать со своего народа. Так что не должны мы никого встретить в ближайшие два-три дня, да и неважно это уже стало совсем.
Возвращаюсь к своим, смотрю на замерших новичков и остальных уже опытных членов нашей теплой компании и пожимаю плечами:
— Все, убит наповал. Зря побежал, дурашка! Его же предупреждали!
Потом достаю лопату с повозки и бросаю стражникам норра:
— Закопайте его тело на самом верху, пусть красиво лежит, земля ему пухом!
Добавляю самое замурзанное одеяло, которое давно пора выкинуть:
— Верхнюю одежду я всю снял, оставьте в нижнем белье и заверните в одеяло!
Чувствую все-таки в душе стражников и слуг серьезное такое облегчение от наконец окончательно закрытого стрелой Фиалы вопроса и понимаю его. Они, как бы, остались с чистыми руками и совестью. И сами тут вообще не причем, не имеют никакого отношения к его смерти, ничего такого не сделали, просто молодой господин сам решил сбежать очень по-глупому, а теперь его уже нет в живых к тихому всеобщему удовольствию.
Возможно, когда-то они поймут, что подтолкнуло неугомонного нора Альфирила к попытке бегства, если придет время им тоже предложить одну интересную вещь поставить в свои головы.
Но тогда это будет уже совсем неважно, а сейчас определенная радость чувствуется в сознании новичков.
— Да и сам молодой норр поступил именно так, как раньше вел себя постоянно, — вот что они сейчас думают.
Больше с прежней жизнью их по гамбургскому счету ничего не связывает, а теперь больше не от кого ждать мести за то, что не умерли за него.
За полчаса выкопана людьми норра солидная могила на краю высокого холма, принесены несколько крупных камней, найденных вокруг, чтобы обозначить ее на будущее. Все готово к похоронам в прошлом благородного мужчины, теперь просто обычного покойника в перемазанном грязью нижнем белье.
Пока Фиала охраняет нас с верхушки холма, как самая востроглазая, мы все молимся, каждый на свой лад, потом слуги и стражники заворачивают тело в одеяло и осторожно опускают его в могилу.
Еще пять минут работы лопатами и теперь только свежая земля напоминает о случившейся здесь неудачной попытке бегства нашего пленника.
— Не стану извиняться, молодой норр, за твою смерть, ведь жизнь оставила мне только один выбор — или ты, или все мы, — говорю сам себе.
После этого мы быстро уезжаем с лужайки, долго оставаться здесь не хочется никому. Народ работает ложками верхом или на повозке, закидывая в рот обычную пшенную кашу, но с солидным количеством мяса.
— Слуги и стражники немного повеселели, — замечает мне Терек, так же ведущий в поводу коня уже покойного норра.
— Да это хорошо. Он так всех достал, что о его смерти не будет никто из них сожалеть, — я пока сам запрыгнул на одну из наших лошадей. — Через пару дней вообще про него забудут на радостях, что распрощались навсегда. И чтобы свою совесть лишнего не напрягать.
Пришло время мне серьезно осваивать верховую езду, есть у меня пять-шесть дней для такого дела, но не только смирная кобылка меня будет катать, еще с дворянским конем лично мне придется часть этого времени позаниматься.
Терек попробовал на него сесть, так чертова зверюга тут же решила хватить его зубами, получила по морде тяжелой ладонью, потом все равно попробовала скинуть наемника на землю. Но я очень умеренно приложился коню по сознанию, остановил его бешенство, заставив замереть на пару минут в неподвижности, таким образом Терек смог проехаться на нем до следующего привала.
Но точно так же снова столкнулся с неповиновением жеребца, когда начал слезать с него.
— Не так все просто будет с ним! — озабоченно сказал он мне.
— Посмотрим. Я его едва-едва коснулся сейчас, а нужно, как того козла, реально шарахнуть по сознанию, — отвечаю я.
— Ну, его за несколько дней обычным воспитанием не приручить к послушанию. Не так он воспитан. Так что хорошо бы тебе на нем восседать, когда станешь дворянином прикидываться, но и обычная наша кобыла на крайний случай пойдет. И на таких небогатые дворяне ездят.
— Тогда продадим его заводчикам и всего делов. Но лучше все-таки объездить его, так сразу все вопросы по благородному званию снимутся, — негромко рассуждаю я. — На таких жеребцах только дворяне катаются.
Мы к обеду пересекаем незримую границу между королевствами, а убеждаемся в этом в первой лесной деревне, где мужики подтверждают нам, что сами живут в Ксанфе.
Сбежались посмотреть на наш караван, рассказали, где тут ближайшая таверна и сколько добираться до более-менее солидного города.
— Так, ваши милости! — обращается самый словоохотливый именно к слугам норра, как более разнообразно одетым:
— Если прямо ехать, — показывает он куда-то в центр королевства, — то четыре дня придется потратить, чтобы добраться до большого города Варбурга на холме.
Ага, это недалеко от границы с Вольными баронствами получится.