— Почему я? — повторил Полынин.
— А кто ещё?
Антон снова сел на своё место, придвинул кресло совсем близко к Вадику, так, что его колени почти коснулись колен Полынина.
— Во-первых, единственный для тебя способ вернуться на прежние позиции — это убрать Савельева. Пока он жив, он тебя не пустит назад. Для тебя даже должности теперь в Совете нет, он её упразднил. Во-вторых, ты владеешь информацией, которую Павел Григорьевич предпочитает держать в тайне. Пока держать в тайне, — Кравец многозначительно поднял палец вверх. — То есть, времени у нас немного. И в-третьих, Вадим, за всё же надо платить. А я и так прошу тебя сделать сущую ерунду. Заметь — не убить Савельева собственными руками, а просто привести в назначенное время в нужное место.
— Да как я это сделаю-то?
Истерические нотки в голосе Полынина не понравились Антону, но он их проигнорировал.
— Тут всё очень просто. Ты звонишь Савельеву и говоришь, что тебе всё известно про Руфимова, где он сейчас, и всё остальное. И выдвигаешь свои условия.
— Сразу?
— Нет, конечно. Кто такие вещи делает сразу? Скажешь Павлу Григорьевичу, что ждёшь его для переговоров на Северной станции. Что будешь говорить с ним только тет-а-тет. Что ты уже позаботился о том, чтобы всё стало достоянием общественности, если с тобой что-то случится. Блефуй!
— Он на такое никогда не купится, — Полынин затряс головой. — Никогда. Он меня уничтожит. Просто уничтожит…
Кравец ещё раз посмотрел на часы. Что ж… Полынин не придёт. Это было уже очевидным.
При всей трусости и нерешительности Вадим Полынин не был дураком и видел все изъяны в плане Антона. Как и сам Антон. План был плох, пестрел дырами — дешёвый шантаж, как в дурацких боевичках, которые крутят в кинозалах для прыщавых, изнывающих от избытка тестостерона подростков. Но другого у Антона не было. Северная станция, полуразрушенная, нефункционирующая, была идеальным местом, где Савельева можно было устранить, не привлекая ничьё внимание. В принципе, нигде больше в Башне это сделать не удастся. Павел Григорьевич всегда на виду. И лишь на заброшенной платформе электростанции всё может получится. Вот только… придёт ли туда Савельев?
Антон так и эдак крутил эту мысль. На самом деле, то, что он предложил Полынину в ту их встречу, было экспромтом чистой воды. Но по глазам Полынина он понял, что именно этот экспромт (да глупый, да сырой, да непродуманный) мог бы сработать. Потому что ни на что Савельев так не реагирует, как на угрозу для своей Башни. То есть план мог сработать. Вернее, мог бы сработать, если бы…
Дверь тихонько скрипнула, Антон резко повернул голову и не удержался от улыбки. На пороге стоял бледный Вадик Полынин…
Глава 22
Глава 22. Кир
— Олег, у меня остались в больнице буквально два десятка нетранспортируемых стариков. Ну куда я их дену? Сам же понимаешь.
— Я понимаю, но и ты пойми. Аня, у тебя с завтрашнего дня здесь вместо одной ремонтной бригады будут три. Причём они займут весь этаж. Не как сейчас — сегодня они тут поштукатурили, завтра здесь посверлили, а везде. Везде, понимаешь? Это будет не больница, а филиал ада.
— У меня тут и так филиал ада, уже с месяц как.
Анна зло пнула стоявшее рядом пустое ведро то ли из-под краски, то ли из-под штукатурки. Ведро с гулким звоном отскочило прямо Киру под ноги. Сработал инстинкт — Кир ловко поддел ведро носком ноги и отправил его в сторону. Ведро ударило о стену, отрикошетило и встало, как вкопанное, перевернувшись вверх дном. Анна и Мельников (Кир уже знал, кто этот человек, с которым сейчас разговаривала Анна) одновременно повернули головы и уставились на Кирилла.
— Это ещё что за явление? — Мельников и не думал скрывать свой сарказм.
— Кирилл, ты что тут делаешь? — Анна Константиновна, проигнорировав насмешливый вопрос Мельникова, повернула усталое лицо к Киру. — У тебя ведь смена закончилась уже? Что ты тут ошиваешься?
Кир чуть скривился и дёрнул плечом.
— Иди домой.
— А завтра?
— Что завтра? Завтра у тебя всё как обычно, ничего не изменилось, — и, отвернувшись от Кирилла к удивлённому и чуть нахмурившемуся Мельникову, продолжила. — Стариков я никуда переводить не буду. Их немного. В больнице останется один дежурный врач — днём и пара медсестёр в дневную и ночную смены. Остальной персонал весь распределён временно по другим больницам, списки я тебе передавала.
— Я видел.
— Ну раз видел… — слова Анны заглушил громкий звук перфоратора. Она болезненно сморщилась и инстинктивно приложила ладони к ушам, а когда перфоратор смолк, отняла руки и удручённо покачала головой. — Чёрт, как же всё надоело. Олег, как думаешь, этот бедлам здесь надолго?
— Хотелось бы, чтобы они за пару месяцев управились. Финансирование я у твоего Савельева выбил…
— Олег, он не мой Савельев, — Анна закатила глаза, а Кир, который всё ещё не ушёл, а топтался рядом, негромко хмыкнул, чем опять привлёк внимание Анны. — Ты всё ещё здесь? А ну брысь отсюда.
Кирилл завернул за угол, чуть постоял, прислушиваясь к разговору Анны с этим Мельниковым. Но слышно было плохо — где-то не очень далеко, отсека через два, громко ругался бригадир ремонтников, пытаясь перекричать шум периодически включающегося перфоратора. А с завтрашнего дня, похоже, ремонт охватит чуть ли не всю больницу. Останется нетронутой только одна небольшая часть, где сейчас размещены палаты со стариками, да тайник, в котором Анна прячет Литвинова. Вон она как перед этим Мельниковым распинается — не буду стариков переводить, они не транспортабельные. Ага, как же. Просто не хочет, чтобы Литвинова нашли, вот и придумала отговорку.
Мимо Кира прошли двое рабочих с носилками, заполненными строительным мусором. Они о чём-то негромко переговаривались. Тот, что шёл впереди, высокий, сутулый и уже довольно немолодой мужик, обо что-то запнулся и вполголоса выругался, а потом, заметив вжавшегося в стену Кирилла, на всякий случай обругал и его. Раньше Кир не удержался бы, ответил, даже с риском схлопотать по шее, но сейчас промолчал. Подождал, когда рабочие пройдут, и двинулся на звук перфоратора.
Смена Кирилла давно закончилась, но домой идти не хотелось. Всех больных два дня назад перевели в другие больницы или отправили по домам, так что работы как таковой было немного, и Кир особо не устал. И похоже в ближайшие пару месяцев перетруждаться тоже не придётся — его и ещё нескольких девчонок-медсестёр оставили здесь ухаживать за стариками. Кир не знал, огорчаться ему по этому поводу или нет. Привыкнув к рабочему ритму больницы, он вдруг с удивлением осознал, что вынужденное безделье утомляет его гораздо больше, и он, сам того не замечая, ищет, чем бы себя занять.
Кирилл чуть притормозил рядом с рабочими, долбившими стену, но надолго задерживаться не стал. Буквально за перегородкой соседнего отсека слышался хриплый голос Петровича, бригадира, мужика вздорного и грубого. Тот мог по матушке обложить любого, невзирая на должность и положение, и боялся только Анну Константиновну, что было не удивительно — Анну здесь боялись все.
Не дожидаясь, когда Петрович его заметит, Кир свернул к ближайшему восточному лифту и почти нос к носу столкнулся с Наташкой Щербаковой.
— Уф, Кир, вот ты где! А я тебя ищу. Там к тебе ребята пришли. Они сейчас с Катей и Сашкой, а меня попросили тебя найти. Я уже боялась, что ты ушёл, — Наташка звонко тараторила, расплываясь в довольной улыбке.
С тех пор, как Кир расстался с Никой, эта молоденькая медсестра отчаянно строила Киру глазки и даже, кажется, упросила Анну Константиновну, когда та составляла списки и график работ, оставить её здесь на время ремонта. На Кирилла Шорохова у этой девчонки имелись вполне определённые виды.
— Ну и кому я там опять понадобился? — Кирилл засунул руки в карманы и накинул на себя деланно-равнодушный вид.
— Да там братья эти, близнецы которые, Марк и ещё один парень, я его не знаю. Они попросили сказать, если я вдруг тебя увижу, что пришли поговорить. А я так-то в третью процедурную шла, меня эта дура Ирина Александровна туда послала…
Про Ирину Александровну Кирилл слушал вполуха, обычная история — у старшей медсестры, которая и так весь подотчетный ей персонал гоняла как сидоровых коз, к не отличающейся служебным рвением Наташе Щербаковой была особая неприязнь. Впрочем, неприязнь взаимная.
— Где они? — перебил Кир Наташку.
Та обиженно замолчала и едва заметно фыркнула себе под нос.
— В бывшем детском, — наконец сказала она. — Кирилл…
Но Кир уже не слушал её. Махнул рукой и припустил в детское отделение.
В бывшем детском отделении, где о том, что это было именно детское отделение, напоминала только уцелевшая разноцветная горка и огромный плюшевый медведь, которого кто-то усадил на сломанный, аккуратно прислонённый к обшарпанной стене стул, никого не было. Кир чертыхнулся вполголоса, поминая недобрым словом Щербакову, которая опять, как всегда, всё напутала, но тут услышал голоса, доносившиеся из дальней палаты, и пошёл на них.
— Привет, Кир! — Марк Шостак радостно заулыбался, когда Кир вошёл, а Лёнька Фоменко, сидевший ближе остальных к двери, поднялся и обменялся с Кириллом крепким рукопожатием.
Кирилл кивнул Мите, который стоял у окна и задумчиво перебирал рукой шнурок жалюзи, и уставился на Стёпку Васнецова. Вот уж кого он никак не ожидал здесь увидеть.
— Надо поговорить, — сказал Васнецов, не здороваясь. — Есть где?
Кир, не отвечая, медленно прошёл вглубь палаты, уселся рядом с Сашкой и Катей, лениво перекинул ногу на ногу. Краем глаза отметил, что Поляков был бледнее, чем обычно. Да и Катя неестественно напряжена.
Понятное дело, скорее всего вся эта компания ввалилась сюда неожиданно, испортив Кате и Сашке всю малину.
Кир уже привык к тому, что Сашка Поляков, похоже, прописался в их больнице. Даже сейчас, когда помощь волонтёров не требовалась, и организация Ники Савельевой была временно распущена, Сашка продолжал при каждом удобном случае приходить в больницу. Делал всё, о чём бы его не просили, но настоящей причиной того, почему Сашка чуть ли не безвылазно торчал тут, была, конечно, Катя. Сашкино присутствие уже давно никого не удивляло, дураков у них в больнице не держали, и персонал быстро сложил два плюс два. Сашку не прогоняли, даже Анна Константиновна, которая была строга с подчинёнными и не одобряла ничего, что выходило бы за рамки должностных обязанностей, и та закрывала на это глаза. А остальные просто иногда подтрунивали незлобно и как-то нехотя что ли и то, больш