Подсобное хозяйство заброшенного цеха было большим. Маленькие и узкие комнатушки чередовались с просторными складами, где всё ещё сохранились шкафы и высокие стеллажи, узкие коридоры заканчивались закутками, заваленными ненужными и отжившими своё вещами, за длинными раздевалками начинались неработающие души и туалеты.
Они методично осматривали помещение за помещением, углубляясь по коридорам внутрь, доходя до самых стен Башни — здесь они были глухие, без окон, — и возвращаясь обратно в сам цех, но всё было тщетно. Всюду царило запустение и разруха. В душу Сашки закралось сомнение: а что если, они ошиблись? Он ошибся? С чего решил, что Ника может быть на тридцать четвёртом? Из-за реплики Литвинова про Кравца? Да мало ли в связи с чем он это сказал. Стёпка, наверно, думал то же самое.
— Может, мы зря сюда пришли? — шёпот Васнецова прозвучал на самое ухо. — Может, надо было всё-таки на шестьдесят девятый? Если и эта Лена была там…
— Погоди, — внимание Сашки кое-что привлекло. — Посмотри. Здесь кто-то был, и судя по всему, не так давно.
Он указал рукой на пустой пластиковый ящик слева от них.
— И что? — начал Васнецов, но внезапно понял и замолчал. Увидел, что ящик этот явно двигали, совсем недавно, на полу отчётливо виднелся след от этого движения, то место, где раньше стоял ящик ярко выделялось полным отсутствием пыли. Словно кто-то походя задел его ногой и сдвинул в сторону.
Но даже не это было главным. Главным было то, что от этого ящика тянулся след, словно по полу что-то волокли — может быть, другой такой же ящик или что-то ещё, — и след этот заканчивался за дверью комнатки, одной из тех, которую они ещё не успели осмотреть. И что совсем было плохо — дверь в это помещение была не заперта. А никто не станет держать дверь открытой в помещении с людьми, если только они не…
Стёпка с Сашкой, не сговариваясь, переглянулись и кинулись к зияющему темнотой проёму.
— О, господи, — Стёпка добежал первым и замер на пороге. Сашка заглянул через его плечо и тут же отшатнулся.
В маленькой узкой каморке лежали трое, нет… четверо. Один, завалившись на бок, почти перегораживал проход, чуть подальше виднелись ноги в высоких, шнурованных ботинках — крепкие тяжёлые каблуки с железными рифлёными набойками притягивали взгляд. Сашка вспомнил, как Кир однажды рассказывал, что местные гопники за подобные набойки хорошо платят умельцам, в драках таким ботинкам цены нет. Чуть дальше лежали ещё двое.
«Бежать!» — пискнул кто-то внутри Сашки. Проснулся прежний страх, вцепился, потянул Сашку назад, к выходу. Люди, лежащие перед ним, были мертвы, но Сашка, ещё не зная, кто это, ещё не видя их лиц, хотел только одного — исчезнуть отсюда и как можно быстрей.
Он не понимал, откуда взялись силы, но он смог справиться. Заглушил пищащего внутри труса и вошёл в комнатку, первым вошёл, отодвинув так и застывшего в дверях Васнецова.
Человека, которого пришлось перешагнуть, он опознал сразу. Его лицо было чуть повёрнуто к свету, и это лицо — неприметное, тусклое, со стеклянными глазами, которые были у этого человека при жизни и которые остались при нём и после смерти, — Сашка узнал бы из тысячи. Из сотни тысяч.
— Кравец.
Он произнёс ненавистное имя вслух, и Стёпка дёрнулся.
— Что? Ты его знаешь? — нервно спросил Васнецов, потом до него дошло, и он выдохнул. — Кравец? Тот самый? Твой начальник?
Сашка не ответил. Стараясь не смотреть на Кравца и всё равно ощущая его стеклянный взгляд на своей спине, Сашка двинулся вглубь. Ноги в высоких шнурованных ботинках принадлежали Татарину — этот лежал на спине, раскинув руки в сторону, широкое плоское лицо было залито кровью, а третьим был Костыль. Сашка отметил всё это про себя равнодушно, почти не удивляясь. Трое мерзавцев, чем-то повязанных и одновременно нашедших страшную смерть в грязном, убогом помещении.
— Саша? — снова позвал его Стёпка, и Сашка, медленно развернувшись, качнул головой.
— Да, это Кравец. Тот самый. А эти двое — Татарин и Костыль. Это они стреляли в Савельева там, на станции.
— А четвёртый?
Четвёртый? Сашка непроизвольно вздрогнул. Четвёртый как будто был лишним. Он никак не вписывался в эту компанию отморозков, и Сашка почувствовал бегущий между лопатками неприятный холодок, обернулся, на ватных ногах приблизился к этому четвёртому, лежащему на боку, присел и тут же понял, кто перед ним. И не удержался — заплакал. Молча. Ощущая прохладной кожей горячие слёзы, которые он не вытирал, не мог найти в себе силы, чтобы вытереть. Мир вокруг Сашки схлопнулся, выключился, исчез затхлый, бивший в нос запах, свет, ломкими струйками просачивающийся сюда из цеха, выцвел и потускнел, Стёпкин голос затих, и сам Стёпка, внезапно появившийся из-за спины и опустившийся на колени рядом с телом, был похож на призрачный мираж, колыхающийся сквозь солёную пелену слёз.
— Саша! Саша! Он жив!
До Сашки не сразу дошло, что говорил — нет, кричал Васнецов.
— Жив! Да перестань ты плакать! Жив! Кирилл жив!
Сашку словно ударили по щеке. Больно, с размаху, приводя в чувство. Мир включился, закружился, и, хотя Сашка всё ещё сидел на грязном полу, безвольно уронив ладони на колени, жизнь возвращалась — вливалась горячими, неровными толчками, вместе с облегчением и рвущимися на волю всхлипами.
Рядом деятельно возился Стёпка. Он бережно повернул Кирилла на спину и быстрыми, выверенными движениями расстёгивал пуговицы на рубашке. Испуг и растерянность с его лица исчезли, и теперь Сашка видел перед собой прежнего Васнецова, самоуверенного и слегка заносчивого.
— Плечо, — Васнецов повернулся к Сашке. — Он ранен в плечо. Помоги мне!
Стёпкин окрик окончательно привел Сашку в чувство, он сбросил с себя оцепенение и включился, стараясь как можно точнее выполнять распоряжения Стёпки. Васнецов, скинул с себя куртку, скатал её в валик и подложил Киру под голову.
Кирилл лежал неподвижно, устремив вверх опухшее, разбитое лицо.
— Его, наверно, били, — прошептал Сашка.
— Наверно.
Стёпка, наклонившись к Киру, изучал рану на его плече. На Сашку он не смотрел, его тонкое красивое лицо было сосредоточенным и отстранённым. Васнецов как будто отключил в себе все эмоции и действовал, как запрограммированный робот.
— Похоже слепая, — пробормотал он наконец.
— Слепая? — тупо переспросил Сашка, судорожно сглотнув.
— Да. Рана слепая. Пуля внутри. Но надо остановить кровь. Кровотечение не сильное, но он уже тут лежит неизвестно сколько. Нужен жгут, повязка… Снимай рубашку!
Сашка стал лихорадочно стягивать с себя рубашку, Стёпка тоже стащил свою через голову, скрутил её в подобие жгута.
— Рви на полоски, не очень узкие, — отдавал Васнецов команды, не отрываясь от дела — он уже производил какие-то манипуляции над раной. — Да, вот на такие, — Стёпа бросил быстрый взгляд на то, что делает Сашка и снова склонился над раненым. — Майку тоже снимай, рану надо тампонировать. Чёрт, нужна дезинфекция — спирт или что-то вроде… даже самогонка бы подошла. У тебя нет случайно с собой?
Сашка понял, что Васнецов шутит. Шутка вышла так себе, но почему-то даже она помогла, как-то разрядила напряжение, и Сашка попытался поддержать её.
— Нет, всю выпил уже, — пробормотал он. — Сегодня я взял с собой маловато.
Стёпка хмыкнул, показывая, что оценил шутку, хотя, конечно, остроумием она не блистала. Но это было неважно. Главное, что страх уходил, откатывал назад.
— Стёп, рана опасная? Он… будет жить?
— Думаю, да. Если быстро доставить его в больницу и провести операцию — надо вынуть пулю, обеззаразить рану. Нужно в больницу. Я сейчас перевяжу, конечно.
Стёпка замолчал. Сашка смотрел, как ловко он накладывает повязку, изредка бросая Сашке короткие распоряжения — подержать, приподнять.
Кир не подавал никаких признаков жизни, Сашка даже засомневался, жив ли он. Тот же Савельев хотя бы стонал, бормотал что-то. А Кир… Если бы не Стёпка, Сашка бы не усомнился, что перед ним труп.
— Стёп, а он точно жив?
— Точно, — уверенно ответил Стёпка. — Приподними его так, да… Хорошо. Подержи немного. Всё, отпускай.
Он ни на секунду не прекращал своих действий, и Сашка вдруг подумал, что из Васнецова выйдет отличный врач.
— Он просто без сознания, болевой шок. Если я не ошибаюсь, то рана не очень опасна, ничего серьёзного не задето. Просто его сильно отделали, ещё до выстрела. Мне кажется, рёбра сломаны. Давай ещё бинт!
Сашка повернулся, взял очередную узкую полоску ткани, поднял голову и замер. В дверном проёме стоял человек с автоматом.
— Встать! Руки за голову! Быстро!
Сашка подскочил, невольно исполняя команду. Почувствовал, как рядом замер Стёпка. Человек в военной форме, высокий, плечистый, загораживал собой весь проём. Его большие, сильные руки, расслабленно держали опущенный дулом вниз автомат, но Сашка каким-то шестым чувством понимал, что эта расслабленность — не более чем иллюзия, обман, и, если будет нужно, этот человек, не задумываясь, пустит оружие в ход. Стёпка это тоже понял, потому что медленно поднялся, встал рядом с Сашкой, инстинктивно прижавшись плечом к плечу.
— Руки за голову! — повторил военный, и дуло автомата опасно приподнялось.
Сашка со Стёпкой послушно вскинули руки вверх. Из-за спины военного показался низенький полный мужчина, тоже в форме, обтянувшей его так, что, казалось, ткни его, и он выскочит из неё, как тугой маленький мячик.
— Вот это дела, — протянул мужчина, оглядывая комнату. Перешагнул через лежащего Кравца и ещё раз огляделся, смешно завертев круглой лысой головой. — Прямо панорама Бородинского сражения. Смешались в кучу кони, люди. А?
Неизвестно кому он адресовал это «а», но Сашка дёрнул головой, словно соглашаясь. Низенький военный Сашкино дёрганье заметил, усмехнулся и, обернувшись, скомандовал:
— Давайте, ребятки, пошуруйте тут.
Тут же из-за двери показались ещё военные, все как подбор рослые, высокие. Двое шустро прошмыгнули в каморку, рассредоточились, быстро и профессионально осматривая трупы.