Олег чувствовал, и от этих перспектив ему хотелось выть, но он только сдержанно улыбнулся. Хотел было начать заготовленную с утра речь, но не смог, что-то мешало, и он вдруг понял, что. Счастливых. Ставицкий сказал: счастливых людей. Почему? Мельников и сам не заметил, как произнёс свой вопрос вслух.
— Что? — переспросил Ставицкий, чуть подавшись вперёд.
— Счастливых, — Мельников чуть нахмурился. — Я спросил, почему счастливых? Здоровых и красивых — возможно, но счастливых?
— Понимаю, вы мыслите, как врач, — улыбнулся Ставицкий. — Вам важнее физический аспект, материальный. И это правильно. Но существует ещё и этическая сторона вопроса, о которой должен позаботиться уже я, как Верховный правитель. И я обязан думать не только о здоровье, но и о счастье народа. Вот как вы считаете, от чего люди бывают несчастны?
— По многим причинам, — произнёс обескураженный Олег. — Так сразу и не ответишь.
— Да ну бросьте. Несчастными люди бывают от того, что не могут удовлетворить свои желания и потребности.
— И как же вы собираетесь их… удовлетворять? — Мельников всё никак не мог связать тот чудовищный инкубатор с сотнями девушек, матками, как выразился Некрасов, со счастьем. Воображения не хватало.
— Да всё просто, Олег Станиславович. Намного проще, чем вы можете себе представить. Люди всегда чего-то хотят и никогда не останавливаются на достигнутом. Получив то, что хотелось, они хотят ещё большего. И потому, если мы пойдём по пути удовлетворения всех человеческих желаний, мы придём в никуда. Вы согласны?
Мельников неуверенно кивнул.
— А выход, он же прямо на поверхности. Мы просто уберём все желания. Если нечего желать, то и никаких расстройств от того, что желания не сбылись, не будет. Ведь так?
Ставицкий широко улыбнулся, снял и протёр очки, снова водрузил их на место. И продолжил:
— Мы исключим саму возможность выбора у людей. Их жизнь будет сразу определена. Ещё на моменте зачатия. Им просто нечего будет желать. Мы всё распишем до мелочей: профессию, образ жизни. С самого рождения мальчик или девочка будут понимать, где их место в нашем обществе. Им не придётся мучиться выбором, определяя свой жизненный путь. Страх, сомнения, беспокойство — это лишние эмоции, и они исчезнут. Люди с рождения будут точно знать, для какой функции они созданы. А разве не в этом состоит счастье — знать своё предназначение и следовать ему.
— Но… — начал было Олег.
— Никаких «но» тут быть не может. Лишить людей низкого происхождения возможности выбора — это самый гуманный путь. Самый! Выбор всегда подразумевает страдания, мучения, сожаления о несбывшемся. Если сейчас мусорщик осознаёт, что, учись он лучше в школе или приложи больше стараний, то мог бы стать, к примеру, техником, и от этого у него проистекают всяческие расстройства, то в нашем с вами будущем мире каждый мусорщик с пелёнок будет уверен: у него не было и не могло быть других вариантов. А нет страданий и сожалений, нет и несчастных потерянных людей, и все люди будут счастливы.
— А как же любовь, дружба, привязанности, отношения? — Мельников задал вопрос, снова чувствуя ледяное дыхание открывшейся бездны.
— Полноте, Олег Станиславович. Всё это — удел высших. Нас с вами. Низшее сословие, замороченное сказочками про равные возможности, просто тупо копирует наши эмоции, точнее, их внешние проявления. Они идут спариваться, но после просмотренного фильма или прочитанной книги в их неподготовленных мозгах образуется каша, и они начинают мнить, что есть какие-то высшие чувства. И начинают играть в них, как малые дети. Тогда как всё, что им доступно — это только инстинкт продолжения рода. Впрочем, с любовью как раз будет проще всего — со временем мы полностью лишим людей этих желаний. Подавим, с помощью химии. Вы видели разработки Некрасова по химической кастрации мальчиков?
— Но ведь это касается только возможности зачать, насколько я понял. Желания заниматься сексом это не убивает.
— У нас идут и такие разработки. В планах. Производителей мы будем отбирать и выращивать отдельно. Обоего пола. И они тоже будут понимать своё предназначение и тоже будут счастливы. Но без естественного совокупления. Нельзя полагаться на случай. Мужские особи будут сдавать свой материал, женские вынашивать здоровый приплод. Мы дадим им смысл жизни и возможность реализоваться полностью. По-моему, человечество должно быть нам благодарно.
Олег почувствовал, что цифры и строчки в документах, на которые он пялился, не в силах смотреть на Верховного, стали дрожать и расползаться. Он и подумать не мог о таком. Чем дальше он вникал в замыслы Ставицкого, тем страшнее ему становилось. Бездна подступила вплотную, скалилась, ухмылялась, глумливо хохотала прямо в лицо. Неужели Ставицкий всерьёз считает, что совершает благо. Или он издевается? Мельников поднял взгляд на Верховного. Нет, Ставицкий не издевался и не шутил. Лицо его было серьёзным и даже вдохновенным — как у человека, увидевшего что-то прекрасное, полотно древнего живописца или нежный, только что распустившийся цветок.
— Представьте себе, Олег Станиславович! Тысячи счастливых людей, каждый из которых точно знает, для чего он живёт и следует этому. Конечно, до окончательного воплощения ещё очень далеко. К сожалению. И нам придётся столкнуться со многими трудностями. И да, разумеется, народ будет сопротивляться. Простые люди не всегда понимают своё счастье, иногда им надо давать его принудительно. Вот мы с вами этим и займёмся. Впрочем, это всё ещё только мечты и прожекты, начать нам предстоит с малого. Некрасов должен был дать вам план мероприятий на ближайшие пару месяцев. Я вижу, он сейчас перед вами. Давайте обсудим основные моменты.
— Сергей Анатольевич, — Мельников встряхнул с себя морок, в который погрузил его Ставицкий, вынырнул из кошмарного мира всеобщего «счастья», заставил себя сосредоточиться. — При всём моем уважении к Некрасову и, понимая ваше нетерпение, я вынужден вам сообщить, что это слишком… поспешно, что ли. Нет сведений о генетических изменениях у подопытных животных хотя бы в пятом поколении, нет данных о том, какими окажутся предполагаемые дети, полученные таким… нестандартным способом. Я предлагаю всё-таки начать с малого.
— Мы и собираемся начать с малого, Олег Станиславович. Двести образцов — это очень небольшая цифра в масштабах даже нашего ограниченного общества. А через месяц, когда станет понятно, что оплодотворение первых образцов прошло успешно, мы расширим эксперимент.
— Через месяц? То есть, мы даже не будем ждать, когда эти дети появятся на свет? Но ведь мы сильно рискуем. А что, если… если всё пройдёт неудачно?
— В таком случае мы получим две сотни отбракованных особей. Всего лишь. Ну, полно, Олег Станиславович, разумеется, неудачи возможны, от них никто не застрахован. Но мы учтём ошибки и продолжим снова.
Мельников на секунду прикрыл глаза. Измученное воображение разыгралось не на шутку. Он представил молодую девушку, которую, как корову, оплодотворяют чуть ли не насильно, или обманом — чёрт его знает, как Некрасов собирается решать эту проблему, но наверняка он уже продумал и это. Потом девочку держат под наблюдением, как тех мышей в клетке, изучая как протекает её беременность невесть от кого. А когда у девушки включится материнский инстинкт, а он не может не включится, природа в этом отношении гуманна, гораздо гуманнее самих людей, то её ждёт новый удар — ребёнка отберут, и если он не удовлетворит ожидания Некрасова, просто… как сказал Ставицкий — отбракуют?
— Вижу, что вам это не очень нравится, — заметил Ставицкий, уловив колебания Олега. — Что ж, Олег Станиславович, скажу вам честно, я и сам бываю немного сентиментален. Но мы должны быть выше этих условностей. Ради великого дела можно поступиться эмоциями особей из нижнего сословия. Да и эмоции там… Я понимаю, вы воспитывались в ложном убеждении, что все люди равны, и невольно переносите свои чувства и переживания на тех, кто по своей природе такого испытывать не может. Поверьте, люди в общей массе чувствуют совсем не так, как мы с вами.
— То есть, вы уверены, что эти девочки, которых отберут на роль маток, спокойно и без возражений согласятся на такое? Вы вообще, как это себе представляете? — не выдержал Мельников. — Соберёте их и расскажете об их высоком предназначении? Или это оплодотворение будет происходить насильно? А может, обманом, под предлогом оздоровительных процедур и сдачи анализов? Это же…
— Успокойтесь, Олег Станиславович, — Ставицкий протянул руку и положил её на ладонь Мельникова. — Вы слишком возбуждены. Да, техническую сторону вопроса мы с Некрасовым не обсуждали, но он заверил меня, что всё это вполне решаемо. Да и по большому счёту неважно. Тут я полагаюсь на Александра Романовича. Хотя, если у вас есть идеи, и даже знаете, вот то, что вы только что сказали… негласное оплодотворение под предлогом сдачи анализов. Это звучит здраво. Зачем нам ненужные истерики и слёзы? Хотя, повторюсь, такие детали меня не слишком интересуют — этот момент вы с Некрасовым решите без меня. Сейчас меня волнуют сроки и конкретные действия по всем пунктам программы «Оздоровление нации». Не только по части получения приплода.
Оздоровление нации. Да, Мельников уже обратил внимание, что именно так была озаглавлена папка, которую он получил от Некрасова. Название покоробило Олега, тут лучше бы подошло — геноцид нации или насильственное размножение. Но название было не самым страшным, страшнее было содержимое. И чудовищный эксперимент по выведению «счастливых» людей был не единственным.
— Прежде всего, Олег Станиславович, нам надлежит избавиться от балласта. Тут мы продолжим дело моего предшественника. Надо сказать, что Савельев нам сильно помог, очистив нацию от большинства больных и старых. Здесь мы только немного подкорректируем. Начнём, разумеется, с нижних ярусов. Ирина Андреевна уже готовит списки. Раньше решение об эвтаназии принималось исходя из состояния здоровья особи и её дееспособности. Но, учитывая низкую значимость особей из простонародья, я считаю, что мы можем просто исключить всех старше шестидесяти пяти лет. Производительность труда с возрастом неизбежно падает, так что не вижу никакого смысла оставлять их. Для среднего класса мы оставим те параметры, которые были при Савельеве — пока человек может работать, пусть живёт. И, конечно, эвтаназия напрямую коснётся людей с хроническими и неизлечимыми заболеваниями — это верно, как для третьего, так и для второго или среднего класса. Очистку придётся произвести в сжатые сроки, больницы нам понадобятся для другого — наших маток надо будет где-то содержать, желательно в приличных условиях, следить за тем, как протекает беременность. Нам же нужны максимально здоровые образцы. Опять же, потребуется место для выращивания приплода, и больницы на нижних ярусах подойдут для этого лучше всего. До года приплодом будут заниматься врачи, а потом подключится сектор образования — мы с Аллой Борисовной уже разработали программы воспитания и обучения полученного людского материала. Впрочем, это уже вам не интересно, да и пока рановато. Итак, для начала, надо избавиться от всех особей низшего сословия старше шестидесяти пяти и больных. Без какого-либо исключения. И в очень сжатые сроки. Две недели.