— Я понимаю, — продолжил Ставицкий, справившись с этим куском и бережно промокнув салфеткой чуть масляные губы. — Я понимаю, ты сейчас думаешь, что я тебе враг, но поверь, это не так. Ты всё-таки моя родственница, Ника, и в тебе течёт кровь Андреева, нашего общего великого предка. Однажды ты безусловно поймёшь мою правоту и со временем займёшь положенное тебе место в нашем обществе, со временем…
«Просто псих, он просто псих», — она опять отвернулась от него, повторяя про себя свою нехитрую мантру.
— Вы станете очень хорошей парой, а ваши дети будут достойным продолжением двух великих родов…
До Ники вдруг дошёл смысл сказанных слов. То, что раньше воспринималось фоном, пусть и довольно страшным фоном, внезапно приобрело резкие очертания, выступило вперёд, слилось с реальностью — стало реальностью. Ника вздрогнула и вскинула глаза на Ставицкого, и на лице Сергея Анатольевича, довольного произведённым эффектом, расцвела радостная детская улыбка.
— Да, Ника, видишь, я, на правах старшего родственника, решил устроить твою судьбу. Когда всё закончится… ну ты понимаешь, о чём я, так вот, когда всё закончится, вы с Алексом поженитесь.
«Когда всё закончится» — это он о чём? О папе? Когда он… Ника закусила губу, отгоняя страшные мысли. Не будет так, как он хочет. Никогда не будет. Её отец — сильный, он победит, он всегда побеждал, а сейчас, когда с ним дядя Боря (иногда Ника слышала по телефону и голос Бориса Андреевича), тем более. Они вдвоём не дадут взять верх этому уроду, который, к тому же явно двинулся по фазе на идее своего аристократического происхождения.
— Ведь, правда, Ника, я замечательно придумал? Алекс Бельский — лучший жених. Молод, красив, мать — министр юстиции. Ему и невеста нужна соответствующая. А тебе соответствующий твоему положению жених. Видишь, как я забочусь о тебе? — он тихо засмеялся, и от этого страшного смеха у Ники по спине поползли мурашки. Она содрогнулась от отвращения и, схватив салфетку, с силой прижала её к губам, боясь, что её вытошнит прямо в стоящую перед ней тарелку.
В мысли Ники ворвался хлопок от входной двери — кто-то пришёл. Наверно, Мельников, его ещё сегодня не было, обычно он приходил раньше, почти сразу после этих пыток с телефонным разговором с папой. А может — стервятник Караев. Хотя, нет. Этот уже сегодня наведывался.
Она вспомнила утренний визит полковника, ещё раз обругала себя за то, что не уберегла пропуск Кира, по-глупому подставилась, когда заторопилась и сунула пропуск между страниц книги. Этот кусочек пластика, грязный, потрескавшийся, с обколотыми краями, неизвестно как при ней оказавшийся (она и сама не помнила, скорее всего, машинально сунула его себе в карман, когда он выпал у Кира, там на тридцать четвёртом), был последней ниточкой, соединяющей её с Киром. И вот теперь у неё нет и этого. Даже этого.
— Ну что, соколики, как тут на вверенном вам объекте? Без происшествий? — донеслось из прихожей.
Ника сердито смахнула набежавшую слезу, приподнялась и села на кровати. Этот-то чего в такое время притащился? Ведь не должен. Она прислушалась. Этот, которого сейчас здесь быть не должно, был майор Бублик. Толстый начальник её охраны, с внешностью и повадками опереточного дядюшки — комичного персонажа, вызывающего смех и симпатию. Но Ника не обольщалась. Все они были одинаковы. И маленький смешной майор со своими соколиками ничем не отличался ни от стервятника Караева, ни от высокомерного сноба Мельникова, ни от этого урода, её родственничка. К тому же Сашка вчера рассказал, что именно Бублик нашёл их со Степой на тридцать четвёртом этаже, нашёл и арестовал, так что… ничем он не лучше остальных. Может, даже хуже. Те хоть не притворяются, а этот вечно шутит и строит из себя доброго друга. В гробу она видала таких друзей.
Внезапно бубнёж в коридоре стих, и Ника напряглась. Раздался шум закрывающейся входной двери. И снова — тишина.
Кто-то ещё пришёл? Мельников? Ставицкий? Но почему так тихо?
Послышались чьи-то шаги. Ника подскочила с кровати, стараясь не обращать внимание на учащённо забившееся сердце. Все эти дни заточения её нервы были напряжены до предела. Всегда. Каждую минуту. Даже, кажется, когда она спала. Она настолько привыкла прислушиваться, постоянно отслеживать то, что происходит там, за пределами комнаты, что делала это машинально, не всегда отдавая себе отчёт. Просто где-то отмечала в глубине сознания — пришли менять охранников, вернулся Караев, ушёл Бублик. Сейчас всё было неправильным. Потому что этот Бублик никогда не молчал. Когда он приходил, то его речь, щедро присыпанная дурацкими пословицами и поговорками, к месту и не к месту, текла одним непрерывным ручьём. Кажется, он не останавливался ни на минуту. А теперь…
Может, это он ушёл? Но тогда бы снова заговорили охранники, те тоже постоянно переговаривались, смеялись. И уж точно они обсудили бы визит своего майора, это, как пить дать — Ника наизусть выучила все их повадки. Да и сам Бублик никогда не уходил так быстро, он обстоятельно обходил всю квартиру, обязательно заглядывал к Нике. И при этом говорил, говорил…
Ника аккуратно, стараясь не шуметь, подошла к двери и прислушалась.
В квартире царила тишина, только одинокие шаги раздавались по коридору, всё громче, всё отчетливей, всё ближе … Ника едва успела отскочить от двери, к письменному столу, запнувшись о стоявший рядом стул и тут же отпихнув его ногой, повернулась лицом к открывающейся двери, схватилась за край стола обеими руками. На пороге возникла низенькая фигура майора.
— Здравствуй, девонька, — толстые губы Бублика растянулись в сочувственной улыбке.
Ника на его приветствие не ответила. Майор громко вздохнул и покачал головой.
— Девонька, сейчас я тебе скажу пару слов, а ты меня выслушай тихонечко и глупостев всяческих не замышляй. Дядя Бублик тебе не враг.
Ника едва удержалась от презрительного фырканья. Ещё один дядя нашёлся и ещё один «не враг». Ага, как же, не враг, так она и поверила. Этот урод-родственник тоже позавчера за ужином утверждал, что он не враг. И при этом собирался поженить их с Сашкой насильно, чтобы разводить потомков славных аристократических фамилий, уготовив самой Нике роль какой-то свиноматки. Теперь и этот тоже…
— А ты, девонька, глазками-то своими распрекрасными так не сверкай, майор Бублик и не такие сверкающие глазки видел, и ничего, не испужался. Ты лучше давай-ка быстренько собери пожитки свои, ежели есть тут чего, что сердечку дорого. Колечки, браслетики, платьица какие, что там вашему брату, женщине надо. А лучше б, конечно, налегке нам с тобой выйти, без котомочек. Чтоб вниманья ненужного к нашим персонам не привлекать и ажиотажу не создавать. А там, ужо, мы девонька, найдём тебе всё, что нужно, чтоб нам всем тут утопнуть…
Ника не сводила с майора настороженных глаз. Она ничего не понимала. Что он такое говорит? Что ещё они придумали? Её хотят куда-то перевести? Куда? Они что-то пронюхали, наверняка подслушали, о чём они вчера с Сашкой разговаривали, и теперь… Ника ещё сильней схватилась за край стола, почти силой упершись в него и замерев от напряжения.
— Да ты не боись, девонька, — майор сделал шаг навстречу и протянул руку. — Не боись. Я ж свой, я ж за папку твоего, чтоб нам всем тут утопнуть. Сейчас мы незаметно, как мыши какие у кота под носом, шасть и прошуршим вниз, а там полковник наш ужо всё подготовил…
Полковник? — пронеслось в голове у Ники. Значит, этот Бублик на Караева работает, лично. Что они замыслили? И отца ещё сюда приплёл, гад такой. В душе Ники медленно поднимался гнев. Что-то надо было делать, но что — она не знала. Закричать? Тогда прибегут сюда Бубликовские соколики, да, кстати, а где они? Где курносый Петренко, который лопоухим призраком маячит под дверями — этого малолетнего придурка всегда приставляют к её комнате, он и сегодня с утра стоял. Сейчас дверь была широко раскрыта, а она не видела даже тени, хотя обычно в таких случаях он перегораживал дверной проём. И не слышно никого.
— А где же… все? — не удержалась она от вопроса.
— Соколики-то мои? — майор оживился и даже, как будто обрадовался. — Так соколиков-то своих я, девонька, отпустил, для созданья правдоподобности атмосферы. Соколики мои, чтоб нам всем тут утопнуть, они вперёд нас к полковнику укатили ближайшим лифтОм, а мы — за ими. План у нас такой.
Ах план! Ника смотрела в радостное круглое лицо майора, и в её голове зрел свой собственный замысел. Если этот Бублик говорит правду, и в квартире действительно кроме них двоих никого нет, то надо попытаться, что она в принципе теряет.
— Я… — Ника отлепилась от стола. Мысли в голове были сумбурными, но они уже начали потихоньку складываться в цельную картину. — Мне надо кое-что… взять мне кое-что надо!
Она не понимала, как его отвлечь, чем. Оттолкнуть и побежать, но тогда он поднимет шум. Да и не оттолкнуть его никак. У Ники была не самая большая комната в доме, а с тех пор, как они с Верой перетащили сюда ещё одну кровать из гостевой комнаты (эту кровать потом так никто и не удосужился унести назад), комната стала совсем тесной, и сейчас Бублик заслонял весь проход своей крепенькой коренастой фигуркой.
— Мне надо… книги надо взять, — Ника ляпнула первое, что пришло в голову.
— Книги? — майор, видно, и сам слегка опешил от такого поворота, на круглом лице отразилось недоумение, и Бублик, который, сколько его уже Ника знала, не затыкался ни на минуту, именно сейчас заткнулся, открыл рот, да так и замер. На помощь ему пришла рация — раздался высокий, похожий на сирену звук, и почти сразу же следом заговорил механический голос: «Первый — второму. Ответьте! Первый — второму. Ответьте!»
Бублик от неожиданности подскочил на месте, схватился обеими руками за пояс, которым был перетянут необъятный живот майора, неловко заоборачивался, силясь дотянуться пухлыми пальцами до прицепленной сзади рации.
— От тож, чтоб нам всем тут утопнуть, — привычно выругался майор и, всё ещё пытаясь подцепить и освободить плотно засевшую в кармашке рацию с выдвинутой антенной, принялся объяснять то ли Нике, то ли самому себе. — Это ж всё Петренко, чтоб ему злыдню пусто было. Развлекается по малолетству, дурний хлопец. Я ж ему, ушану бадейкину, чего на днях сказав: поставь мне на энтот аппарат такое звучание, чтоб как гимн с горном барабанило, чтоб мертвяка из могил подняло и перекувыркнуло, а он… Весело ему, телепню, ну ничо… ничо… вот ужо доберусь до энтого хохмача и этами самыми руками голову его шибко умную противу резьбы откручу и назад завинчивать не буду…