Впрочем, выбора Киру Егор Саныч не оставил. Терпеливо объяснил, что им, точнее Лёхой Веселовым, интересовались военные, и что если они немедленно не покинут больницу, то Кира схватят и, вероятнее всего, убьют. И что деваться ему некуда, его найдут и дома у родителей, и в любом другом месте. И только внизу, на мятежной атомной станции, Кир может быть в относительной безопасности.
Ну да, конечно. Военные, которые его ищут, может на станции до Кира и не дотянутся. Зато Савельев, узнав о его художествах, пристукнет собственными руками. И будет абсолютно прав.
— Слушай, Кирилл, — улыбчивый очкастый Гоша продолжал болтать, явно стремясь подружиться с новым соседом. — А что там у вас наверху происходит? У нас говорят всякое. Что у власти какой-то Андреев, и теперь нет Совета, а есть правительство и министры. Как было ещё до мятежа Ровшица. И что теперь какие-то новые порядки.
— Говорят, закон тот вернут, — сказал Кир. В больнице возвращение закона было новостью номер один, все его обсуждали — от пациентов до врачей, хотя этот закон самого Кира волновал меньше всего, его голова была забита Никой. — А у вас тут как? Савельев здесь?
— Павел Григорьевич? Конечно, здесь. Он тут всем руководит. Я его каждый день вижу, — с какой-то гордостью сообщил Гоша.
«Нашёл чем хвастаться. Савельева он видит. Я бы всё, что угодно отдал, лишь бы его не видеть», — мрачно подумал Кир.
— А ты не знаешь, — задал он вопрос, который интересовал его больше всего на свете. — Ну, может, слышал что? Дочь его… Ника… что с ней?
— С дочерью Павла Григорьевича? Говорят, её в заложниках держат, ну этот, который власть захватил, Андреев. У нас каждое утро в полвосьмого планёрка, а после неё Павел Григорьевич на переговоры с этим Андреевым убегает. Прикинь. Я бы, наверно, не выдержал, если бы у меня кого-то из близких в заложниках держали, а Павел Григорьевич — кремень. Он вообще молодец. А спец какой крутой, ты не представляешь. Мы же тут такое дело делаем! Без этого Башне не выжить! Ты знаешь, что у нас тут? Атомная электростанция.
Кирилл неуверенно кивнул, и Гоша увлечённо заговорил, торопливо объясняя Киру, что тут происходит, зачем им эта новая электростанция, и что-то про уровень воды, который падает. Кир слушал невнимательно, потому что всё его существо вдруг охватила безумная радость — она жива, Ника жива! Слава богу. Все самые страшные мысли, терзавшие его в ночных кошмарах, можно было выбросить из головы. Она жива! Значит, всё ещё можно исправить. Наверно, можно…
— У нас тут несколько уровней, я тебе потом покажу, — тем временем трещал Гоша. — Но главное — это реактор, такая махина…
Что за реактор, и как тут всё устроено, Кир представлял себе слабо. Раньше он думал, что АЭС — это что-то, отдалённо напоминающее цех, где работал его отец, но пока то, что он увидел, вообще ни на что не было похоже.
Их доставили с двухсотого на нулевой уровень, к одному из КПП, и пока из лифта выгружали оборудование, Кир с удивлением вертел головой, разглядывая военных, крепких, неулыбчивых парней с автоматами, и пытаясь высмотреть, что находится за закрытыми турникетами. Это ему удавалось слабо, потому что Егор Саныч ни на минуту не отпускал его от себя, держал за спинами других людей, и когда Кир пытался сделать хотя бы шаг в сторону, недовольно на него цыкал.
Потом появились другие военные, не менее суровые, что-то там сверяли по спискам, делали перекличку — на фамилию Веселов Кир откликнулся не сразу, Егор Санычу пришлось толкнуть его локтем в бок, — и только после этого их повели куда-то вглубь этажа, где опять тщательно обыскали. Дальше был короткий инструктаж, уже уровнем ниже. Какой-то тип строго-настрого запретил им шляться по станции, где вздумается, сказав, что большинство из них останутся здесь, на административном этаже, а вниз могут спускаться только в сопровождении работников станции или Анны Константиновны. Затем появился толстый мужик с озабоченным лицом, комендант общежития, и их стали расселять по комнатам. Расселение затянулось, потому что пришла Анна Константиновна, и все опять засуетились, Кир слышал что-то про мобильную операционную и про то, что счёт идёт на минуты. Мимо протащили несколько ящиков, которые приехали вместе с ними в лифте, старший из их группы, крепкий мужик в очках и с такими кулаками, которыми, наверно, лошадь убить можно, вместе с Анной Константиновной куда-то убежали, прихватив с собой ещё двух человек, а потом Кир увидел Литвинова.
Борис Андреевич возник бесшумно и внезапно, как выскочивший из засады тигр, прошёлся на мягких лапах, быстро оглядывая всю группу цепкими зелёными глазами. Кир, которому Егор Саныч приказал не высовываться и на глаза никому не лезть (впервые в жизни Кирилл был согласен со старым доктором), старался держаться в стороне, забился в угол, спрятавшись за спинами, но Литвинов, кажется, всё равно его заметил, скользнул по нему внимательным взглядом, приподнял брови — узнал, не узнал, Кир так и не понял, потому что тут же Литвинова отвлекли, вернулся главный из группы, стал что-то втолковывать. Потом подбежала какая-то возмущённая женщина, и Литвинов нехотя последовал за ней, а к Киру подошёл Егор Саныч и сказал, что надо идти заселяться в общежитие, что ему, Киру, выделили место в комнате номер сто двадцать три с каким-то Васильевым, и что Кир должен сидеть там тихо и ждать, пока Егор Саныч что-то уладит.
Вот он теперь сидел и ждал. И слушал странного, восторженного паренька, едва ли намного старше самого Кира, этого Гошу, который с таким энтузиазмом рассказывал ему про станцию и реактор, будто бы сам лично всё это построил.
— Слушай, — Гоша прервался, тревожно посмотрел на часы, немного виновато улыбнулся. — Кирилл, мне сейчас надо в БЩУ сбегать, там новые сводки, я обещал. Это много времени не займёт. Подождёшь меня? А потом мы поужинать сходим, ты же, наверно, тоже не ужинал? У нас здесь столовая допоздна работает. Я вообще так иногда раньше девяти ужинать не попадаю. Мы же работаем по десять часов, а иногда и больше. У нас рук рабочих не хватает, особенно сейчас, пока ревизия и ремонт, и всех инженеров после обычной смены ещё и к рабочим бригадам приписали. Нас с Марией Григорьевной распределили в бригаду к Шорохову, времени потому что в обрез, а Павел Григорьевич приказал…
Когда Гоша произнёс его фамилию, Кир дёрнулся, уставился с изумлением на Гошу и тут же вспомнил — ну, конечно, бригада Шорохова, как же он забыл. Отец. Здесь же его отец.
И снова Киром овладели противоречивые чувства — тут была и радость, оттого что его отец на станции, что с ним ничего страшного не случилось, но одновременно и страх. Потому что последнее, о чём просил его отец, когда они расстались в тот злополучный день, это чтобы Кир не во что не вляпался. А он как раз так вляпался, что до сих пор расхлёбывает. И вряд ли отец погладит его за это по головке.
— В общем, ты меня подожди, — тем временем говорил Гоша, не замечая замешательства Кира. — В столовую вместе сходим. Или тебе надо сразу работать? Медиков тоже не хватает, я там часто бываю, в больнице. У нас же Руфимов ранен. Знаешь же, кто такой Руфимов? Марат Каримович — самый лучший инженер на свете. Я так рад, что вас прислали, потому что мы боялись, что ему станет хуже без операции. Мне Катенька говорила…
Тут Гоша почему-то смутился, и его лицо вспыхнуло, как у девушки.
— Катенька? — рассеянно переспросил Кир, только для того, чтобы заполнить паузу. На самом деле его мало интересовала эта Катенька, да и сам Гоша, который явно в неё втрескался. Вид у парня был до того глупый, что Киру невольно стало смешно. — Девчонка, что ли, твоя?
— Не совсем… то есть, я бы, конечно, хотел, но я пока не знаю…
Кир окончательно развеселился. Этот его новый сосед Гоша выглядел таким идиотом, как будто ему было лет пятнадцать, и он хотел пригласить одноклассницу в кино и всё никак не мог набраться смелости. А ведь он явно старше Кира, к тому же почти инженер. После знакомства с Никой, Кир тоже, вслед за ней, стал считать, что инженеры — самые лучшие люди в Башне, и туда просто так никого не берут, только самых умных. А этот Гоша щенок какой-то.
Гоша хотел ещё что-то сказать, но тут раздался стук, и сразу же, не дожидаясь ответа, дверь распахнулась и на пороге появился Литвинов.
— Борис Андреевич! — тут же вскинулся Гоша. — Вы тут… Что-то случилось?
— Да нет, всё в порядке, — Литвинов не сводил насмешливого взгляда с Кира. Тот поёжился, но глаз не отвёл. — Вот хожу, проверяю, как новеньких расселили. Как устроился, Алексей Веселов?
— Это не Алексей, — тут же отреагировал Гоша. — Его Кириллом зовут.
— Вот как? — хмыкнул Литвинов. — Кириллом, значит… Гоша, ты мог бы оставить нас ненадолго вдвоём?
— Да, конечно, — Гоша засуетился, схватил с тумбочки какую-то папку. — Я как раз собирался… Кирилл, так я ненадолго. Скоро вернусь и пойдём в столовую. Подождёшь меня?
Кир кивнул, не сводя взгляда с Литвинова. Ну, конечно, как он мог подумать, что Борис Андреевич его не узнал, от взгляда этого мужика ничего никогда не могло укрыться. Этот всегда всё замечал.
Литвинов посторонился, выпуская Гошу, плотно прикрыл за ним дверь. Сделал два шага, остановился прямо перед Киром, широко расставив ноги, посмотрел на него в упор.
— Ну, валяй, Кирилл, рассказывай. Какими судьбами тебя сюда занесло?
— Попутным ветром, — буркнул Кир. При виде Литвинова ему как обычно захотелось дерзить.
— Я и вижу, что попутным. Долго только что-то попутного ветра не было, я даже удивляться, грешным делом, начал, как это так — столько событий, а наш Кирилл Шорохов ещё нигде не отметился и не отличился. Веришь, даже скучать стал. И тут — такой сюрприз.
Литвинов говорил с явной издёвкой, сверля его насмешливыми зелёными глазами, словно дыру прожечь пытался, и в Кире привычно проснулось раздражение. Он уже было открыл рот, чтобы огрызнуться, но неожиданно сдулся, как будто из него выпустили воздух, и произнёс каким-то жалким и потерянным голосом: