— Да, я понимаю… я знаю, что должна, — Дарья Александровна шмыгнула носом, превращаясь на его глазах в просто девочку Дашу. — Но я не могу. Не могу! Эта Лиля, Лилечка, мы её в отделении фонариком зовём, она же светится изнутри и ласковая, как котёнок. А я… а мне… не могу я, Олег Станиславович…
Он понимал, что эта молодая женщина, что сидела перед ним, то и дело утирая ладонями слёзы, должна собраться, пересилить себя, иначе, какой к чёрту из неё врач, понимал, но вместе с тем видел, что в таком состоянии, допускать её к матери больного ребёнка никак нельзя. Сейчас нельзя.
— Сидите здесь и ждите меня, — Олег поднялся, собрал со стола бланки анализов. — Матери девочки я скажу сам, но потом… потом я вернусь, и мы с вами серьёзно поговорим.
Уже на выходе, краем глаза, он заметил, как она ещё больше сгорбилась, втянула голову в плечи, уткнувшись глазами в пол.
— Светлана Антоновна, мы получили результаты анализов вашей дочери, — Олег с усилием отвёл взгляд от ярко-розовой сумочки. Женщина, едва усевшись на стул, выставила эту сумочку перед собой, словно защищалась. — К сожалению, результаты очень неутешительные.
Он оторвался от разложенных перед ним листков, от толстой медицинской карты, которую захватил с собой из регистратуры, взглянул в худое бледное лицо женщины. Оно было даже привлекательным, узкое, чуть островатое, в обрамлении мелких высветленных кудряшек, но всё портило злое колючее выражение зеленовато-карих глазах.
— Диагноз подтвердился? — женщина нервно щёлкнула замочком сумочки, и от этого резкого звука Олег непроизвольно вздрогнул.
— Да, подтвердился. Это четвёртая стадия, и болезнь стремительно прогрессирует. Боюсь, что…
— Где я должна подписать? — оборвала его Светлана Антоновна.
Олег слегка поперхнулся.
— Подписать? — переспросил он.
— Ну да… её же, — она бросила быстрый взгляд на девочку, которая, прижав к себе своего потасканного медведя, с любопытством разглядывала кабинет Олега. — Её же в соответствии с Законом… Я должна поставить свою подпись? Давайте, я всё подпишу.
С такой реакцией он столкнулся впервые. Нет, некоторые замыкались, пытались отгородиться от страшных вестей, но чтоб вот так…
— Подождите, — Олег с удивлением всматривался в глаза матери. Матери, которой только что сообщили, что её дочь умрёт. — Безусловно, случай тяжёлый. И готовиться надо к самому худшему, но…
Он потерялся.
— Да я всё понимаю, не беспокойтесь. Закон предписывает в таких случаях немедленную эвтаназию. Мне её прямо сейчас тут оставить?
«Может быть, она в шоке?» — подумал Олег, пытаясь найти хоть какое-то объяснение.
— Где бумаги, которые я должна подписать? — настойчиво повторила она.
— Светлана Антоновна, вы… а отец девочки… — Олег не понимал толком, как себя вести.
— Нет у неё никакого отца, я одна её тянула, — отмахнулась Светлана Антоновна. — Был да сплыл папаша. Одну меня оставил с довеском. Ни личной жизни, ни карьеры… а тут ещё и это… болезнь…
— Послушайте, — Олег решился.
Он никогда сам такого не делал, обычно тяжёлых пациентов направляли к нему проверенные врачи, а дальше он уже сам переправлял их в подпольную больницу Анны Бергман, но тут, то ли эта странная, сбивающая с ног реакция матери, то ли рыдающая Дарья Александровна, с которой ему ещё предстояло серьёзно поговорить, то ли маленькая Лиля, сжимающая худенькими ручонками своего любимого медведя — а скорее всё вместе, — подвигло его на этот шаг. И Олег быстро заговорил, понизив голос:
— Выздоровления, конечно, мы не обещаем, это невозможно, но есть одно место, где за девочкой будет хороший уход, и где мы сможем максимально облегчить все страдания. Вы сможете её навещать там. Пусть это всего несколько месяцев, может, даже недель, но она ещё сможет жить…
Светлана Антоновна непонимающе смотрела на него.
— Это, наверно, противозаконно. То, что вы предлагаете, — наконец произнесла она, и в равнодушном взгляде мелькнуло подозрение. Олег даже не знал, что страшнее: холодное безразличие, с которым эта женщина смотрела на него, или опасение, что ей придётся отвечать за какие-то противоправные действия.
— Вы подпишите все требуемые правительством бумаги, — Олег постарался взять себя в руки, хотя и чувствовал, что голос его подрагивает. — То есть к вам не возникнет никаких вопросов. Это я вам обещаю. А остальное мы берём на себя.
Светлана Антоновна задумалась. Маленькая Лиля затянула свою колыбельную, но тут же осеклась под резким взглядом матери.
— Ну, если вы считаете, что так будет лучше, — она снова звонко щёлкнула замочком своей модной сумочки. — Что ж… я не возражаю.
Олега отпустили.
Вернулся сутулый Ульянов, отдал Олегу пропуск, извинился, даже не пытаясь как-то скрасить сухие казённые фразы — лейтенанту было не до политеса, он ещё больше морщился и уже почти не отрывал руки от лица. В другое время Олег настоял бы на том, чтобы лейтенант отправился в больницу или хотя бы в дежурную медсанчасть, но сейчас ему было не до этого. Стрелки часов показывали двадцать минут первого, начало обеденного перерыва, но, чем чёрт не шутит, а вдруг он ещё успеет. Застанет Алину.
Ноги опять привычно понесли его наверх. Первый пролёт, третий, пятый, длинный коридор жилой зоны, пятачок пустой спортивной площадки, и вот уже впереди сияющий аквариум офисных помещений — здесь на верхних этажах любили стекло и свет. И зелень. На Надоблачном уровне она была повсюду.
Олег бежал, и мысли бежали вместе с ним. Его очередной арест и очередное освобождение (не сильно ли много за несколько часов), Анжелика Бельская, выбивающаяся из общей картины деталь (врёт? зачем?), добродушный охранник, разворачивающий пакет с бутербродами (все мамы любят своих детей), безучастное лицо женщины, которую он видел всего один раз в жизни: всё это казалось совершенно невзаимосвязанным, но тем не менее (Олег это чувствовал) связь была, как между кусочками головоломки, смешанными в кучу детской рукой.
Он сам не заметил, как наткнулся на Веру Ледовскую, — девочка вылетела на него прямо из дверей, за которыми начинались офисы секретариата административного сектора, — и чуть не сшиб её с ног. Успел только подумать: «Она-то что там делала?» и машинально попридержал за рукав, иначе Вера бы точно упала.
— Вера, я тебя не ушиб? — он участливо заглянул ей в глаза.
Столкнулись они не больно, но воспитание или то, что Ставицкий принимал в нём за врожденный аристократизм, не позволяло просто так пройти мимо.
— Извини, я был неловок. Всё хорошо?
— Хорошо, — буркнула Вера, мягко высвобождая руку. — Я тороплюсь, простите.
Олег отпустил девочку, но что-то в лице Веры ему не нравилось, что-то настораживало, какое-то смятение и растерянность. Он не очень хорошо знал Веру Ледовскую, можно сказать, почти совсем не знал, но за те несколько раз, что он сталкивался с ней, у него сформировалось представление об этой девушке, как о решительном и мало сомневающемся человеке. Возможно, причиной тому было внешнее сходство с покойным генералом Ледовским, а может сыграли роль слова Стёпки: тот, как-то рассказывая какую-то историю из школьной жизни и, упомянув Веру, смеясь, сказал:
— У Веры Ледовской только два пути: вперёд и назад, причём путь назад она не выбирает никогда.
Сейчас, судя по упрямому блеску в стальных глазах, Вера неслась именно вперёд. У Олега неприятно забилось сердце.
— Вера, — опять начал он, пытаясь подобрать нужные слова. Отчего-то Олегу казалось, что Вера направляется не куда-нибудь, а к Нике, даже за замешательством и испугом на лице девушки проглядывала решимость. — Вера…
Она не дала ему ничего сказать, перебила.
— Олег Станиславович, вы в приёмную Марковой идёте?
— Да, — Олег немного опешил от такого вопроса.
— Не ходите туда! Не надо!
В голосе Веры прорезался страх. Она быстро оглянулась, заметила какого-то мужчину, — он проходил мимо, но остановился и принялся сосредоточенно вчитываться в листок бумаги, который держал в руках, — нахмурилась и быстро заговорила, перейдя на громкий шёпот.
— Давайте отойдём куда-нибудь, я сейчас вам всё расскажу.
Уединяться для разговора было особо негде, в обеденное время коридоры быстро заполнялись людьми. Кто-то неторопливой походкой шёл домой, кто-то направлялся в ресторан, где его ждал забронированный на обед столик. Простые клерки спешили в столовую, на общественный этаж (этим приходилось торопиться — в отличие от начальства им опоздания не прощали), а кто-то просто прогуливался между рядов аккуратно подстриженных декоративных каштанов.
— Сюда!
Вера потащила его на спортивную площадку, странное место, неизвестно по чьей прихоти здесь сооружённое. На памяти Олега тут почти никогда никого не бывало, обычно для спортивных упражнений взрослые выбирали спортзалы, а для детей эти турники и лесенки явно были великоваты. Но расчёт Веры оказался правильным: на пустой спортивной площадке они точно могли поговорить без опасения быть кем-то подслушанными.
— Олег Станиславович, — Вера никуда садиться не стала, осталась стоять, опершись спиной о перекладину турника. А сам Олег сел, примостился на скамейку, примыкающую к одной из лесенок. — В приёмную сейчас нельзя. Там военные. Они, наверно, за Алиной пришли. И если вы там появитесь, они и вас схватят.
— За Алиной? Схватят меня?.. Но позволь… — Олег замешкался.
Вера говорила так, словно она была в курсе их с Алиной подпольной работы. Нет, про него она могла догадываться, но про Алину…
— Откуда тебе известно? — задал он вопрос в лоб.
— Что известно? Что вы с Алиной работаете на полковника Долинина? Ну известно. Просто… мы вчера случайно с Поляковым оказались в притоне, на восемьдесят первом, — Вера покраснела, видимо, от двусмысленности фразы и тут же поправилась. — Это вовсе не то, что вы подумали. Мы с Поляковым стариков спасали, мы же не знали, что вы и полковник Долинин уже обо всём в курсе, думали, что им опасность грозит…