Странно, но он почти не нервничал. Даже беспокойство о Нике притупилось. Грызло, конечно, изнутри, ныло, как больное ребро, но прежнее неуёмное желание — бежать, спасать во что бы то ни стало — исчезло. Прав всё-таки Литвинов: он — щенок, молокосос, который сначала делает, а потом думает. Если вообще думает. С Литвинова мысли перекинулись на Марусю. Кирилл не отдавал себе отчёта, но почему-то в его голове эти двое шли в связке, хотя ничего общего между чистой и честной Марусей и циничным, спокойно идущим по головам других Литвиновым не могло быть в принципе. И всё-таки…
Кир заёрзал, поднялся с пола, прошёл по комнате. Уткнулся в дверь туалета, развернулся, добрёл до кроватей, разделённых узким проходом, и плюхнулся на одну из них. Там всё ещё валялась Марусина спецовка, в которой она работала вечерами в бригаде его отца, а из-под спецовки торчал краешек какой-то обтрёпанной книги.
Марусе придётся как-то объяснять, каким образом он здесь очутился, невесело подумал Кир, и от мыслей о неизбежном предстоящем разговоре ему стало не по себе. Мозг привычно заработал, что бы такое соврать, но вдруг он понял, что врать не будет. Скажет правду. Для разнообразия. Как Егор Саныч советовал. Может, это не трудно, может… Кирилл тяжело вздохнул. Кого он обманывает? Не трудно, как же…
Чтобы как-то отвлечься, Кир потянулся к книге, выглядывающей из-под Марусиной спецовки, взял в руки, медленно и бездумно пролистнул. Это был справочник по термоядерной физике, изрядно потасканный, с карандашными пометками на полях. От обилия непонятных терминов и формул Кир быстро потерялся, заскучал и отложил справочник в сторону. И тут его внимание привлёк ноутбук.
С вычислительной техникой Кир знаком был плохо, можно сказать, совсем не умел с ней обращаться. В школе обучение компьютерной грамотности велось только в старших классах, куда Кир по собственной дурости не попал, а потом ему и вовсе не пришлось: чтобы грядки копать и судна выносить, компьютер не нужен. Поэтому, когда Гоша пару дней назад притащил ноутбук — этот самый ноутбук, Кир опознал его по облезлой наклейке на крышке, — Киру пришлось признаться, что он ни черта в этом не смыслит. От стыда он готов был сквозь землю провалиться, но Гоша, как обычно, ничего не заметил и принялся с жаром объяснять, как это все работает. Гошка всё-таки святой, а он, Кир, ему такую подлянку устроил: запер в комнате и когда! Ни позже ни раньше, а именно в тот день, когда Савельев реактор запускает. Реактор, о котором Гоша говорил даже чаще, чем о Катеньке.
Кирилл отогнал от себя неприятные мысли и подошёл к столу. Открыл крышку ноутбука, и спящий экран тут же ожил, замерцал голубым светом. Кир пошевелил мышкой, сбрасывая заставку, как учил Гоша, и на появившемся рабочем столе среди кучи разных папок с мудрёными и ничего не говорящими ему названиями, отыскал знакомую, озаглавленную «Васильев Г. В.» — здесь Гоша хранил всю нужную информацию.
Конечно, лазать по чужому ноутбуку было сродни воровству, и Кир это хорошо понимал, но удержаться не мог. Он навёл курсор на папку, раскрыл её. Вчерашние диаграммы и графики были аккуратно сложены тут же, в отдельную подпапку со свежей датой, Кир залез и туда, пощёлкал по графикам и разноцветным картинкам. Какое-то время просто тупо смотрел на них, перелистывал матмодели, одну за другой, рассматривая цветные сетки.
Вчерашнее своё фиаско вспоминать не хотелось (вот идиот, возомнил себя великим математиком, решил, что сможет понять то, чего не понял Гоша), и уж тем более опять углубляться в расчёты, но заняться Киру всё равно было нечем. Он и сам не понял, как в его руках оказались карандаш и бумага, а глаза уже искали файлы с последними данным. А если ещё раз просто перепроверить? А вдруг…
Особо, конечно, Кир ни на что не надеялся, но занятие поглотило его. Он делал те же расчёты, что и сегодняшней ночью, разве чуть более старательно и внимательно, намеренно тормозя себя в трудных местах и заставляя проверять уравнения по нескольку раз, и всё равно, получив результат — не вчерашний, абсурдный, а именно тот, что был им нужен, который всё объяснял и увязывал, — Кир не поверил своим глазам и ещё минуты две ошарашенно пятился на столбики цифр и на монитор. А потом подскочил на месте. Гоша! Ему срочно надо к Гоше.
Следующие полчаса Кир, забыв о том, что дал себе слово дождаться Марусю, метался по комнате в поисках хотя бы чего-нибудь, что могло помочь ему выбраться.
Первым делом он, конечно же, попытался вставить в замок свой ключ, но куда там. Ключ даже в личинку не пролез. Потом возникла идея найти что-то такое, что можно было бы использовать в качестве отмычки. Кир не то чтобы был опытным домушником, но иногда, когда они с ребятами шатались по заброшенным этажам и натыкались на запертые двери, приходилось проворачивать и такое. В ход шли ржавые гвозди и ножи, сломанные отвёртки, заострённые куски пластика и прочий нехитрый инструмент, который можно найти в карманах пацанов. Хотя гораздо чаще дверь просто вышибали.
Да. Вышибали.
Кирилл какое-то время постоял у двери, потом навалился плечом, пробуя её на прочность. Дверь не поддалась. И Кир снова возобновил свои поиски.
Увы, в Марусиной комнате ничего толкового и полезного не было. Ни тебе отвёртки, ни ножа, ни завалящегося гвоздя. Кир для верности даже кровати отодвинул, каждый угол проверил — пусто. Единственное, что он нашёл в ванной комнате — это косметичку с маленькими маникюрными ножничками. Поковырял замок ими, но то ли ножницы скользили, то ли мешали перебинтованные руки, то ли навык был утерян, но у Кира опять ничего не вышло.
Он оставил свои попытки. Снова прислонился к двери.
Всё-таки придётся вышибать. Придётся.
— Ы-ы-ы-ы… Эх!..
Мамедов, в очередной раз разбежавшись, ударил ногой в дверь. Дверь затрещала, с потолка посыпалась штукатурка, усыпав белым снежком коротко стриженную мамедовскую голову и круглую жирную физиономию. За дверями раздались вопли и радостное ржание. Там бесновались запершие их старшеклассники.
— Давай, жирдяй! Поднажми!
— Пузом, пузом тарань!
— Ещё разок, слабак!
Подначивания и оскорбительные смешки не прекращались, и Мамедов ещё больше свирепел, нёсся во весь опор к двери, бил ногой. На дверном полотне уже места живого не осталось, всё было в грязных следах от рифлёной подошвы мамедовского ботинка.
— Вот тупое чмо, — Кир сплюнул сквозь зубы и добавил вполголоса. — Гондон. Сейчас выбьет дверь, Змея прибежит, визжать будет, как свинья резаная.
— Не выбьет, — Вовка Андрейченко равнодушно покачал головой. Помусолил пальцы и сдвинул несколько карт сверху засаленной колоды. — Козыри — бубны! — объявил он и веером разложил перед собой сданные карты. — Ого, у меня шестёрочка бубей, я хожу.
Они с Андрейченко дулись в карты на задней парте. Вовке сегодня везло — Кир проиграл ему уже три партии подряд.
— Чего это не выбьет? — Кир забрал десятку крестей, с которой сходил Вовка. Крыть ему было нечем, карта не шла. — Сейчас ещё раз поднажмёт и…
— И дыру пробьёт. Смотри, — Вовка наклонился к нему и показал пальцем на Мамедова, который в очередной раз пятился от двери для разбега. — Смотри, Кирюха. Он мощный, но тупой. Он каждый раз бьёт по центру.
— А как надо?
— А надо бить в замок. Верный способ.
…Вовка оказался прав. Мамедов действительно пробил дыру в пластике двери и принялся с остервенением обламывать края, пытаясь её расширить. За этим увлекательным занятием его и застал проходивший мимо директор школы.
Потом Вовка Андрейченко показал Киру, как надо бить. Они даже попрактиковались в выходной в одном из заброшенных отсеков. Кир несколько раз разбегался, бил ногой по замку, а Вовка, посмеиваясь, корректировал направление удара. Дверь тогда Киру выбить так и не удалось. Он устал, взмок, и из груди вместо выдоха вырывался какой-то хрип. Андрейченко сжалился над приятелем, и пока Кир пытался отдышаться после очередной неудачной попытки, подошёл к двери, придирчиво осмотрел, попробовал рукой, словно примеряясь, и после этого, даже не разбежавшись, просто с силой пнул по замку. Кир ничего толком сообразить не успел, только моргал глазами, глядя на образовавшийся проём и покорёженный косяк.
— Это потому что ты всю основную работу сделал, Кир, — Вовка похлопал растерянного Кира по плечу. — А я так. Остатки.
Вовка Андрейченко всегда был великодушен к другим…
Сейчас Вовки с ним не было.
Была только злость, вызванная внезапно нахлынувшими воспоминаниями, и неподатливая дверь, равнодушный серый пластик, блестящая металлическая накладка замка. Кир ничего не видел, кроме ручки и этой блестящей железки перед собой. Бил, разбегался и бил снова. Стараясь ударять ровно в замок. Или рядом, как учил Вовка.
— Давай, Кирюх. Осталось чуть-чуть. Самую малость…
Пот заливал глаза, рубашка взмокла. А в ушах стоял Вовкин голос, мягкий, добродушный, как тогда, в том заброшенном отсеке.
— Ещё чуть-чуть, Кирка. Давай!
Замок треснул, дверь с шумом растворилась, и Кир, потеряв равновесие, вылетел из комнаты, с разбега впечатавшись в противоположную стену. Охнули болью рёбра, потемнело в глазах. Кир едва удержал вскрик, до посинения сжав губы.
К счастью, коридор был пуст, и на шум никто из соседних комнат не вышел. Скорее всего, их обитатели сейчас на пробном пуске, подумал Кирилл, и это хорошо. Он ещё раз огляделся, подошёл к двери, постарался кое-как прикрыть её. Получилось так себе, дверную раму сильно перекосило, выбитый замок некрасиво торчал, и это сразу бросалось в глаза. Впрочем, времени на то, чтобы наводить тут лоск, у Кира не было, и он, оставив всё, как есть, опрометью кинулся по коридору пустого общежития в свою комнату, где, судя по всему, все ещё находился запертый Гоша.
Гоша сладко спал, обняв подушку обеими руками. Наверно, ему снилось что-то очень хорошее — Катенька или реактор, — потому с его лица не сходила счастливая блаженная улыбка.