Женщины… они все порочны. Все. Испорченность, грязь и похоть живёт в каждой. И в той маленькой татарочке, нервно оглаживающей подол больничного халата, и в этой… Марине, Арине — имя секретарши выскользнуло из памяти, — что дразнит его каждый день, провоцирует своей полупрозрачной блузкой, тонким кружевом белья, высоким разрезом узкой юбки, запахом духов, похожим на аромат засахаренной розы.
— Что вам надо? — голос прозвучал тонко и визгливо, но Сергей не заметил этого.
— Сергей Анатольевич, звонил Васильев. Уже два раза, — на лице Марины (Марина, вот как её зовут, Сергей наконец вспомнил) отразилось замешательство.
— Какой ещё Васильев? — ему всё никак не удавалось взять себя в руки. Имена и фамилии путались в голове.
— Васильев. Начальник Южной станции. Сергей Анатольевич, вам нехорошо?
Секретарша сделала шаг навстречу. На лице появилась фальшивая маска озабоченности, Сергей знал, что фальшивая. Всё ложь, фарисейство. Лицемерие в каждом слове и жесте. Он задрожал, на висках выступили капельки пота, и страх облапил его холодными, мокрыми руками, заскользил ладонями по телу, коснулся груди, живота, больно сжал мошонку. Захотелось закричать, но тут за спиной секретарши вырос прадед. Высокая фигура упёрлась в потолок, как та, ещё неотлитая бронзовая статуя. Алексей Андреев скрестил на груди худые, нервные руки, кивнул.
— Иди и поговори с Васильевым, — от прадеда веяло спокойствием, и страх распался, разбежался мутными струйками по углам.
— Я иду, — проговорил Сергей, не отрывая глаз от прадеда. — Иду.
— Васильев вас ждёт на проводе, — секретарша решила, что Сергей обращается к ней, отступила, испуганно махнув рукой в сторону приёмной. Но Сергей ничего этого не видел.
Вместе с прадедом он вышел из кабинета и сразу же уткнулся в Караева. Недоумённо уставился на полковника, силясь сообразить: этот-то тут зачем? Чужой человек, лишний — пришлый, как говорили в старину, степной волк, притворившийся преданным псом, вон, как припал к ногам, лижет сапоги, и длинная, вязкая слюна падает с кроваво-красного языка на грязный пол. Чёрные глаза глядят покорно, но белые клыки уже готовы вонзиться в горло.
— Господин Верховный! — Караев вытянулся в струнку. — Вызывали?
Он не вызывал. Сергей никого не вызывал. Караева, чужого, точно нет.
Сергей открыл рот и почти сразу же вспомнил.
Мельников. Караев арестовал Мельникова. Или Платова? Сергей опять запутался и жалобно посмотрел на прадеда. Тот прошёл сквозь Караева, разрезал его надвое — Сергей видел, как Караев распался на две половинки и тут же собрался, правая и левая части притянулись, как две противоположные стороны магнита, присосались друг к другу со звонким чмокающим звуком.
— Это одно и то же, — сказал прадед, разворачиваясь. — Платов — это Мельников, Мельников — это Платов.
— Мельников — это Платов, — прошептал Сергей. Устремил глаза на Караева и повторил. — Мельников — это Платов.
— Я могу объяснить, почему я отдал приказ арестовать господина министра здравоохранения, — Караев вскинул вверх узкий, как лезвие, подбородок. — У меня есть неоспоримые доказательства того, что господин Мельников…
Сергей не слышал, что говорит полковник. Караев открывал рот, но никаких звуков не вылетало. Как у золотых рыбок в бабушкином аквариуме — те также смешно пучили глаза, шлёпали губами, но вместо слов выдавливали из себя только пузыри. Пузыри поднимались на поверхность и беззвучно лопались. Сергей, наклонив голову, наблюдал за полковником.
— Его надо убирать, — прадед сделал едва заметный кивок головой в сторону Караева. — Он для нас — чужой.
— Да-да, — торопливо произнёс Сергей.
Караев прервался. В узких чёрных глазах появилось удивление.
— Господин Верховный…
— Пусть убирается вон! — приказал прадед, и Сергей, ухватившись за полученный приказ, взвизгнул, вклиниваясь в речь Караева:
— Вон! Вон отсюда! Вы разжалованы! В майоры! Рядовые! Разжалованы! Во-о-он!
Тонкий, высокий визг взмыл вверх, заполнил всё немаленькое помещение приёмной. Дёрнулась в углу секретарша, хорошенькое личико исказилось, растеклось, как подтаявшее мороженое. Ожили дремавшие у дверей охранники, обменялись быстрыми взглядами. Караев побледнел, сжался и, не произнеся больше ни слова, пулей вылетел за дверь. И только прадед ободряюще улыбнулся.
— А теперь Васильев, Серёжа, — сказал мягко, подошёл и взял за руку.
— А теперь Васильев, — послушно повторил Сергей.
Опять подскочила секретарша, засуетилась. Бросилась к столу, сгребла в кучу какие-то бумаги, бестолково схватилась за безмолвно лежащую на столе трубку.
— Я Васильева не переключала. Он на проводе… он ждёт. Сергей Анатольевич…
Время ускорилось.
Сжавшееся до этого в маленькую чёрную точку, почти остановившееся и умершее, оно вдруг резко сдвинулось с места и принялось раскручиваться звонкой спиралью безумного торнадо.
Всё рушилось. Звенел телефон. Сергей цеплялся за трубку, как за уцелевший обломок прежнего мира. Смотрел перед собой и не видел ничего, кроме чёрной, всё поглощающей воронки.
Срывающийся голос Васильева смешивался с далёкой стрельбой и тут же перекрывался рыданиями Натальи Рябининой. Сергей ничего не понимал. Все события, сделанные звонки шли друг за другом, но в быстрой воронке времени, куда он неумолимо падал, Сергею казалось, что всё происходит одновременно. И он варился в адском вареве обрушившихся на него несчастий.
— …он повесился, Серёжа! Юра повесился!
— …станцию почти захватили, люди эвакуированы…
— …он висел на том крюке, Серёжа…
— …Сергей Анатольевич, велите майору Худякову выпустить меня с Южной…
— …его ноги…
— …люди Долинина, в Башне переворот…
Сергей схватил телефон и со всей силы стукнул им по столу. Трубка подпрыгнула, ударилась о полированную гладь поверхности и заплакала длинными гудками. Осторожно подошла секретарша. Положила трубку на рычажки телефонного аппарата. И тут же наступила тишина.
Он поднял голову.
Воронка всё ещё крутилась, но уже медленней, вращая перед его глазами перепуганную секретаршу, охранников, стулья, кожаный диванчик на высоких ножках, круглый циферблат часов.
— Сергей Анатольевич…
Воронка сделала последний оборот и схлопнулась.
В дверях стоял Богданов, бывший глава административного сектора, замененный на Маркову. Пялился на Сергея глупыми щенячьими глазами, жалобно жамкая толстыми влажными губами. Что ему на…
— Сергей Анатольевич, час назад в административном секторе появился Литвинов. Он идёт наверх… он уже, наверно, наверху. Вы меня слышите, Сергей Анатольевич? Литвинов здесь. Литвинов. Борис Андреевич…
Глава 24. Вера и Сашка
Глава 24. Вера и Сашка
Первый КПП она пройдёт без проблем, скажет, что ей надо в учебный сектор, никто её там не тормознёт — все положенные отметки в пропуске стоят. Потом на Южный лифт и оттуда на восемьдесят первый. А вот на восемьдесят первом…
В этом месте Верины мысли наталкивались на невидимую стену. Без допуска на восемьдесят первом её в лучшем случае развернут, а в худшем — задержат, что в данной ситуации означает примерно одно и то же. Упомянуть на Южном КПП фамилию Долинина? Вера, наверно, так и сделала бы, но Олег Станиславович её отговорил.
— Человек, которого я видел у Южного выхода, сто процентов работает на Караева, — голос Мельникова звучал устало и виновато. Вера видела, что Олегу Станиславовичу нелегко примириться с мыслью, что это она, а не он отправляется к полковнику. — Конечно, он мог там находиться случайно. А мог и намеренно. Мы не можем знать наверняка. Поэтому полковника Долинина лучше не упоминать.
Она согласилась с его доводами, сказала ободряюще, что что-нибудь придумает, но теперь, когда до Южных КПП оставалось совсем чуть-чуть, как назло, ничего толкового в голову не приходило. Только подумалось вдруг, что если бы сейчас с ней был Поляков, то он бы уж точно сочинил какую-нибудь более-менее правдоподобную версию, и пусть эта версия и трещала бы по швам, и даже не факт, что сработала, всё равно — ей было бы легче.
Но в данную минуту Сашка Поляков ей ничем помочь не мог. Над ним самим нависла опасность, и вина за это отчасти лежала и на самой Вере.
Идти лучше через Южные КПП, решил Сашка — там свои, соколики майора Бублика, как им с Верой вчера объяснил полковник Долинин. Конечно, афишировать, кто он и куда идёт, Сашка не собирался, но сама мысль об этих своих, пусть и абстрактных своих, грела душу, да и — что говорить — придавала уверенности.
Однако, сделав несколько шагов вглубь этажа (чтобы дойти до Южной лестницы от квартиры Анжелики нужно было пересечь весь этаж почти по диагонали), Сашка остановился, быстренько прикинул в уме маршрут и, развернувшись, зашагал к Северному выходу. Из квартиры он выскочил минут через десять после Анжелики и Натальи Рябининой, и ему совершенно не улыбалось напороться на одну из этих дамочек где-нибудь в центре этажа, тем более, что приёмная юридического сектора как раз тут и находилась. Куда безопасней было спуститься по Северной лестнице на самый нижний ярус Надоблачного уровня и оттуда уже добраться до Южного КПП.
По лестнице он почти бежал, только один раз замедлил шаг и остановился. Ему показалось, что он увидел Наталью Леонидовну парой пролётов ниже. Перегнувшись через перила, Сашка попытался рассмотреть спускающуюся женщину. Она была похожа на Рябинину: светло-бежевый костюм, тёмные волосы, разве что чуть длиннее, чем у Натальи Леонидовны, но точно Сашка бы не сказал. Он решил не рисковать, подождал, когда женщина уйдёт (она и правда довольно быстро свернула с очередной лестничной площадки на какой-то этаж), и только после этого припустил вниз.
Под ногами мелькали ступеньки, а в голове диким табуном носились мысли. Сашка пытался их упорядочить, сосредоточиться на том, что сейчас было главным, но, приходилось признаться, получалось так себе.