Фантастика 2025-58 — страница 625 из 906

1

«Гостей» и в самом деле двое. Их несложно вычислить, потому что ведут они себя не как обыкновенные посетители медицинского центра, а настороженно озираются вокруг, быстро передвигаются по открытому пространству, и их летние курточки легонько оттопыриваются плохо замаскированными пистолетами. Лобики у гостей не сильно широкие, да и на бойцов, которые приходят ломать руки и стрелять на поражение, они не очень тянут. Короче, битва, по всей видимости, отменяется, будем вести «дружеские» переговоры.

Дождёмся, пока они поднимутся на пятый этаж, выяснят у кого-нибудь из обслуги, в какой палате я нахожусь, потом убедятся, что меня в ней нет, и тогда уже начнут искать. Думаю, у ребятишек хватит смекалки понять, что в вечернее время любой шум привлечёт внимание персонала или охраны центра, поэтому будут действовать тихо. На том и попробуем сыграть.

Так в итоге и получается. Один из «гостей» ныряет в мою палату, второй остаётся у дверей.

– Не меня ищете, друзья? – вежливо спрашиваю на иврите, выходя с балкона.

Оставшийся у дверей парнишка принимается непонимающе моргать глазами.

«Э-э, – прикидываю про себя, – да они не местные! Значит, задача ещё больше упрощается. Будем «поговорить» с ними по-русски!»

– Кого, приятель, ищешь? – широко улыбаясь, быстро подхожу к нему и хлопаю по кобуре под курткой, отчего он вздрагивает. – Разрешение на оружие у тебя есть? Ну-ка, быстро отвечай!

– Даниэля мы тут одного ищем, знакомого нашего. Это не вы случайно? – парень явно не ожидал такой встречи и не знает, что отвечать, а больше всего его пугает моя громкая речь, эхом разносящаяся по коридору.

– Случайно я, – не давая ему опомниться, вырубаю и, подхватив за шиворот, затаскиваю внутрь палаты, попутно выхватывая пистолет из его кобуры и направляя на второго «гостя», который выглядывает на шум. – Пушку на пол, руки в гору, чтобы я видел! Не сомневайся, сразу выстрелю, к тому же ствол не мой, и весь спрос будет с вас. Ну, быстро!

Вероятно, парнишки, расслабленные дневной уличной жарой и первой вечерней прохладцей, не только не готовы к боевым действиям, но даже не соображают, что с ними происходит.

– Да мы, наверное, ошиблись и не туда попали, – пробует усыпить мою бдительность тот, который первым сунулся в палату.

– Не обманывай незнакомых, это некрасиво и небезопасно! Вы искали Даниэля, а Даниэль здесь только я, – потом вдруг вспоминаю, что эти милые растерянные парни, вероятней всего, взорвали машину с Алонсо и перепугали в пух и прах профессора Гольдберга. – На этом мои шуточки заканчиваются. Теперь буду слушать вас. Но только правду.

Тот, которого я вырубил у дверей, начинает потихоньку приходить в себя и мотает головой. Ставлю обоих лицом к стенке и требую, чтобы держали руки на затылке. Конечно, не помешали бы наручники, но у меня их почти никогда с собой не бывает, даже когда нахожусь на службе, в полиции, а тут, в больнице, тем более.

– Теперь чётко и внятно докладываем, за что взорвали машину Мигеля Брайтнера? Кто вас послал? С какой целью приходили к профессору Гольдбергу? Предупреждаю: точность и скорость ответов влияют на количество синяков на ваших милых мордашках. Кроме того, добровольное сотрудничество со следствием учтут на суде, хотя по паре пожизненных вам и так уже светит…

– Почему по паре? – возмущается один из «гостей». – На нас лишь один взорванный автомобиль!

«Совсем дурачки, – решаю про себя, – их и раскалывать не надо, сами себя под статью загоняют».

– Прекрасно. В одном убийстве, значит, признались. Других взрывателей искать теперь не нужно. Оптимистическое начало.

– Блин, говорили же нам, что этот мент ещё из России и с ним лучше держать ухо востро, – недовольно ворчит напарнику тот, которого я вырубил первым. – Зря мы ввязались в это дело…

– А вот отсюда подробней, – поддерживаю его. – Будете помогать следствию и сдадите с потрохами заказчиков, тогда вам, может быть, на суде по одному пожизненному скостят…

– Что ты заладил – суд да суд, пожизненное да пожизненное… Нормальных слов не знаешь? Глядишь, может, мы и договорились бы на чём-нибудь…

– Чтобы я с вами о чём-то договаривался? Ты что, совсем ничего не соображаешь?! Я, конечно, ударил тебя по голове, но не знал, что так сильно!

Честно признаться, не представляю, что делать дальше с этими отморозками. Их бы следовало незамедлительно сдать в полицию, как расколовшихся убийц Мигеля, но тогда и ко мне сразу возникнет целая куча вопросов: что я делаю в медицинском центре, когда, по всем раскладам, должен ещё находиться в Эйлате? Какое имею отношение к этим дурачкам и почему они явились именно за мной?.. Их непременно раскрутят по полной программе на первом же допросе, и тогда выплывёт история с моим секретным визитом к Тесле. Я уж не говорю про репутацию профессора Гольдберга, о которой он так печётся. Свою бы задницу прикрыть…

И здесь облом, чёрт бы его побрал! Единственное, что остаётся, это снова тормошить Штруделя, который всегда что-нибудь придумает. Не спуская пистолета с замерших у стены парней, набираю его номер:

– Лёха, ты мне срочно нужен, приезжай!

– В Эйлат?! – просто обалдевает от моего нахальства бывший подчинённый. – Ночью?!

– Нет, я уже вернулся. Записывай адрес, жду тебя.

Оставаться в медицинском центре до утра опасно. Тут всегда полно народу, а лишней огласки и посторонних глаз мне не нужно. Сначала приехавший Штрудель предлагает отвезти пленников к себе домой и держать там, пока не придумаем, что с ними делать, но это не выход. И ему, и мне необходимо с утра показаться в полиции, а оставлять одних парней, даже намертво прикованных к какой-нибудь железной трубе, ясное дело, не годится.

– Давай поедем к профессору Гольдбергу, – решаю я. – Правда, он напуган этими братками до смерти и сознание потеряет, едва снова их увидит, но выбора нет. Тем более он живёт на вилле, и у него там непременно должен быть подвал или чулан без окон.

– Как скажешь, шеф, – разводит руками Лёха, – только я бы их лучше сразу сдал в полицию. Тогда и дело с взрывом машины закрылось бы.

Объяснять, что такой вариант мне не подходит никаким краем, некогда, но не ввязывать же Лёху во все эти непонятки, растущие, как снежный ком, вокруг меня, профессора Гольдберга и покойного Николы Теслы! Конечно же, Штрудель будет на моей стороне, но больно уж долго придётся разъяснять ему, а он парень дотошный, потребует всё разложить по полочкам.

– Успеем ещё, но для начала мне нужно разобраться с конторой, которую они представляют, и тут полицию лучше пока не подключать. Сам разберусь, а потом принесу всё на тарелочке.

– В какие-то ты игры странные играешь, шеф, тебя не поймёшь, – недоверчиво качает головой Лёха, – то через какую-то левую журналистку всех вокруг на уши ставишь, то сразу после этого чуть ли не в подполье уходишь. А теперь пленных берёшь. Что дальше будет?

– Всему своё время, – вздыхаю и честно признаюсь: – Сам не знаю, куда кривая выведет.

Как я и думал, профессор Гольдберг, которого я разбудил телефонным звонком, стал резко возражать, но мне пришлось подбить немало клиньев, убеждая, что лишь таким способом мы ликвидируем угрозу его жизни и, главное, репутации. Пришлось даже клятвенно пообещать, что до утра мы посидим у него и посторожим пленников, а утром вместе с ними отправимся в полицию, чтобы решить все вопросы.

– Только, ради бога, решайте деликатно, – не забывает предупредить меня Гольдберг, – ты, Даниэль, знаешь, почему я это говорю. Приезжайте, так и быть…

Профессор сегодня прозябает на своей вилле один-одинёшенек. После смерти жены несколько лет назад он решил, что никто ему больше не нужен, дети живут отдельно со своими семьями, а денег на уборщицу и садовника ему хватает. Но нелюдимым затворником он не стал, а наоборот, словно обрёл второе дыхание: дважды в год ездит по заграничным турам, записался в бассейн и спортивный зал, занимается наукой, как мечтал в молодости, и вообще ведёт исключительно активный образ жизни. При жене он такого себе почему-то не позволял.

Эту исчерпывающую информацию нашептали мне медсёстры и нянечки в медицинском центре, когда я там находился первый раз. Все они были поголовно в него влюблены, но он ни на кого внимания не обращал и слыл строгим, требовательным заведующим отделением. Наверное, и в университете на медицинском факультете, где он преподаёт, та же картина.

Комната, пригодная для содержания наших пленников, у него, конечно же, есть. Это «мамад» – помещение, предназначенное для укрытия во время ракетных атак из Газы, с бетонированными стенами без окон и с тяжёлой железной дверью.

– Только наручники с них не снимайте, – требует Гольдберг, опасливо обходя притихших пленников.

– Для начала пробей их оружие, – прошу Штруделя, и тот, ни слова не говоря, отправляется в соседнюю комнату звонить в полицию. – А с вами, господа бандиты-убийцы, мы сейчас ещё раз побеседуем. Притом сразу предупреждаю, что большим человеколюбием и гуманизмом я не отличаюсь, потому что это слишком большая роскошь, которую не каждый бывший российский мент может себе позволить… Чтобы у вас не возникало иллюзий, сразу сообщаю: мы с приятелем служим в израильской полиции, так что при задержании особо опасных преступников имеем полное право применять оружие. Вы меня понимаете, что может произойти, если ваши ответы будут неискренними или что-то нас не удовлетворит? Протокола задержания мы пока не оформляли, а ведь можно оформить и нахождение двух неопознанных трупов. Ясно выражаюсь?

Парни послушно кивают головами, и чувствуется, что они теперь напуганы не меньше профессора.

– Вопросов у меня немного. По сути дела, всего один, но от него зависит ваша судьба. Кто вас послал? Меня интересует заказчик убийства Мигеля Брайтнера. Для чего вам после него понадобились профессор Гольдберг и я? Теперь слушаю ответ.

Один из парней тут же охотно начинает говорить:

– Если мы расскажем, у нас появится возможность… ну, как-нибудь незаметно исчезнуть отсюда?

– Избежать наказания? И как вы это представляете?

– Мы уедем из Израиля. Мы должны уехать. У нас даже билеты на самолёт заказаны.

– На самолёт – куда?

– В Брюссель. Мы не граждане Израиля, просто прилетели сюда выполнить задание и улететь. В Брюсселе у нас пересадка на Париж…

Если сразу ответить отказом, разговор не получится, прикидываю я, а если передать их полиции, дело затянется, мужички придут в себя после начального шока, пораскинут мозгами и перестанут говорить. Кому охота самому себе накрутить пожизненное?

– Посмотрим, – отвечаю уклончиво, – насколько будете разговорчивыми.

– Мы из России, – приступает к рассказу первый из бандитов, – и нормальной работы там для нас не было, поэтому решили поступить в Иностранный легион. Слышали про такой? Нашли их сайт в интернете и подали заявку. Почти полгода никакого ответа не было, а потом нам прислали приглашение на встречу с представителем легиона в Москве. Ну, мы и поехали. Сами-то мы не столичные жители, а с Поволжья. Человек, который с нами разговаривал в Москве, сообщил, что перед тем, как примут решение о зачислении в легион, нам нужно пройти тест на пригодность. Мы, конечно, согласились. А потом ещё полгода прождали, пока нам снова позвонили и велели срочно приехать в Прагу, где мы получим инструкции. Мы сперва подумали, что это развод какой-то, но нам по-честному купили билеты на самолёт, после чего мы прикинули: если это даже развод, то почему не прокатиться в Чехию за чужой счёт? Денег-то с нас никто не просил…

– Переговоры велись на русском? – интересуюсь на всякий случай.

– На русском. Мы даже удивлялись поначалу. Легион-то французский, а разговаривают с нами по-русски… Так вот, в Праге нас встретили, отвезли на какую-то закрытую базу в лесу, где научили, как пользоваться миниатюрными взрывными устройствами и прикреплять их к корпусу машины. Кроме того, нас учили маскироваться на местности и даже дали несколько уроков рукопашного боя. Короче, курс французского молодого бойца.

– Что же вы не применили на практике эти знания, когда повстречались со мной? – усмехаюсь невольно.

– Не успели. Да и не сообразили вовремя… А потом нас отправили, как туристов, в Израиль. Тут нас встретил один человек, который очень плохо говорит по-русски. Он выдал нам пистолеты и взрывчатку и сказал, что делать…

– Что за человек? Как его найти?

– Не хотелось бы говорить. Нам тогда путь в Иностранный легион будет закрыт навсегда.

После этих его слов неожиданно для самого себя завожусь не на шутку:

– Какими дураками надо быть, чтобы не понять: ни в какой легион вас никто и не приглашал! На каком сайте в интернете вы нашли информацию о легионе? На каком языке он был?

– На русском.

– Да не бывает официальных сайтов на чужих языках! Он мог быть только на французском! А тот, на котором вы подали заявку, не более чем обычная подстава. Так разыскивают в сети одноразовых дурачков-исполнителей для всяких сомнительных акций, а потом, если они засыпаются и попадают так же, как вы, моментально про них забывают!

– Этот человек пообещал, что после того, как мы доставим к нему вас и профессора, он выдаст билеты на самолёт в Париж, и – до свидания. Он даже при нас заказывал эти билеты, звонил куда-то по телефону…

– И вы ему поверили?

– А что, у нас были варианты? Возвращаться назад и собирать пустые бутылки у пивных ларьков? Потихоньку спиваться от безделья? – мужичок с недоумением разглядывает меня и ждёт, что я ему посочувствую.

– И всё-таки мне нужно достать человека, который встречал вас в Израиле. Как его хоть зовут?

Мой туповатый собеседник минуту размышляет, потом неуверенно говорит:

– Кажется, Джон… или Джек…

– Нет! – мотает головой его напарник. – Как-то иначе, более мудрёно… Дж… Джи… О, вспомнил: Джереми!

– Он разговаривал с вами на ломаном русском. А какой язык его родной, как вы думаете?

– Он что-то ещё по-английски бормотал.

Я даже усмехаюсь:

– Во Французском легионе кто-то разговаривает по-английски? Вам-то самим не смешно?

Неудавшиеся «легионеры» виновато смотрят в пол, а я вдруг начинаю понимать, что сам же и подтолкнул их к размышлениям о превратностях судьбы, то есть мне сейчас нужно торопиться и даже идти ва-банк, иначе они догадаются, что неопровержимых улик против них нет, просчитают варианты, и ничего тогда из них не вытащить. Даже от взрыва машины с Брайтнером они вполне смогут отказаться.

– Значит, так. Если я возьму этого Джереми, будут вам ваши билеты… но не в Париж через Брюссель, а назад, прямиком в Москву. Лучше бутылки собирать, честное слово, чем париться даже в самой лучшей из израильских тюрем или потихоньку разлагаться в безымянной могилке с пулей во лбу. Можете мне поверить.

«Легионеры» некоторое время размышляют. Потом первый из них бормочет:

– Нам нужно посовещаться. Могли бы вы оставить нас на минуту?

Вероятно, им и в самом деле требуется обсудить свою печальную ситуацию и выбрать из двух зол меньшее. Хотя… были бы умней, сразу сообразили бы, что после признания в убийстве едва ли им спокойно выдадут билет на самолёт в Москву и отпустят с миром. Но лучше всё-таки не лезть в бочку и не пытаться перехитрить злого мента, у которого они сейчас находятся в плену.

Выхожу из комнаты и запираю дверь на ключ.

– Лёха, что с пистолетами? Пробил?

– Я снял их на телефон и отправил на экспертизу, но там говорят, что номера спилены, и определить по фотографиям ничего нельзя. Им нужны сами пушки вживую, тогда они всё восстановят.

– Ничего страшного, это пока не срочно. Главное – мне их предводителя разыскать надо.

– Ты что, кого-то ещё брать самостоятельно собрался? Ой, погорим, Даник!

– Ничего, не первый раз… – возвращаюсь в комнату с пленниками и вопросительно гляжу на них. – Ну?

– Кроме имени, мы действительно ничего о том человеке не знаем. Но после того как взорвали этого – как вы его назвали? – Мигеля, он позвонил нам и похвалил за работу. Дал адрес квартиры, куда нужно доставить вас и профессора, а он уже явится туда сам.

– Чего же вы Гольдберга сразу в эту квартиру не отвезли, ведь он же был у вас в руках?

– А он и так никуда не делся бы: у него дом, работа, а с вами, мы прикинули, придётся повозиться. Нам Джереми об этом сказал. Мол, таких людей, как профессор, нужно беречь, но он может подождать, а вас требуется найти в первую очередь, потому что вы побывали в какой-то необычной командировке и можете сделать что-то такое, что очень нужно Джереми.

– В какой я побывал «командировке», он не уточнял? – усмехаюсь, а сам невесело размышляю о том, что нет тайн на земле, которых бы никто не ведал, кроме тебя.

– Нет. Зато он подсказал, что именно у профессора можно выяснить, где вас искать сейчас.

– А Джереми не объяснил, кто такой профессор и чем он конкретно занимается?

– Нет. Оно нам нужно? Нам всё это пофиг…

– Записываю адрес…

После получения адреса квартиры, на которую нас с Гольдбергом собирались доставить неудачливые похитители, мне становится намного веселее. Как гончая, почти нюхом чую след своей будущей добычи, и хоть нисколько не сомневаюсь, что Штрудель будет категорически против моих самодеятельных розысков, останавливаться не собираюсь. А Лёха никуда не денется: поворчит и всё равно потом поможет, о чём бы я его ни попросил. Уже проверено.

Вытаскиваю из кармана телефоны, изъятые у парней, и спрашиваю:

– На который из этих телефонов звонил Джереми?

– На этот…

– Сейчас перезвонишь ему и скажешь, что задание выполнено и вы находитесь по нужному адресу. Бывший мент и профессор с вами. И не забудь напомнить, чтобы билеты в Париж были при нём, иначе никого из нас ему не отдадите. Это для того, чтобы совсем уже лохами в его глазах не выглядеть… И ещё сообщи, что опасаешься слежки, поэтому обмен лучше совершить быстро, не дожидаясь утра. На билетах особый акцент сделай, ведь для вас сейчас самое главное – поскорее смыться из Израиля. Ты меня правильно понял?

Парень молча кивает и неуверенно берёт протянутый телефон.

– Вы нас точно не обманете? – спрашивает он на всякий случай.

– Молитесь богу, чтобы я взял вашего иностранца без проблем, тогда подумаем, как вам помочь… Или вас устраивает остаться здесь на пожизненный срок?

По внешней связи прослушиваю разговор парня с заказчиком. Всё сказано слово в слово, как я и просил. После этого забираю телефон, запираю нашу импровизированную темницу на ключ и напоминаю притихшему профессору Гольдбергу даже не приближаться к комнате, а если произойдёт что-то необычное, сразу звонить мне и никому больше. Он печально кивает головой, уже понимая, что до утра сидеть с ним мы не собираемся.

В машине Штрудель вдруг спрашивает меня:

– Ты в самом деле решил отпустить этих злодеев? Про какие-то билеты с ними договариваешься…

– Я ещё ничего не решил. Ты прав, старик, отпускать убийц никак нельзя, но пообещать-то в оперативных целях не запрещается? Когда нужно добраться до заказчика, все способы хороши. Ложь во благо… Хотя, если говорить честно, общался я немного с убитым Мигелем Брайтнером. Ещё не известно, кто больший злодей: он или эти дурачки из «Иностранного легиона»…

– Хочешь сказать: цель оправдывает средства?

– В нашем случае – оправдывает…

2

Квартира, в которую нас с Гольдбергом должны были доставить похитители-неудачники, оказалась в старом облезлом доме на окраине, населённом в основном пенсионерами, эфиопами и какими-то мрачными личностями с замашками уголовников. Даже в это позднее время, когда все приличные люди спят, тут шумно: из окон на четвёртом этаже на всю мощь грохочет разухабистая восточная музыка, на втором кто-то ругается и рыдает, у входа на скамейке компания чёрных ребятишек потягивает кальян и недобро поглядывает на всех проходящих мимо.

Мы с Штруделем поднимаемся на третий этаж, шарим, как нам сообщил парень, за дверным косяком и извлекаем оттуда ключ от дверей. Квартира, на удивление, чисто прибрана, ничего лишнего в ней нет. В салоне только самое необходимое: стол, стулья, два кресла и телевизор, а в единственной спальне большая двуспальная кровать и пустой шкаф.

– Да уж, – хихикает Лёха, – не балует «Иностранный легион» своих лопоухих новобранцев…

– Давай поступим так, – предлагаю я, – ты понаблюдаешь снаружи за всеми, кто будет входить в подъезд, а я подожду в квартире. Заказчику нужен я, и, может, он даже знает меня в лицо. А ты никаких подозрений не вызовешь: обыкновенный районный забулдыга, пьянь из соседнего дома.

– Спасибо за комплимент! – обижается Лёха. – Иного от тебя не ожидал.

– Ничего-ничего, – подталкиваю его к выходу, – иногда нужно говорить правду в глаза. Кто, как не лучший друг, тебе эту горькую пилюлю скормит?

Время тянется медленно и скучно. Несмотря на то, что я всё ещё на взводе, очень хочется спать, ведь до конца я пока не восстановился после посещения того света. Это, знаете ли, не шуточки. Заняться тут совершенно нечем, поэтому присаживаюсь, а потом потихоньку занимаю горизонтальное положение на кровати, но предусмотрительно кладу рядом с собой один из конфискованных пистолетов и оба телефона: свой и тот, по которому звонили заказчику.

На часах почти три часа ночи, и я, помимо желания, начинаю дремать. Часов в восемь-девять нам с Штруделем, кровь из носа, нужно появиться в полиции, так что времени остаётся совсем мало. Если загадочный Джереми не появится до утра, то и не знаю, что делать дальше. Впрочем, будет день – будет пища… Но немного вздремнуть в любом случае не помешает.

Не замечаю, как в какой-то момент окончательно проваливаюсь в объятья морфея, и спать бы мне и спать до самого утра, но уже через час оглушительно трещит мой телефон.

– Слушай, Даник, у нас проблема, – кричит в трубку Штрудель. – Давай, выкатывай на улицу, и срочно валим отсюда!

– Что случилось?

– Мне сейчас позвонили из полиции и сообщили, чтобы я, даже не заезжая в управление, нёсся на виллу профессора Гольдберга. Там соседи обнаружили два трупа. Какие-то молодые парни без документов, скованные наручником.

– Сам Гольдберг жив? – выдавливаю дрожащим голосом. В горле у меня моментально пересыхает.

– Его нигде нет… Догадываешься, что произошло?

– Лечу…

Уже по дороге на профессорскую виллу мы немного приходим в себя.

– Думаешь, заказчик просчитал нас? – спрашиваю, а голова начинает раскалываться, словно я только что опять вернулся с того света.

– Просто уверен в этом, – Лёха напряжённо вглядывается в дорогу и изредка трёт глаза, потому что в отличие от меня всё это время бодрствовал на лавочке. – Возможно, он сразу просёк, что ребятишки ни на что серьёзное не способны. Ну, подсунули взрывчатку Мигелю в машину, так это несложно, потому что тот, вероятно, и предположить не мог, что на такое кто-то решится. А вот когда они отправились к Гольдбергу, а потом за тобой в медицинский центр, заказчик решил перестраховаться и стал их скрытно пасти. Когда стало ясно, что тебя не взяли, сразу же решил их убирать, пока не привели за собой хвост. Вот случай и представился. А помогли ему в этом мы…

Некоторое время размышляю над словами Штруделя, потом качаю головой:

– Правдоподобно. Может, так всё и происходило. А может, ещё проще. Когда мы звонили ему с виллы профессора, он мог элементарно определить, откуда звонок. Сейчас в каждом телефоне есть простейшая аппликация определителя места. А звонили мы именно с виллы. У заказчика мог сразу возникнуть вопрос: если эти братцы-акробаты уже были на вилле, а потом отправились за мной в медицинский центр, то зачем им, спрашивается, возвращаться назад? Такое допустимо только при условии, что я буду у них в пленниках. Вот заказчик и решил лично наведаться туда, чтобы проверить. Когда же выяснил, что меня с ними нет, профессор разгуливает по комнатам свободно, а парнишки зафиксированы твоим единственным наручником, как сиамские близнецы, шлёпнул их без лишних разговоров, чтобы ничего никому никогда не разболтали. Всё равно они у него были расходным материалом…

– И профессора с собой забрал, – заканчивает Штрудель.

Некоторое время едем молча.

– Давай с другого конца зайдём, то есть с самого начала, – продолжаю рассуждать вслух. – Какая цель у этого человека? Для чего все эти похищения затеяны? – на удивлённый взгляд Лёхи, который предысторию сегодняшних событий не знает, машу рукой, чтобы не перебивал. – Будет свободная минутка – расскажу подробно: и про моё новое перемещение на тот свет, о котором ты не в курсе, и про поиски изобретателя Николы Теслы, и про новый контакт с Ботом, и о предложении Гольдберга, и о возне, которая вокруг всего этого развернулась… Короче, чёрт ногу сломает во всём этом! Но для нас важно в настоящий момент другое. После моего посещения Теслы в загробном мире выяснилось, что существует несколько конкурентов на обладание его секретами, и этим конкурентам понадобились мы с профессором, как исполнители. По большому счёту, даже неизвестно, сколько их всего, этих заказчиков. Мы же сотрудничали, если можно так назвать, с фирмой, которую представлял погибший Мигель Брайтнер, и вот он-то, вероятно, встал на пути у нашего сегодняшнего Джереми, о котором мы раньше совершенно ничего не знали…

Вижу по глазам, что Лёха ничего пока не понимает, но слушает с интересом и не перебивает.

– Для того, чтобы устранить Мигеля и взять нас с профессором, были посланы эти два дурачка. Со своей задачей они справились наполовину: Брайтнера грохнули, а меня и Гольдберга взять не смогли. Пришлось вмешаться самому Джереми, чтобы разрулить ситуацию…

– Обалдеть! – вздыхает Лёха. – У вас тут такие страсти-мордасти творятся, а мы ни ухом, ни рылом! Что это за конкурирующие фирмы? Для чего им Никола Тесла? И сколько их вообще?

– Количество – пока для всех загадка. Я, по крайней мере, что-то уже слышал об американцах и арабах из Эмиратов. А может, есть ещё кто-нибудь, кроме них. Все просто с ума сошли от изобретений Теслы. Семьдесят лет всё было тихо, а сегодня понеслось…

– Для чего им Гольдберг, я понимаю. Ну, а ты-то зачем? Ты же не учёный, а полицейский, и им это известно. Самое ненадёжное звено в их построениях.

– Гольдберг осуществляет перемещение связного на тот свет и его возвращение, то есть всю техническую часть. Это существенная деталь, но, как я понял, он уже не единственный из учёных, кто может проводить подобные трансферы. Но он пока всем необходим, как авторитетный специалист с кое-каким наработанным опытом. Тем не менее если он взбрыкнёт и не захочет сотрудничать с организацией Джереми, то его лучше уничтожить. Одновременно и у других интересантов не возникнет соблазна лезть на эту поляну. А я… Мне почти удалось войти в контакт с Теслой, однако никто не знает, что он в итоге так и не состоялся. А вдруг всё-таки состоялся, а я держу информацию в тайне, чтобы продать повыгодней, и помалкиваю? Именно это всем и требуется выяснить…

– Хочешь сказать, что этот пока неведомый нам Джереми, похитивший Гольдберга, не остановится на убийстве Брайтнера и своих подопечных и продолжит охоту на тебя?

– Ну, убивать-то меня он вряд ли собирается. Я ему нужен живым и здоровым. Подопытных кроликов тоже гладят и до поры до времени не обижают. А значит, прятаться я ни от кого не стану, а наоборот, буду провоцировать его на контакт. Дальше без тебя я уже не справлюсь.

Чувствую, мои последние слова Лёхе совсем не нравятся, но он лишь спрашивает:

– Как ты собираешься выходить на контакт? И что будет дальше?

– Пока не знаю, но я ему необходим не меньше, чем он мне. К тому же надо спасать профессора. Если он ещё жив…

– Если ещё жив, – задумчиво повторяет Лёха. – А разве его тоже не нужно гладить и не обижать?

У виллы Гольдберга две полицейские машины и скорая помощь. И хоть ещё совсем рано, у калитки уже толпится десятка два зевак, привлечённых сиренами и мигалками. Пространство у входа огорожено полосатыми ленточками, и пара полицейских никого не подпускает к дому.

Рядом с одной из машин переминается с ноги на ногу наш начальник капитан Дрор, к которому мы и направляемся.

– Опять вместе? – невесело усмехается он. – А у нас вон какие дела с самого утра. Алекс, – он кивает Лёхе, – там внутри следственная бригада тебя дожидается, отправляйся к ним…А ты, Даниэль, останься со мной.

Лёха тут же исчезает в глубине дома, а я, на всякий случай скорчив виноватую физиономию, остаюсь рядом с капитаном.

– Странные вещи всегда творятся там, где ты появляешься, Даниэль, – говорит он, не глядя на меня. – Ты прекрасно справился с командировочным заданием… ну, сам знаешь, где. Но для чего тебе понадобилась эта сумасшедшая журналистка, которая подняла шум в прессе? У тебя с ней какой-то уговор? С тобой ещё твой начальник Феликс на эту тему побеседует… Потом латиноамериканец, который через день после встречи с тобой в Эйлате погибает в самом центре Тель-Авива. Разве не странно? Теперь трупы в доме профессора Гольдберга. Тебе не кажется, что между всеми этими эпизодами есть какая-то связь? И, как всегда, именно ты почему-то в центре событий! Кто эти сегодняшние убитые? Почему именно в доме Гольдберга? Может быть, шум, поднятый твоей журналисткой, как раз всё и спровоцировал? И ты этому способствовал. Что молчишь? Скажи в своё оправдание хоть что-нибудь.

– Даже не знаю, что вы хотите услышать.

– Правду… Ответь на такой вопрос: как произошло, что на одной фотографии, снятой всё той же журналисткой, оказались вместе ты, профессор и этот взорванный в машине Мигель Брайтнер? И не где-нибудь, а в Эйлате, куда ты ездил отдыхать. Совпадение? И ещё фотоаппарат в руках журналистки. Тебе самому-то не смешно? Ты хоть знаешь, кем был Брайтнер? Он тебе не рассказывал, что пару раз, вопреки прямому запрету для граждан нашей страны на посещение некоторых арабских стран, посещал Эмираты? После возвращения, кстати, его вызывали в полицию, чтобы разъяснил, для чего туда летал, но он промямлил что-то невразумительное…

Вот они, благословенные Эмираты, потихоньку показывают свои ушки! Пазл в моей голове начинает складываться в более или менее ясную картинку. Но картинка всё равно пока не полная. Неужели этот долбанный латиноамериканец работал на шейхов?

Я давно уже усвоил старую милицейскую истину: начальству нельзя ничего подсказывать, а уж перебивать просто опасно. Нужно дать высказаться, чтобы оно поругалось на тебя от души, показало себя строгим и всевидящим оком, а уж потом что-нибудь вякнуть в своё оправдание. Если начнёшь переводить стрелки на кого-то, ситуацию не улучшишь, а только усугубишь.

– Как себя, кстати, чувствуешь? – вдруг вспоминает Дрор. – Возвращайся на службу скорее. Тебя бумаги ждут. И пресс-конференция на носу, будь она неладна. И ещё… разберись с этой чёртовой блогершей, чтобы больше не лезла к тебе. Ты меня понял?

– Понял, разберусь. Я могу идти?

– Куда? Марш на виллу, помоги ребятам…

Где-то к полудню мы с Штруделем возвращаемся в управление, где, даже не заходя на разборки к Феликсу, начинаем пробивать телефон, с которого звонил заказчик. Как я и ожидал, по этому номеру было всего два разговора, один входящий, другой исходящий. Больше номер не использовали, видно, сим-карту сразу уничтожили. Шпионский стандарт.

Теперь остаётся только ждать и надеяться, что меня попытаются похитить ещё раз. Хотя вполне может случиться, что попытки больше не повторятся, и никакого продолжения история не получит. Но этот вариант самый отвратительный.

С другой стороны, какой бы расклад ни был, Гольдберга нужно всё равно спасать. Конечно, полиция незамедлительно объявит розыск и начнёт рыть землю, потому что профессор – личность незаурядная, и его знают не только у нас в стране, но и во многих медицинских центрах мира. Наедут телевизионщики и газетчики, наше начальство начнут теребить с самого верха, а уж оно всегда найдёт крайнего… Однако что полиция может сделать, если даже причины похищения не известны?..

Потирая виски, неохотно отправляюсь в свой отдел, где меня уже ждёт не дождётся Феликс Винтерман со своими унылыми увещеваниями, практически слово в слово повторяющие речи Дрора, правда, с собственными дополнениями и комментариями. Я его почти не слушаю, а только раздумываю о том, как выкручиваться из ситуации с профессором. Уже сто раз я проклял про себя гениального изобретателя Теслу и вместе с ним всех без исключения торговцев оружием и заодно его изготовителей!

Нет, наконец, решаю я, в одиночку мне такую задачу не потянуть, нужно топать на ковёр к Дрору и всё выкладывать с подробностями и деталями. Если с профессором случится что-то нехорошее, я себе этого по гроб жизни не прощу. Располагал, мол, ценной информацией и мог помочь полиции в розыске пропавшего учёного, но не сделал этого… Конечно, Дрор имеет полное право за мои подвиги открутить мне голову, но мужик он неглупый и понятливый, должен въехать в ситуацию.

– Прости, Феликс! – посреди трагического монолога шефа о тяжёлой участи командовать вот такими разгильдяями, как некоторые присутствующие, встаю из-за стола и отправляюсь вразвалочку к выходу из кабинета. – Мне нужно к капитану Дрору по важному делу…

– Я тебя не отпускал! – кричит мне в спину обиженный начальник отдела. – Вернись и сядь!

– Но я же извинился…

У самых дверей в кабинет Дрора у меня звонит телефон. Это Карина, чтоб ей…

– Что тебе от меня ещё надо? – миндальничать с ней больше не собираюсь. И так она меня подставила по полной программе. – Я очень занят, у меня даже минуты нет свободной. Притом до конца дня. А точнее… до конца жизни!

– Послушай, – не обращая внимания на мою грубость, выпаливает нахалка, – я в курсе ваших проблем. Но у меня есть для тебя очень важная информация.

– Знаю я твою информацию, – всё ещё негодую, но движение уже замедляю. – Быстро говори, а то мне к начальству надо на ковёр.

– Информация – бомба! – хвастается Карина. – Но что я получу взамен?

– Тебя уже один раз сюда приглашали за то, что нос суёшь, куда не надо? Ещё раз пригласят.

– Кстати, беседовали со мной ваши товарищи куда вежливей, чем ты. А твой начальник Феликс вообще душечка…

– Хватит! – взвиваюсь я. – Это вся твоя информация?! До свидания…

– Стой! – спохватывается Карина. – Значит, излагаю по порядку. После интервью с тобой…

– Какое, к чёрту, интервью?!

– Ну, ладно, не интервью, а беседа. После беседы и после шума, который вызвала в интернете фотография тебя, Гольдберга и погибшего Мигеля Брайтнера, я решила продолжить журналистское расследование. Но ты исчез, беднягу Мигеля взорвали, значит, остался только профессор. В медицинском центре к нему не подкатишь: вокруг него всегда народу полно, да там он и говорить ни о каких трансферах на тот свет не станет. К тому же его в последние дни там никто не видел. А вот дома…

– Ну-ну, продолжай, – мне показалось, что сейчас я услышу действительно что-то важное и интересное.

– Короче, я отправилась к нему домой. Узнать адрес не представляло труда. Дверь мне не открыли, хоть я и слышала, что за ней кто-то есть. Тогда я решила подождать, сидя в машине, ну и, конечно же, с фотоаппаратом наготове.

– Это посреди ночи-то?!

– Ничего страшного! Я девушка одинокая, меня никто дома не ждёт. А когда есть уверенность, что назревает сенсация, на которой легко подняться в журналистском мире, то можно и не поспать. Тем более окна на вилле не гасли, значит, там тоже не спали… Ну, и дождалась. Где-то около четырёх ночи к дому подъехала машина, и какой-то мужик стал ломиться в дверь. Ему тоже поначалу не открывали, но он не переставал, и дверь наконец открылась. Потом я услышала выстрелы, и сразу же этот дядька вышел из дома в сопровождении профессора, и они куда-то уехали.

– Ты это снимала?

– Естественно.

– Срочно сбрось мне снимки. Ты даже не представляешь, насколько всё серьёзно. Профессору угрожает смертельная опасность.

– И не подумаю! Только при личной встрече. В обмен на твою информацию.

– Ох, подруга, доиграешься… Ладно, еду к тебе!

3

Фотографии, которые сделала Карина, и в самом деле интересные, хотя ничего особо выдающегося на них нет. Возможно, эксперты из полиции сумеют вытащить из них больше, чем я, но что есть, то есть. Хорошо получилась машина похитителя и её номерные знаки, однако лица водителя, как я ни всматривался, различить не сумел. Было видно лишь, что это человек довольно высокого роста, сутулый, в тёмной лёгкой куртке и бейсболке, надвинутой на глаза.

Мы сидим с Кариной в уличной кафешке. Перед нами кофе с пирожными, однако, в отличие от неё, с удовольствием слизывающей крем и маленькими глотками отпивающей горячий напиток, в рот мне ничего не лезет.

– Не забудь, ты обещал держать меня в курсе расследования, – воркует она.

– Никакого расследования в принципе ещё нет, – отмахиваюсь от неё, разглядывая снимки. – Что касается взрыва машины Мигеля Брайтнера, так это не ко мне. Для этого есть следователь из прокуратуры. Максимум, что могу, – узнать его имя и телефон.

– А что с поисками профессора Гольдберга?

– И тут я не при делах. Кому дело передадут, пока не знаю. Но то, что не мне, в этом я почти уверен. Мы же с ним близко знакомы, а такое, сама знаешь, не приветствуется в следственных делах.

– Фу, ты уже перешёл на казённый полицейский сленг! Не узнаю тебя, мент!

– Будто ты меня хорошо знаешь…

– Учти, могу обойтись и без твоей помощи. Просто приду в полицию и сообщу, что я свидетель похищения профессора. Как доказательство, предоставлю снимки.

– А от меня тогда чего хочешь?

– Хочу продолжить наше взаимовыгодное сотрудничество.

– Дорого оно мне обходится.

– Не дороже тех сведений, что от меня получаешь! Про информацию о Тесле уже забыл? А сегодняшние фотографии? Я тут дней и ночей не сплю, можно сказать, глазоньки выплакала, а он… Дуришь девушке голову!

Наверное, с ней трепаться можно до бесконечности, но я решительно набираю номер Штруделя и, не стесняясь Карины, говорю:

– Лёха, срочно пробей номер машины. Какой? На которой увезли профессора Гольдберга. Как это откуда я знаю?! Знаю и всё. Записывай: красная старушка «мицубиши», номер… – диктую по цифрам. – Записал? Действуй. Всё, что выяснишь, сразу мне сообщай… Да ладно тебе, никакого командира из себя я не строю. Я же по дружбе…

Карина молча слушает мой разговор, потом отодвигает пустую кофейную чашку и пристально вглядывается мне в глаза:

– Даниэль, давай всё-таки не будем ссориться. Я почему-то уверена, что ещё не раз тебе пригожусь. Обязуюсь больше ничего не выкладывать в интернет без твоего согласия. Честное пионерское!

В принципе, человек я не злой и долго ни на кого обижаться не умею. А спустя некоторое время вообще начинаю комплексовать, ставлю себя на место обидчика и почти всегда нахожу какие-то оправдания его неблаговидному поступку.

– Ладно уж, чего там, – легонько хлопаю Карину по руке. – Дружба так дружба. Будем помогать друг другу в суровую годину ненастья.

И тут непроизвольно зеваю: всё-таки ночью почти не спал да ещё, вероятно, до конца не оправился от своих путешествий.

– Вид у вас, господин полицейский, усталый, – сразу отмечает Карина, – всю ночь, поди, глаз не сомкнули, куролесили с цыганами?

– Было дело, – вздыхаю тяжело. – Вот дождусь звонка от Штруделя и поеду домой отсыпаться. Жена всё ещё в Эйлате, начальство меня уже отымело во всех позах, а поисками профессора пускай другие полицейские занимаются. Не мне же одному такое счастье хлебать… Да, и ещё. Я всё-таки посоветовал бы тебе, милая, сходить в управление и показать снимки. Это им здорово поможет… А за то, что показала мне первому, огромное комсомольское спасибо. С меня причитается…

– Коли я что-то заслужила, то расскажи мне одну вещь, которую я давно хочу спросить да пока не знаю, как подступиться…

– Какую?

– Ну… – Карина слегка мнётся, потом решительно мотает чёлкой: – Как там, на том свете? Вот бы сделать эксклюзивный материал – ни у кого такого не было, а я окажусь первой! Свидетельства очевидца…

– Ничего там интересного. Авторитетно заявляю. Скука неимоверная…

– И всё-таки расскажи!

– Прямо здесь?

– Нет, – Карина оглядывается по сторонам, – здесь шумно. И настроение не то… У вас же, господин полицейский, жена пока не приехала из Эйлата?

Невольно прыскаю от смеха:

– Как в бородатом анекдоте: жена уехала на курорт, а муж привёл к себе даму да ещё начал загробными страшилками пугать…

Карина тоже усмехается:

– А что ты не говоришь прямо: не даму, а любовницу? Ты… разве против?

В висках у меня что-то начинает колотить, но не так, как после возвращения с того света, а по-другому, и сразу же перехватывает дыхание:

– Значит, едем?

– Моя машина к вашим услугам, сэр…

Просыпаемся мы только к вечеру. Штрудель так и не позвонил, но я знаю: если ничего интересного не произошло, он зазря не побеспокоит. К тому же, по большому счёту, никакой полезной информации по номеру машины, я уверен, получить не удастся. Когда затевают взрослые игры с взрывами и похищением людей, всегда пользуются автомобилями, взятыми в прокат по чужим документам.

– Позволь, милый, банальный вопрос, – напоминает о себе Карина, сразу заметив, что у меня в голове снова роятся мысли о работе, бандитах и прочей муре, никак не относящиеся к дружбе, любви и неожиданно подвернувшемуся сексу. – Как я понимаю, сегодня или завтра вернётся твоя благоверная из Эйлата, и мне, как тому бронепоезду, нужно откатывать на запасные пути? Иными словами, всплеск эмоций был одноразовым и впредь больше не повторится?

– Что-то ты слишком вычурно заговорила, – смеюсь над её опасениями. – Мне, как простому грубияну-менту, привыкшему видеть больше красоты в искусном броске через бедро, чем в вычурных аналогиях между неплатоническими отношениями и революционными песнями, такое осмыслить нелегко, однако отвечу. Дабы запасные пути не ржавели, предлагаю периодически устраивать прогоны бронепоезда по проложенному маршруту… Если меня не сольют в новое путешествие на тот свет, где я благополучно и останусь на веки вечные.

– Отчего такой пессимизм? – мгновенно реагирует Карина. – Я чего-то не знаю?

– Некоторых вещей тебе лучше не знать. Уж поверь на слово…

– Ага, значит, обманул девушку: воспользовался её невинностью, а платить отказываешься! – она вскакивает с кровати и бежит в душ. – А обещал делиться информацией…

После завтрака она подбрасывает меня до полиции, а сама укатывает домой к любимому компьютеру. Я попросил её на всякий случай покопать в интернете что-нибудь о мировых торговцах оружием, хоть и знаю, что эта публика не особенно любит делиться информацией о себе, а уж страничек в фейсбуках тем более не держит. Но как раз такие люди со стороны, как Карина, случайно и с фантастическим стопроцентным попаданием отлавливают скандальные материалы о самых засекреченных криминальных деятелях. И хоть доверять собранной из подобных источников сообщениям можно далеко не всегда, но, благодаря им, складывается хоть какое-то представление о болоте, в которое лезешь, не зная брода.

В полиции тишь и благодать, по крайней мере, внешне всё спокойно. Но в отделе мой начальник Феликс не даёт даже присесть за стол и выпить традиционную утреннюю чашку кофе:

– С утра звонил капитан Дрор и велел сразу же тебя отправить к нему, едва появишься, – и не удерживается, чтобы ехидно не прокомментировать складывающуюся ситуацию: – Непонятно как-то мы работаем: вроде числишься у меня в отделе, а я совершенно не знаю, чем ты занимаешься. Все вопросы решаешь напрямую с вышестоящим начальством. А я кто – бобик?

– Скорее, сторожевой полкан, который блюдёт дисциплину и охраняет территорию! – смеюсь в ответ, но Феликс такого юмора не понимает и сразу надувается. Впрочем, меня это не сильно беспокоит. Лейтенант – мужик не злой, хоть и нудный.

В кабинете нашего главного начальника тоже никаких изменений. Капитан Дрор, поблёскивая загорелой лысиной, величаво восседает за своим столом и читает какую-то бумагу из тонкой папочки. На столе строгий армейский порядок, к которому он привык за долгие годы штабной службы. На моём же столе в отделе, даже когда меня нет, традиционный бардак, и хоть я всегда аккуратно прячу служебные документы в сейф, непременно находится какой-то застарелый бумажный мусор, который пора выбросить, да руки не доходят. А уж пыль, которую я периодически вытираю в редкие минуты обострения чистоплотности, вообще не обращает на меня внимания. Не соперник я ей…

– Проходи, – кивает Дрор. – Кофе, чай?

Он неторопливо встаёт из-за стола, наполняет водой чайник и ставит кипятить. Начало его речи очень похоже на стенания Феликса всего пять минут назад:

– Садись. Буду говорить с тобой прямо, как офицер с офицером. Странно у нас с тобой складываются отношения. Вроде бы ты хороший оперативник, раскрываемость у тебя прекрасная, но всегда вокруг тебя возникают какие-то проблемы. Едва где-то что-то происходит, там сразу оказываешься ты. С точки зрения полицейской работы это не так уж плохо, но чисто по-человечески? Ты же ещё по России должен помнить, что каждый занимается порученным ему делом, а если лезет в чужой огород, то обязательно своими телодвижениями кого-то раздражает. Сейчас же ты замахнулся на такие вещи, которые вообще не проходят по нашему ведомству…

– Не понял, поясните, – подвигаю к себе поближе чашку с кофе и с нетерпением жду новых гадостей, которых никогда заранее не предугадаешь, однако начальство на то и начальство, чтобы извлекать их наружу из своего цилиндра и подавать на блюдечке в самые неподходящие моменты.

– Охотно поясню. Казалось бы, закончилась операция с покойным Баташовым, благодаря которой удалось взять его оставшихся подельников, и отдыхай себе, купайся в море и наслаждайся солнышком. Кто теперь для тебя профессор Гольдберг? Да уже никто, пустое место! Свою часть работы он сделал, за что полиция ему благодарна, и никаких отношений с ним у тебя продолжаться не может. Он медик и учёный, а ты полицейский – что между вами общего? Так ведь нет! Откуда-то выплывает фотография, на которой вы дружески беседуете за столиком в эйлатском отеле, куда ты поехал отдыхать. Да ещё в компании с международным аферистом Мигелем Брайтнером. Что вас могло свести вместе?

– Простите, – перебиваю его, – вы сказали, что Брайтнер – международный аферист. Откуда это известно?

Дрор хитро смотрит на меня и грозит пальцем:

– Не притворяйся, что ничего не знаешь! Хочешь вести собственное расследование? Зачем тебе это? Больше других надо?

– Да упаси Бог, чтобы я что-то делал за вашей спиной! – отмахиваюсь притворно, но Дрор мне, конечно же, не верит. Он лишь вздыхает и продолжает:

– Мы тоже ничего поначалу не знали, потому что Брайнер проходил не по нашему ведомству, но, когда его взорвали в машине, соответствующая организация – надеюсь, догадываешься, о ком говорю? – забрала у нас дело о взрыве и строго-настрого запретила совать туда нос. Ты же не маленький мальчик и догадываешься: если задействованы такие структуры, значит, Мигель не просто уголовник. Я полностью одобряю такое требование и считаю неправильным мешать их расследованиям. Единственная просьба была к нам, чтобы мы не возражали, если тебя вызовут при необходимости на допрос… Тебя, кстати, ещё никуда не вызывали?

– Пока нет.

– Когда потребуется, вызовут. Будь готов к беседе… Казалось бы, всё начало потихоньку успокаиваться, но тут неожиданно похищают профессора, и на его вилле обнаруживают два трупа. И опять ты приезжаешь туда через несколько часов, будто знал обо всём заранее. Коллеги из соответствующей организации, конечно, в стороне не остались и опять это дело забрали к себе. А самый большой скандал разразился, когда выяснилось, что накануне от тебя поступили на экспертизу в полицию два пистолета, принадлежавшие убитым на вилле господам. Как они у тебя оказались, где ты их взял? Вполне логично предположить, что у тебя были и с этими убитыми какие-то контакты, о которых мы не знаем, а сам ты никому сообщать не стал. Как, скажи мне, это расценивать? Наши коллеги из спецслужб уже собирались было тебя задерживать, но я их убедил – и, кстати, не без труда, – что ты наверняка по собственной инициативе взялся за расследование, и лучше тебе пока не мешать, а негласно помогать. Даже поручился за тебя. Там согласились с огромным скрипом, но всё равно крайне недовольны складывающейся ситуацией… Это уже, конечно, не наше дело, но не могу удержаться от вопроса: что тебе известно? Какая связь между тобой, Брайтнером, Гольдбергом, трупами на вилле и их пистолетами? Сколько времени мне ещё покрывать тебя?

Вот, наверное, и наступил звёздный час, когда следует выложить шефу всю правду. Радости ни ему, ни мне, это, конечно, не прибавит, но деваться некуда.

Минутку раздумываю и отвечаю:

– Тут длинная история, которая тянется ещё с моего первого посещения… того света. Вернее, началась она как раз после того посещения. В принципе, могу вам изложить всё в деталях, хотя разговор не на десять минут…

– Стоп! – Дрор разглядывает меня долгим изучающим взглядом. – Чувствую, сейчас ты меня в такие дебри затащишь, что некогда будет моей основной работой заниматься. Скажи лишь одно: этот криминал по нашей части, или лучше оставить всё, как есть, и пусть им занимается та организация, которая забрала себе расследование? Не хочу никаких деталей. Только «да» или «нет».

– Думаю, тут всего намешано порядочно: и банальной уголовщины хватает, но больше всё-таки незаконной международной торговли оружием. Ну и, конечно, всех сопутствующих этому занятию преступлений. А уж что кому расследовать, решайте сами.

– Значит, это не ко мне! Велят сверху подключиться – подключимся, а так… – облегчённо вздыхает капитан и как-то совсем не повоенному просит: – Мне, Даниэль, до пенсии всего год с небольшим остался. Хочу спокойно досидеть на своём месте. Ни о чём мне больше не говори, не грузи меня задачками с кучей неизвестных! Хватит и тех, что есть… Лучше всего – иди! Если возникнут какие-то вопросы, я тебя из-под земли достану…

Встаю, но уже у самой двери не удерживаюсь, чтобы не поинтересоваться:

– Кстати, о пистолетах, что я передавал в лабораторию. Уже есть заключение экспертизы?

– Сам зайти к экспертам не можешь? У меня спрашиваешь?.. Пистолеты чистые, не криминальные. Были похищены несколько лет назад на одной из военных баз, но из них не стреляли. Мы снова подняли дело об их исчезновении, но там есть стандартная отписка, мол, утеряны во время боевых действий, так что концов теперь не найти… И ещё по номеру машины, который ты попросил пробить Алекса…

– Вам и это известно?

– А ты думаешь, что меня не информировали о вашем запросе из дорожной полиции? Так вот, машина в угоне, и на неё объявлен розыск. Владелец подал заявление ещё неделю назад…

Мне пока ничего другого не остаётся, как сидеть и ждать. Если бы у меня в руках была хоть крохотная ниточка, я бы попытался за неё потянуть. Но ниточки нет. И одновременно что-то подсказывает мне: где-то какие-то события происходят, но я из них выключен напрочь. Паршивое состояние…

В поисках Штруделя заглядываю в убойный, но того на месте нет, а лейтенант Винтерман, восседающий за своим столом в гордом одиночестве, разговаривать со мной отказывается. Видно, за что-то обижен. Оно и понятно: я оказался самостоятельным и независимым следаком, в рот ему не заглядываю, все вопросы решаю через его голову, а какому начальнику понравится такое положение дел? Не понимает, дурачок, что я, как Геракл, тяну на своих хрупких плечах груз практически всех отделовских проблем, а ему в зависимости от результата остаётся только принимать поздравления или получать по шапке. Да и Дрор пока меня прикрывает, но это временно, до первого серьёзного прокола, посему сильно тут не разгуляешься.

Делать в конторе нечего, хотя, наверное, следовало бы и в самом деле сесть за отчёты и оформление прочей макулатуры. Но не буду, потому что карт-бланш, выданный Дрором, даёт мне некоторую свободу действий, и ни перед кем отчитываться я не обязан. Если Феликсу понадоблюсь, сам позвонит мне, снизойдёт со своих административных высот на грешную землю, по которой я ползаю, решая его проблемы.

Посему отправляюсь на улицу, а так как все дороги ведут в Рим, то куда же мне топать, как не в ближайшее кафе? Никуда торопиться сейчас не надо, значит, имею право позволить себе в этакую жару бутылочку холодного пива. А заодно обдумаю, почему со всех сторон такой непрекращающийся облом.

– Даниэль, привет! – раздаётся за спиной знакомый голос.

Оборачиваюсь и с удивлением обнаруживаю своего старинного знакомого по имени Шауль Кимхи с маленьким чёрным пинчером на поводке.

Помню нашу эпопею с ним, когда я ещё не работал в полиции, но уже влез в историю с шестью исчезнувшими человечками. Все они пропали приблизительно в одно и то же время и без видимых причин. А главное, было неизвестно, куда исчезли. Мне единственному удалось выяснить, что пропавшие отправились в путешествие по времени, и именно Шауль Кимхи помог им в этом: использовал гениальную методику перенесения человеческого сознания в нужное время и в нужное место, разработанную всё тем же профессором Гольдбергом. Тихой сапой и без ведома шефа Шауль отправил эту шестёрку в прошлое. За свою работу он, естественно, получил от «клиентов» неплохие деньги. Вернуть исчезнувших, в конце концов, удалось, но история всё равно закончилась печально: все они погибли, и причины смертей, как гласила официальная версия, были совершенно различные, но никак не связанные с путешествиями… С того времени прошло уже больше двух лет, но Шауля я ни разу не встречал. Между прочим, работал он тогда в лаборатории профессора Гольдберга, который в те достославные времена ещё не был так знаменит, как сегодня.

Интересно, чем Кимхи сегодня занимается? Не знаю, насколько он может быть полезен в моих нынешних расследованиях, но, видно, на ловца и зверь бежит.

– Привет, дорогой! – искренне радуюсь ему. – Садись, поболтаем!

За эти годы Шауль почти не изменился, лишь его смуглое, почти чёрное лицо стало каким-то серым, а иссиня-чёрные волосы обильно посекла седина. Да ещё кипа появилась на затылке. Видно, человек стал религиозным, чего я за ним раньше не замечал.

– Слышал, тебя наконец приняли в полицию, – как-то невесело говорит он, – ты своей цели добился. Молодец, поздравляю!

– Ну, а у тебя как дела? Продолжаешь эксперименты с перемещением во времени? Как твоё злющее начальство? По-прежнему сотрудничаешь с Гольдбергом?

– Куда там! Лабораторию сразу прикрыли, все материалы и отчёты засекретили, а наш немногочисленный персонал выгнали на улицу.

– Даже тебя, правую руку профессора?

– Как у вас в России говорят, с волчьим билетом.

– Ну, и чем сейчас занимаешься?

– Сам толком не пойму. Тем, чем всегда занимался, заниматься больше не дают, но и далеко не отпускают. Каждый мой шаг пасут, чтобы я чего-нибудь лишнего не наговорил газетчикам или, упаси бог, иностранным корреспондентам. Подписку о неразглашении государственной тайны потребовали… Ну, со мной-то понятно, иного варианта и быть не могло, а ты как? После наших «полётов» в прошлое, сегодня в полиции для тебя скука, наверное?

– Я бы так не сказал, – пожимаю плечами, – всегда что-нибудь пикантное находится. Не полиция у нас, а прямо-таки цирк с клоунами и обезьянками…

Но Шауль меня не слышит: щёки его отчего-то розовеют, и он даже принимается жестикулировать:

– А как наш друг Алекс? По-прежнему на своём месте? Небось, ещё толще стал на своих булочках и штруделях?

– С Алексом всё хорошо. Похудел от проблем, а прозвище Штрудель за ним так и осталось… И всё-таки… где ты сейчас трудишься?

– Год вообще без работы просидел, а потом Гольдберг по каким-то своим каналам помог устроиться на одну из военных баз штатным психологом. Так и живём… – после этих слов он заметно грустнеет и даже опускает глаза. – Но я не унываю. Вон, собачку себе завёл, гуляю с ней по улице…

Я прошу официанта принести ещё две бутылки пива, но Шауль машет руками:

– Не надо, не хочу!

– Отчего так?

– У меня ещё подработка сегодня вечером. Убираю в одной адвокатской конторе, а то денег не хватает… Ну, бывай, я побежал.

– Номер телефона у тебя прежний?

– Да. Позванивай иногда, буду рад поболтать…

Не удерживаюсь и кричу ему вслед:

– Всё наладится, Шауль! Мы ещё полетаем с тобой… и в прошлое, и в будущее!

Мне кажется, что он улыбнулся моим словам, хотя я вижу только его слегка сутулую спину и маленького пинчера, трусцой бегущего следом за хозяином.

4

Уж от кого я не ожидал звонка сейчас, так это от профессора Гольдберга!

Что-то, видимо, стронулось с мёртвой точки. Если ему требуется сообщить в полицию о своём похищении, то у него в друзьях всё наше высшее начальство, а я тут, в принципе, сбоку припёку. Но звонит он именно мне, притом в самое неподходящее время, когда я только-только встретил жену, вернувшуюся из Эйлата и с восторгом рассказывающую, как замечательно провела время. Конечно, не без того, чтобы меня не подколоть. На риторический вопрос, для чего ей вообще нужен такой муж, если приходится самой водить машину и коротать с книжкой время на отдыхе, предпочитаю промолчать, а про себя думаю: эх, как же ты, моя любимая, права, и мне бы снова вернуться туда, в Эйлат, догулять пропущенные деньки… Хотя я там уже был. Почти был…

– Даниэль, ты мне срочно нужен, – сразу заявляет Гольдберг, – как воздух…

– Профессор, где вы? Вас полстраны разыскивает, полиция на ушах! – облегчённо вздыхаю и гляжу на определитель: номер прежний, с которого он звонил раньше. – Называйте адрес, срочно прикачу за вами. Потребуется – всю полицию с собой привезу, всех на ноги подниму.

– Подожди, не торопись. Тут очень непростая ситуация, – профессор немного мнётся, но продолжает, будто заранее отрепетировал речь. – Меня и в самом деле похитили, и это очень серьёзно и опасно. Эти люди уже убили нашего Алонсо и не остановятся, если им понадобится ещё кого-то убить. А мне велели связаться с тобой, потому что ты им нужен.

– А что это за люди? Какие-то новые объявились?

– Да! Но все они из одной компании.

– За что они всех подряд убивают, в том числе и своих, не сказали?

– Алонсо представлял организацию, которая пытается выйти на Николу Теслу. Её финансировали шейхи из Эмиратов, но я об этом, честное слово, ничего не знал, иначе прервал бы все отношения с Алонсо. Мне тогда, как ты догадываешься, было абсолютно безразлично, откуда заказчики и какова у них цель. Главное – что они пообещали хорошие деньги.

– А теперь что изменилось?

– А теперь мне не безразлично, – он сразу же пытается поскорее перевести разговор в другое русло. – Так вот, людям, к которым я попал сейчас, нужно то же самое, и они, оказывается, уже пробовали экспериментировать с попытками добраться до Теслы, однако у них ничего не получилось. У них нет моих последних наработок… Ну, ты понимаешь, что я имею в виду возвращение душ в наш мир посредством переселения в чужое тело… Так вот, когда они про нас узнали, то первым делом устранили нарисовавшегося конкурента Алонсо, вставшего у них на пути, а для этого использовали двух дурачков, которых ты притащил мне на виллу. Но это не главное. Им нужен был непосредственно я, чтобы произвести подобную операцию для них…

– Но вы же сказали, что у конкурентов уже был кто-то, кто занимался подобными вещами. И их человек, между прочим, пытался подобраться к Тесле раньше нас. Об этом секретарь Теслы Титус де Бобула мне рассказывал. То есть всего-то и было два игрока – американцы и шейхи из Эмиратов, на которых работал Алонсо. Кто эти, теперешние, – американцы?

– Честно говоря, понятия не имею. Вполне может быть и кто-то третий. Я уже ни в чём не уверен. Одно чувствую: шутить с ними чревато, а обманывать просто опасно. Я и жив-то до тех пор, пока им нужен и пока они на Теслу не вышли. А потом вполне могут – как беднягу Алонсо…

– Ну, не всё так печально, профессор. Не такие уж они идиоты, чтобы убивать курицу, которая несёт золотые яйца.

– Что за курица?! При чём тут это?! – удивляется Гольдберг, вероятно, не зная этой русской присказки.

– Главное, профессор, держитесь! Мы вас вытащим. Что им конкретно от вас надо, они сказали?

– Я объяснил, что ты уже общался с Титусом, и твоё предложение его не заинтересовало. Но они, кажется, не поверили. Думают, наверное, что какая-то тайная договорённость с ним всё-таки уже существует. А чтобы убедиться и перевести всё на себя, им нужен ты, как непосредственный участник переговоров с Теслой и его секретарём. Вот они и требуют от меня завершить начатое до конца, переместить старика в наш мир и заодно избавиться от всяких нахлебников титусов. И сделать хотят с твоей помощью.

– Вы же понимаете, профессор, что это невозможно! Во-первых, секреты Теслы не должны попасть в чужие руки, тем более к каким-то отмороженным оружейным вурдалакам, и в этом я сейчас убеждён абсолютно. Во-вторых, все эти трансферы на тот свет лично для меня не очень большое удовольствие, и я ещё до конца не оправился от последнего. Не хочу раньше времени перебираться в загробный мир на постоянное место жительства.

– Для них это не доводы. К тому же они обещают немалые деньги за работу.

– Я уже получил от вашего Алонсо карточку на пятьдесят тысяч долларов, с которой не могу снять ни цента…

– Даниэль, ты меня без ножа режешь! Если не уговорю тебя, скоро сам встречусь с Алонсо и с Теслой, но вернуть меня уже будет некому!

– Ладно, всё это пока разговоры… Скажите хотя бы приблизительно, где вы, и там уже через пять минут будет вся полиция страны…

– Не надо ничего никому сообщать. Я около твоего дома. Спустись и выйди из подъезда…

В трубке короткие гудки.

Хватаю пистолет, телефон и прикидываю, что, пока буду спускаться по лестнице, успею позвонить в полицейское управление, однако что-то тяжёлое обрушивается мне на голову, едва выхожу из дверей на площадку, и больше уже ничего не помню…

– Ну, пришёл в себя? – слышу незнакомый голос и пытаюсь открыть глаза.

Вокруг темнота, и пошевелиться нет никакой возможности. Чувствую, что меня плотно примотали липкой лентой к стулу. Вот, блин, влип, как муха на клейкую ленту! Хоть смейся, хоть плачь. На том свете у меня, помнится, было куда больше степеней свободы.

– Не дёргайся, приятель, не поможет, – говорит мне тот же голос, – лучше слушай и кивай головой, если согласен.

– А если не согласен?

– Думаешь, кого-то интересует твоё согласие, мент? – мой собеседник начинает хрипло хохотать, но быстро обрывает смех и продолжает: – Через пару часов наш замечательный профессор всё подготовит, чтобы ты мог отправиться на беседу к Тесле, и там ты пробудешь столько, сколько потребуется, но вернёшься только с положительным результатом…

Да уж, весёленькое начало нашего общения! Попробуем потянуть время, а потом что-нибудь придумаем:

– Профессор говорил, что там можно находиться два-три часа максимум…

– Сколько потребуется, повторяю, столько и пробудешь. Хоть двое или трое суток. Нужно будет, тебе на подмену ещё человека пришлют, подскажешь ему всё, что надо сделать.

– Это значит, – усмехаюсь, – что я помру там окончательно и бесповоротно?

– Помрёшь – не велика потеря. У тебя что, выбор есть?

– Выбор всегда есть, – выдаю известную банальность и тут же прикидываю, что выбора-то у меня на самом деле никакого нет.

Мой собеседник, лица которого я так ещё и не разглядел, оставляет народную мудрость без внимания. В комнате, где я нахожусь в положении египетской мумии, наступает тишина.

– Чего в темноте сидим? – не успокаиваюсь и прикидываю, что неплохо было бы вывести своего похитителя из равновесия, чтобы он совершил какую-нибудь ошибку, которая даст мне шанс выбраться отсюда. – Позволь хоть ясное личико твоё разглядеть, если ты такой добрый и милосердный человек! Испугался мента, которого ты замотал, как мумию? И где мой закадычный приятель, профессор Гольдберг?

– Какой-то ты беспокойный мент! – голос сразу становится ворчливым и неприятным. – Нет здесь твоего друга, но скоро мы к нему поедем, не беспокойся. Сегодня же и встретитесь.

– А что же он мне врал, будто ждёт около дома?

– Тебе-то какая разница, где он тебя ждёт? Встретитесь, не сомневайся.

Видно, моему собеседнику надоело общение со мной, и я слышу шаги, потом распахивается дверь, и брызнувший свет на мгновенье освещает его спину. Это совсем не тот сутулый и высокий человек, которого я видел на снимках Карины, а, наоборот, коренастый и полный мужичок. Дверь захлопывается, и я остаюсь в темноте, намертво привязанный к стулу противно поскрипывающей липкой лентой.

В самый бы раз задуматься о вечности, ведь никаких вариантов моего спасения пока не просматривается. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что в самую последнюю минуту случится что-то из ряда вон выходящее, и мы вместе с профессором вырвемся из лап подлых торговцев оружием, возжелавших завладеть с нашей помощью секретами легендарного серба. Фиг им, а не секреты! От этих секретов всем только неприятности, а уж мне-то они нужны меньше, чем кому бы то ни было…

Слышу, как в другой комнате звонит мой телефон, отнятый вместе с пистолетом, но никто, естественно, отвечать на звонок не собирается. Кто бы это мог быть? Жена меня, что ли, разыскивает, ведь я выскочил из дома, не сказав ей ни слова? А может, кто-то из полиции?

Наконец, дверь распахивается, и мой мучитель входит, опять отворачивая лицо. Если не хочет светиться, значит, шансы у меня ещё есть. Собирались бы грохнуть – прятать лица не стали бы. Мужичок натягивает мне на глаза чёрную шапочку и начинает, кряхтя, разматывать ленту:

– Поехали. Профессор подготовил всё, что нужно, и уже ждёт нас. И, пожалуйста, без сюрпризов – из твоего же пистолета замочу…

– И профессора ждёт та же участь, что и меня?

– Какая участь?

– Переселиться в загробный мир.

– Никто никого туда переселять не собирается. Да и ты, если сделаешь всё, как скажут, вернёшься к жене домой и ещё денег срубишь за работу.

– Сколько?

– Шеф тебя не обидит. Но не моё это дело – чужие деньги считать.

– Ну, если уж ты в курсе дел, то ответь: что я могу сделать, когда секретарь (или кем он служит у Теслы?) к нему и на пушечный выстрел не подпускает.

– Это уже твоя проблема. Я таких тонкостей не знаю. Сделай так, чтобы подпустил. Впрочем, наш шеф тебе сам всё объяснит. Он лично хотел с тобой побеседовать. Со всеми вопросами – к нему.

– Инструктаж перед дорогой?

– Ага, что-то вроде того. Руки протяни…

Теперь уже клейкой лентой он заматывает мне руки, а шапочку на голове натягивает до самого подбородка.

– Сейчас поедем, – бормочет он в ухо. – Веди себя спокойно и не заставляй меня нервничать. Я тогда не только плохо веду машину, но и обижаю всех, кто мне мешает.

Меня привозят в какой-то незнакомый дом, до которого добирались почти полчаса. Притом не стояли в пробках, а именно мчались на хорошей скорости. То есть это, по всем предположениям, не центр города. Всю дорогу мой напарник молчит и, когда я в очередной раз дразню его вопросом, почему профессора Гольдберга нет с нами, заводится с пол-оборота и душевно материт меня. Сразу чувствуется, что русский язык у него не выученный, а самый что ни на есть родной. Таким красочным оборотам ни в американских шпионских школах, ни тем более в Эмиратах не обучат, и это несколько обнадёживает. Всё-таки появляется мизерная надежда, что бывший соотечественник тебя в обиду не даст. Правда, совсем мизерная…

– Неужто и российские эфэсбэшники засветились в этом деле? Ты же, брат, из конторы, верно? – по-прежнему пытаюсь вывести из себя мужика и заодно прощупать на принадлежность к спецслужбам, но он теперь стойко молчит, лишь вертит баранку и изредка стреляет в мою сторону ненавидящим взглядом. Чувствую это даже сквозь шапочку, плотно надвинутую на глаза.

И только когда мы заходим в дом, шапку наконец стаскивают с моей головы, и я могу осмотреться. Больше приматывать меня лентой к стулу не собираются, но теперь уже мой сопровождающий не сводит с меня моего же пистолета, и предохранитель на нём снят. Видно, парнишка умеет обращаться с оружием.

Лишь сейчас появляется возможность разглядеть его физиономию, которую он прежде усердно прятал от меня. Наверное, раньше у него были некоторые сомнения в том, что я буду вести себя как пай-мальчик и не попробую освободиться, чтобы сдать его полиции, но теперь сомнений нет. Это как раз не очень радует. И так шансов было немного, а сейчас и того меньше.

Физиономия у моего цербера самая заурядная, не обезображенная интеллектом. Видно, обыкновенный исполнитель вроде тех двух, «легионеров». Но этот, сразу чувствуется, жёсткий и исполнительный: договориться с таким практически невозможно, потому что для него главное – выполнить приказ и получить вознаграждение. А размышлять или делать что-то по собственной инициативе такая публика не привыкла. Да ей и не велено. Хотя… о чём я сейчас думаю? Чем я его могу отблагодарить, кроме как ответным ударом по шее? И он это прекрасно понимает. Встречал я такой народец и среди бандитов, и среди полицейских.

Потягиваюсь, разминая затёкшие конечности, и мужик меня сразу предупреждает:

– Гляди, мент, если что-то неправильное задумал, лучше сразу выбрось из головы. Боже тебя упаси от резких телодвижений. С двух метров я не промахиваюсь!

– Был опыт стрельбы по живой мишени? – спрашиваю на всякий случай.

– Хочешь убедиться? Повторяю, забудь об этом!

А я и в самом деле сейчас раздумываю совсем о другом. Предположим, вырублю его и пистолет свой верну. Что дальше? Удирать отсюда сломя голову и обрубать все концы? Ну, уж нет. Теперь во мне действительно заговорил дотошный и зловредный мент, который всегда идёт напролом, даже рискуя жизнью и порой действуя вопреки логике. После того, как все ниточки были оборваны и теперь неожиданно появилась новая, упускать её не в моих правилах.

Но… даже не представляю пока, где нахожусь. Вероятней всего, это какая-то клиника или частная лечебница, где профессор Гольдберг сможет произвести свои манипуляции с глубоким трансом. На каком мы этаже? Как отсюда выбираться? Кто там ещё за дверями? Какие возможности у очередных вампиров, жаждущих секретов покойного Теслы? Это стоит хотя бы частично прояснить перед тем, как наказывать мужичка с моим пистолетом.

Но ничего придумать уже не успеваю, потому что дверь распахивается, и величаво вплывает Гольдберг собственной персоной, а с ним мужчина с фотографий Карины, сделанных во время похищения профессора. Это и в самом деле довольно высокий и сутулый тип. Тёмные очки он не снимает даже при таком тусклом освещении в комнате. Маскируется, блин. Или глаза больные?

– Привет, Даниэль! – профессор быстро и по-хозяйски подходит ко мне и пожимает руку, не обращая внимания на своего спутника. – Как себя чувствуешь?

– Вашими молитвами. А вы как? – гляжу на него обеспокоенно, но вид у профессора спокойный и уверенный, словно не его похитили, а он всех присутствующих пригласил к себе на званый ужин. – Эти уроды, наверное, хотят добиться своего не мытьём, так катаньем?

– Почему же уроды? – Гольдберг усмехается и всё не отпускает мою руку. – Люди поставили перед собой цель и добиваются её всеми доступными средствами… Кстати, познакомься, это мистер Джереми. Иврита не знает, по-русски говорит слабо, да оно ему и не очень надо, но ты, по-моему, неплохо владеешь английским? Он хотел бы с тобой напрямую пообщаться.

– Вы, как я вижу, с ним уже пообщались? А как же ваш бедный покойный Алонсо?

– Увы, бедного Алонсо уже не воскресить, но жизнь-то на месте не стоит! Организация, которую он представлял, кажется, вышла из игры окончательно, но ты и сам убедился, что свято место пусто не бывает. Есть ещё игроки на нашем футбольном поле, кроме арабов…

– Для вас это, выходит, игра?

– Нет, конечно, – профессор поджимает губы, наконец отпускает мою руку и отворачивается. – Жизнь и смерть – совсем не игра, мой друг, а, скорее, гонка. И в последнее время, к сожалению, становится бизнесом. Как всё вокруг. Притом все участники преследуют свои собственные интересы. Хотя настоящий интерес всего один и весьма примитивный – деньги. В нашем же случае оружие и новейшие технологии – всего лишь инструмент достижения очень больших денег, когда уже теряет смысл их дальнейшее приобретение. Доберутся до этого, тогда задумаются о бессмертии, но такое случится ещё не скоро. Следующим этапом. Потому всем конкурирующим сторонам пока не интересна моя по-настоящему революционная методика, которая подарит человечеству то, что гораздо дороже любого богатства, – вторую, третью и так до бесконечности… жизни. В этом те, кто гонится сегодня за банальной прибылью, ещё не видят выгоды более высокого уровня. И убедить их пока я ни в чём не могу, как и отказаться от сотрудничества с ними, – это для меня необходимые денежные вливания для продолжения экспериментов в перспективе… Вот и вся моя шкурная идеология. Хочешь – осуждай, а лучше попытайся понять. Торговцы оружием готовы финансировать мои разработки и сдувать с меня пылинки. Так что игра для меня стоит свеч. Потому и не боюсь говорить им в лицо всё, что думаю.

– Неужели вас не поддерживают наши официальные структуры? У вас же есть от государства всё, что угодно. Только пальчиком укажите, что требуется, сейчас же принесут на блюдечке.

– Ошибаешься, Дани. Знал бы ты, какая это бюрократия…

– Может, и так, но зачем связываться с преступниками? – киваю в сторону долговязого Джереми. – Короче, я только сейчас понял: никто вас не похищал, и вы давно уже общаетесь то с теми, то с другими. Появится кто-то третий – и с ним будете за ручку здороваться… Всё у вас, профессор, было распланировано заранее. Вот только одного не понимаю: совесть вас никогда не мучит?

Гольдберг высокомерно глядит на меня и почти шипит:

– Что-то вы, господин полицейский, разговорились чересчур… Не тебе, Даниэль, осуждать мои поступки и стыдить меня. Запомни, что всего я добивался сам, никому ничего не должен, а если с кем-то сотрудничаю или перестаю сотрудничать, то исключительно из собственных интересов. Я, кстати, прекрасно могу обойтись и без тебя. Мой друг Джереми – а это действительно мой друг, а никакой не похититель! – готов предоставить мне в Штатах добрый десяток добровольцев, которые с удовольствием согласятся выполнить эту почетную миссию. Но я хотел пойти проверенным путём, то есть через тебя, Баташова и этого антисемита Титуса, чтобы сэкономить время…

– Но американцы уже выходили на Титуса и без вас…

– Кто тебе сказал такую чушь? – профессор кисло усмехается и глядит на меня с откровенным сожалением. – Думаешь, то, что я делаю, может легко повторить каждый, кто захочет? Дёшево же ты меня оцениваешь… Последний раз спрашиваю: ты согласен продолжить нашу работу? Денег за успешное выполнение получишь не меньше, чем от Алонсо и его арабов. А в противном случае…

Не дожидаясь ответа, он поворачивается к долговязому Джереми, который внимательно вслушивается в наш разговор, но, вероятно, ничего не понимает на иврите, и спрашивает по-английски:

– Вы что-то хотели сказать нашему гостю перед тем, как приступим к делу? У него есть некоторые сомнения в целесообразности перемещения.

– Он по-английски понимает? – скрипучим голосом интересуется Джереми.

– Понимает.

Джереми оглядывается на мужика и жестом велит убрать нацеленный на меня пистолет, потом подходит ко мне и фамильярно хлопает по плечу:

– Как дела, мистер Штеглер? Мне профессор рассказывал о вас, как об очень порядочном и исполнительном полицейском, который согласился нам помочь. Я слышал о вашей блестящей операции по ликвидации русских торговцев наркотиками и оружием, вносивших беспорядок в давно сложившиеся схемы, существующие на мировом рынке. Это были самозванцы, которые получили за свои проступки заслуженное наказание… Вы хорошо понимаете, о чём я говорю?

– Понимаю, – мне и в самом деле любопытно послушать, о чём он собирается рассказывать, и я даже на некоторое время забываю, что очень сердит на профессора.

– Между прочим, после вашего возвращения из… из предстоящей поездки к мистеру Тесле я предоставлю вам некоторые материалы по группе, в которую входил уничтоженный нами Алонсо, и не сомневаюсь, что для ваших израильских спецслужб она окажется весьма интересной и во многом абсолютно незнакомой. Лавров победителей нам не надо, и вы вполне сможете записать разоблачение мерзавцев на свой счёт, а это, как я понимаю, и благодарность от начальства, и повышение в звании, и соответствующая зарплата, не так ли?.. Я не знаю иврита, но по выражению вашего лица и лица уважаемого профессора Гольдберга чувствую, что между вами возникли некоторые разногласия. С профессором я, конечно, дополнительно побеседую, но хочется выслушать сейчас и вас.

Поначалу я раздумывал, как бы мне при первой возможности высвободиться и поучительно наказать мужичка, держащего меня на прицеле собственного пистолета, а также вруна профессора. И, до кучи, совсем уже было бы неплохо задержать этого незнакомого, но загадочного и наверняка опасного верзилу Джереми. Однако теперь прикидываю, что торопиться не стоит. Лучше изображать пай-мальчика, который вынужден подчиниться обстоятельствам, а там посмотрим, куда кривая выведет. Пока мои похитители не чувствуют опасности, от них можно узнать куда больше, чем когда они окажутся за решёткой или у дознавателя из спецслужб.

– Нет между нами никаких разногласий, – отвечаю хмуро, старательно выговаривая непослушные после иврита английские слова. – Просто мне не нравится, когда говорят неправду или не всю правду. А профессор Гольдберг именно так и поступал последнее время…

– И это все ваши обиды? – широко улыбается Джереми. – Попробую внести ясность, можно? Пока ваша полиция раздумывала, воспользоваться или нет наработками профессора для проведения известной вам операции трансфера, мы уже достаточно длительное время сотрудничали с ним, собирали материалы, изучали архивы, консультировались с другими специалистами в этой области. Но прежде необходимо было чётко определиться, что же конкретного можно получить от Николы Теслы, если выйдем с ним на контакт. Стоит ли игра свеч. Признаюсь честно, мы уже пробовали добраться до него своими силами, без помощи профессора, на базе одной из американских клиник, но потерпели неудачу. Более того, потеряли человека. Так или иначе, нам пришлось перенести свою работу в Израиль, потому что профессор Гольдберг категорически отказался перебираться за границу. Патриот, видите ли… Но, по сути, это ничего не меняет. Задачи, которые мы поставили перед собой, остаются прежними, и ваша кандидатура как непосредственного исполнителя нас устраивает… Теперь у меня к вам встречный вопрос. Прежде чем продолжу свой инструктаж, мне хочется услышать ответ именно из ваших уст: вы согласны отправиться ещё раз к Николе Тесле или нет?

– Если скажу «нет»?

Джереми недобро усмехается, и весь его лоск сразу куда-то исчезает:

– Я бы не советовал так категорично отказываться. Даю пять минут на размышления и надеюсь, что вы примете единственное правильное решение…

5

В принципе, особо размышлять не о чем. При любом раскладе в ближайшее время я, так или иначе, окажусь в загробном мире. Только есть вариант остаться там навсегда, а есть вариант всё-таки вернуться. Второй меня больше устраивает. Честное слово, уже начинаю превращаться в какого-то графа Дракулу: то жив, то мёртв. Тьфу-тьфу…

Шанс благополучно выбраться из этой глупейшей ситуации остаётся лишь при условии, что соглашусь на предложение этого ласкового людоеда.

– Хорошо, я согласен, – вздыхаю мрачно.

Джереми довольно потирает руки и широким жестом приглашает меня присесть за стол.

– Продолжим нашу увлекательную беседу, – скаля полный комплект ровных фарфоровых зубов, чуть ли не поёт он. – Чтобы ваш визит к уважаемому изобретателю был удачным, обрисую некоторые детали, которые помогут при общении с ним. Надеюсь, вредного Титуса де Бобулу вам обойти всё же удастся. О нём, кстати, известно совсем немного, ибо при жизни этот уроженец Венгрии был весьма нечистоплотным и жадным человеком, всячески обманывал своего покровителя Теслу и всех, кто имел несчастье вести с ними какие-либо совместные дела. Сыграйте на его недостатках: пообещайте возвращение в мир живых так же, как и Тесле, плюс приличную сумму денег за посредничество…

– Значит, и мне заниматься обманом? А если он потребует гарантии?

– Какие могут быть гарантии на том свете? Только ваше честное слово. В крайнем случае, если начнёт требовать ещё что-нибудь, его и в самом деле можно будет вытащить из загробного мира, а уж тут, как вы понимаете, он никуда от нас не денется. Человек без документов, не знающий современных реальностей, и прочее… Если там он не попал в ад, то мы вполне в состоянии устроить для него ад здесь. Короче, заартачится – смело обещайте всё, что попросит. Не давайте времени на размышления. Скажите, мол, все сроки вышли, и больше никаких предложений ни от кого не поступит. Мы, мол, об этом в нашем мире уже позаботились. И ещё. Я не очень понимаю, что у него за монополия на посещения изобретателя? Постарайтесь прояснить. Скорее всего, это блеф… Теперь немного о самом Тесле, когда вы выйдете с ним на непосредственный контакт…

– Уверены, что выйду? – недоверчиво сверлю взглядом Джереми, но тот лишь отмахивается от меня.

– Уверен ещё и потому, что вам самому захочется выбраться из этой передряги без проблем и с хорошими деньгами. Постарайтесь.

– А если я вас обману? Полежу на травке среди одуванчиков, полюбуюсь на облака, а по возвращению наплету, мол, всё в порядке, видел Теслу, заключил с ним договор, и так далее…

– Думаете, у нас нет возможности проверить? Не забывайте, обратная связь уже работает… И потом, мы надеемся на положительный результат в самое ближайшее время, тут всё просто… Но не будем сейчас о пустяках. Мы же порядочные люди? – Джереми пристально разглядывает меня, потом снова улыбается. – Я почему-то не сомневаюсь в вашей порядочности… Так вот. Никола Тесла – человек экстравагантный, не от мира сего. Он, как утверждают биографы, время от времени шокировал современников своими причудами, но в них была своеобразная логика, не всегда понятная тем, кто с ним общался. Жажда денег и славы и в то же время юношеский максимализм и неумение ладить с людьми. С другой стороны – подозрительность и вечные обиды на тех, кто его якобы недооценивает. Почитайте любое его жизнеописание, там масса описаний его причуд.

– Для чего вы мне это рассказываете?

– Чтобы заранее представили себе, с каким человеком придётся иметь дело. Кроме того, Тесла был искренне убеждён в своём мистическом предназначении, считал, что ему отведена роль чуть ли не спасителя мира. А если уж ему дана свыше возможность создавать новое и опережать в своих изобретениях уровень современной науки и техники, то он вправе и судить обо всём на свете – политике, экономике, культуре. Даже стихи, знаете ли, писал. Если уж сумел в электротехнике заткнуть за пояс всех эдисонов, вестингаузов и маркони, то и во всём остальном он непременно первый. И ведь Тесла был, действительно, безумно талантлив, притом настолько, что современники этого до конца оценить просто не могли. Лишь сейчас мы начинаем постигать суть многих его изобретений…

Не удерживаюсь и замечаю:

– Теперь я до конца понимаю, с какой целью отправляюсь к нему на рандеву…

– Это и не было ни для кого секретом! – обрывает меня Джереми. – Конечно же, наша цель – получить его секретные изобретения, о которых все только слышали, но никто их не видел…

– «Лучи смерти», климатическое оружие, роботы-солдаты?

– Ого! – удивляется Джереми. – Мы, оказывается, не совсем дилетанты в этих вопросах?

– Кое-что почитываем, – признаюсь скромно. – Отставные российские менты не только водку хлещут, с медведями обнимаются и под телевизионную порнуху кряхтят.

– Тем лучше. Меньше объяснять придётся. Отмечу лишь один очень неприятный для нас факт. В своё время Тесла неосмотрительно решил, что если ему выпала миссия изобретать такие грандиозные и уникальные вещи, которые никому раньше не удавались, то он в состоянии сам ими распоряжаться: одаривать этим человечество или до поры скрывать. Мол, пока человек не созрел для обладания оружием такой разрушительной силы, значит, давать ему в руки его не следует. А когда это время наступит, если самого Теслы уже нет? Словно предполагал, что спустя семьдесят лет его в загробном мире посетят люди из будущего, то есть мы с вами, чтобы попросить поделиться своими тайнами. Всё-таки имел он какой-то пророческий дар, если смог просчитать такой вариант развития событий… Вот мы и решили не ждать, а помочь новоявленному «мессии» принять правильное решение.

– То есть вы хотите, чтобы я убедил Теслу в том, что человек созрел для таких игрушек? – невольно усмехаюсь такому наивному подходу. – И он мне поверит?

– Он не обязан вам верить. Пообещайте, что, когда его душа вернётся в наш мир, правда, в чужом обличии, он сможет убедиться во всем лично.

– В чём убедиться? В том, что вы создадите оружие по его секретным разработкам и не станете его продавать тем, кто собирается им воспользоваться? Вы сами-то в это верите?

Джереми упрямо мотает головой и даже грозит мне пальцем:

– Даниэль, не стоит совать нос туда, куда не просят. Для вашей же безопасности. Неужели вы не понимаете, что эти вопросы решаю не я один и наше с вами мнение никого абсолютно не интересует. Давайте заниматься теми проблемами, что нам по зубам…

Наступает неловкая пауза. Оглядываюсь на профессора Гольдберга, который молча сидит рядом с мужичком, не сводящим с меня пистолета, и внимательно вслушивается в наш разговор.

– Вы, профессор, тоже придерживаетесь такого мнения, как и мистер Джереми? – спрашиваю его. – Вам безразлично, в чьи руки попадут изобретения Николы Теслы?

– Я всего лишь врач и занимаюсь сугубо медицинскими проблемами, – пожимает плечами Гольдберг и отводит взгляд. – В оружейных делах я ничего не понимаю. Моя методика работает, и мне этого достаточно… Жду, когда закончится инструктаж, и я смогу приступить непосредственно к своим обязанностям.

– И тебе, приятель, на всё наплевать? – спрашиваю по-русски мужичка с пистолетом.

– А я что… Я даже не понимаю, о чём вы говорите! – он чешет пистолетом лоб и удобнее устраивается на стуле. – Вы же на английском треплетесь… Мне пообещали бабок за то, что тебя сюда притащу, а на всё остальное плевать. В свои дела ты меня, мент, не подписывай, я тут сторона.

– Вернёмся к нашему разговору, – напоминает о себе Джереми, – потому что осталась самая главная его часть. Вы, мистер Даниэль, пока не задали мне вопрос о том, каким образом получите материалы от Теслы. У него же на том свете, – он коротко хмыкает, – никаких бумаг и чертежей под руками нет. Ни расчётов, ни опытных образцов – абсолютно ничего.

– И в самом деле, как?

– А вот тут я расскажу вам маленькую историю. Для начала несколько известных фактов. Наш экстравагантный старичок скончался в возрасте восьмидесяти семи лет в полном одиночестве и почти что в забвении в двухкомнатном номере на тридцать третьем этаже нью-йоркского отеля «Нью-Йоркер». Последние дни провёл в полной нищете, хотя мог бы стать весьма состоятельным человеком, распродай свои тщательно скрываемые изобретения… Ну, как можно, согласитесь, отказаться от кофе, мяса и даже от любимого бильярда? Лично я на его месте не смог бы… Теперь вопрос: свои документы он, естественно, хранил в каком-то архиве, но где этот архив? Ещё с конца двадцатых годов, когда он умудрился перессориться со всеми спонсорами и уже не мог содержать личный офис, то разложил результаты исследований по коробкам и чемоданам и стал их таскать за собой по отелям, в которых жил. Собственный дом был ему теперь, конечно же, не по карману. В подвалах отеля «Пенсильвания» почти до середины тридцатых годов хранилось тридцать четыре чемодана с чертежами, расчётами, проектами и дневниками, накопленными за последние десятилетия. Потом всё это переместилось на склад в Манхэттене. Туда же передавали личные вещи Теслы и из других отелей, где он квартировался. Большинство этих документов, в конце концов, попало в руки учёных. Однако самых главных изобретений среди найденных материалов не оказалось. Это выяснили, когда начали проводить их инвентаризацию. Не таким уж простачком был наш изобретатель, чтобы складывать все яйца в одну корзину.

Джереми вздыхает и жестом просит мужичка с пистолетом, который уже начинает клевать носом, принести стакан воды.

– Умер он, повторяю, в отеле «Нью-Йоркер» в ночь с шестого на седьмое января тысяча девятьсот сорок третьего года. Но полным одиночеством его существование там назвать было нельзя, потому что за ним уже давно негласно следили всевозможные спецслужбы, и старик это знал, но не только не обращал внимания, а даже их провоцировал, то и дело заявляя о поддержке СССР, откуда к нему тоже засылали гонцов. Всем было интересно разрекламированное оружие, о котором он периодически выдавал газетчикам сенсационную, но довольно туманную информацию, никогда не раскрывая никаких деталей. Можно было бы подумать, что это всего лишь фантазии обиженного на весь свет старого учёного, но кое-какие вещи имели и реальное воплощение, что тоже периодически обнародовали ушлые репортёры. Тем не менее главные изобретения, о которых он как бы невзначай с завидной регулярностью сообщал прессе, повторяю, оставались неизвестными.

– А почему ещё тогда не смогли подкупить его секретаря Титуса де Бобулу? – вдруг вспоминаю я. – Вот у него-то как раз не было никаких моральных установок и тормозов, и за хорошие деньги он мог выкрасть всё, что закажут. Тесла же ему доверял, если даже после смерти они не расстаются.

– С Бобулой всё несколько сложнее, чем кажется. Он был весьма неплохим архитектором и неоднократно проектировал для Теслы кое-какие конструкции и, может, преуспел бы на этом поприще, если бы не его неистребимая тяга к аферам и нежелание платить налоги. Кроме того, он, в отличие от своего патрона, симпатизировавшего коммунистам, проникся фашистскими и антисемитскими идеями и даже нападал на великого Альберта Эйнштейна, чего в присутствии Теслы делать, безусловно, не следовало. Между ними то и дело происходили конфликты на этой почве, и, в конце концов, старик не только перестал давать ему взаймы денег на очередные финансовые авантюры, как правило, всегда терпевшие фиаско, но и запретил упоминать своё имя, которым Бобула так успешно повсюду прикрывался.

– Как же вышло, что в загробном мире они снова вместе? – удивляюсь очередной раз.

– Не факт, что они на самом деле вместе. Возможно, это обычное враньё Бобулы, и в этом, хочешь не хочешь, вам предстоит разобраться… А может, Тесла, как человек чистый и благородный, в конце концов, простил этого законченного негодяя. Тот, судя по воспоминаниям современников, мастерски умел втираться в доверие… Но вернёмся к нашему изобретателю. Для создания своих масштабных проектов ему всегда нужны были деньги, притом немалые. Тут уже одних частных спонсорских поступлений категорически не хватало. Требовалось участие государства. Вернее, военных, которые могли бы финансировать работу. В силу разных причин этого не произошло, хотя интерес к его разработкам со стороны армии существовал всегда. Может, одной из причин отказов стало то, что после начала Второй мировой войны он весьма активно подавал голос в защиту оккупированной Югославии, своей настоящей родины, хотя в отсутствии американского патриотизма его никто не обвинил бы…

– Тем более, – замечаю я. – Как он мог поддерживать отношения с откровенным фашистом?

– Да оставьте вы этого злосчастного Бобулу в покое! – отмахивается Джереми. – Я совсем к другому вас подвожу. Перед вселением в отель «Нью-Йоркер» Тесла заключил с администрацией кредитное соглашение, ведь наличных денег на оплату у него не было. По этому соглашению он передавал в залог долговую расписку и тщательно упакованную «рабочую модель луча смерти», но предупреждал, что открывать коробку с «лучами» крайне опасно. Сообщив, что это одно из главных его изобретений, он оценил «рабочую модель» в десять тысяч долларов, сумму по тем временам немалую. Всё это было спрятано в ячейку № 103 хранилища отеля…

– Судя по тому, что о «луче смерти» никто до сегодняшнего дня не знает, – начинаю догадываться, – ничего в той коробке не оказалось. Или Тесла блефовал, чтобы его не сочли совсем уже нищим…

– Действительно, многие пытались выяснить, куда делся «луч смерти» и другие изобретения и где всё это хотя бы приблизительно может находиться в настоящее время. Охота за секретами началась ещё при жизни Теслы, и ФБР довольно плотно опекало старика. Манхэттенский склад неоднократно обыскивался, но ничего интересного там обнаружено не было. Хотя, как ни странно, некоторые из идей, обнародованных Теслой в своих статьях, удивительным образом воплотились в действительность уже после его смерти. Что-то, вероятно, он кому-то передал или продал, но никаких упоминаний об этом нет, а что-то так до сих пор и осталось загадкой…

Джереми отхлебывает воду из стакана и вздыхает:

– Вот, в принципе, и всё, что я хотел рассказать. Этого, думаю, достаточно… Таким образом, вам, мистер Даниэль, необходимо встретиться с Теслой, объяснить, что современное общество уже готово к тому, чтобы его изобретения воплотились в реальность. Более того, сделайте акцент на том, что самые глобальные его проекты могут послужить устрашению тех, кто стремится развязать новую войну, способную уничтожить всю планету. Не сомневаюсь, что на слово он вам вряд ли поверит, поэтому выкладывайте свой главный козырь: обещайте переселение в этот мир. Пускай своими глазами во всём убедится. Попутно прозондируйте вопрос с тайными хранилищами его материалов, которые пока никому не известны. Наверняка они до сих пор существуют. Это для нас не менее существенно, чем его возвращение…

– А если он так ничего и не скажет?

– Всё равно уговаривайте его воспользоваться возможностью трансфера в наш мир. А тут он никуда от нас не денется – додавим.

– И всё-таки, – не успокаиваюсь, – никак не могу поверить, что «лучи смерти» могли реально существовать. Просто сказки какие-то!

– О чём это говорит? – почему-то сразу возбуждается Джереми. – О том, что эту пресловутую коробку ещё никто не нашёл, а значит, у нас есть шансы отыскать её первыми! Может, её перепрятал перед смертью сам Тесла и теперь дожидается, чтобы кто-то явился к нему и сообщил, что время пришло…

– Друзья, – подаёт голос из своего угла профессор Гольдберг, – мы много разговариваем. И уже начинаем повторяться. А мне очень дорого время. Нужно поскорее сделать то, ради чего мы собрались, и пора, пожалуй, заканчивать игры с похищениями. Меня наверняка уже полиция разыскивает. А это не шутка. Если бы вы только знали, сколько у меня дел в медицинском центре и в университете… Даниэль, друг мой, ты готов?

Признаюсь, меня просто подмывает сказать «нет», даже несмотря на увлекательный рассказ американца. Всё прекрасно и всё хорошо, но… снова начинает побаливать голова. Очень уж неприятные ощущения остались от пребывания в состоянии глубокого транса: вроде бы взрослый, полный сил мужик, а чувствую себя слабее беспомощного ребёнка, который после возвращения и шага не может ступить самостоятельно. Но основная причина не в этом. Фальшь и неестественность происходящего – вот что отвратительно. И это больше всего бесит и… страшит.

Но как поступить? Что мне ответить этому Джереми, если я ещё и самому себе не ответил ни на один из вопросов? Э-эх…

Впрочем, наверное, всё-таки стоит согласиться на встречу с Теслой, но, вопреки приказам Джереми, попытаться отговорить его передавать свои опасные штучки кому бы то ни было. Если у старика в середине прошлого века были большие сомнения в том, что люди разумно используют его изобретения, то что говорить о сегодняшних фанатиках-безумцах, которые, не задумываясь, применят любое оружие для достижения своих бредовых целей? В этом плане цивилизованный американец Джереми ничем не лучше отмороженных фанатиков-арабов.

– Готов, – обречённо выдыхаю и в упор смотрю на своих мучителей. – Но мы с вами пока не обсудили один щепетильный вопрос…

– Гонорар? – усмехается американец. – А вы сейчас, простите, в том положении, чтобы выдвигать какие-то условия?.. Впрочем, шучу. Хорошая работа всегда хорошо оплачивается. Сколько вам обещали ваши прежние работодатели?

– Пятьдесят тысяч долларов.

– Вас устроит, если сумму удвоим?

– Вполне.

Помимо желания, стараюсь оттянуть начало моего визита в загробный мир. Честно признаюсь, мне страшновато. Бандитских пуль я не боюсь. Рукопашных схваток с уголовниками тоже. Отчаянные гонки на машинах – бывало и такое. А тут инстинкт самосохранения вдруг начинает бить во все колокола…

Неожиданно где-то в глубине здания раздаётся какой-то неясный шум и следом за ним истошные крики. Гулко хлопают пистолетные выстрелы, потом всё стихает.

– Что происходит? – удивлённо поднимает брови Джереми. – Кто там может стрелять?

– Сейчас выясню, – неуверенно бормочет Гольдберг и встаёт со стула, – всё-таки это моя вотчина, и без меня сюда никого постороннего не пустят.

– Нет! – Джереми резко вскакивает и командует: – Вы оставайтесь, а пойдёт и проверит он, – и указывает пальцем на мужичка с моим пистолетом.

Непонимающе поводя глазами, тот медленно поднимается со стула, но неожиданно для самого себя я подскакиваю и резким ударом выбиваю пушку из его рук. Это решение пришло ко мне спонтанно, словно вспышка молнии полоснула по глазам. Не раздумываю о последствиях, но иначе поступить я, наверное, сейчас не могу.

– Так будет справедливо, – тяжело дыша, сообщаю опешившим Джереми и Гольдбергу и передёргиваю затвор, – всё-таки это моё штатное оружие. А то ваш боец ещё начнёт стрелять, а мне потом объясняйся.

– Зачем ты так? Мы пока не знаем, что там происходит, – растерянно бормочет профессор, но Джереми его обрывает:

– Пускай мистер Даниэль сходит сам и проверит, если он так решил. Всё-таки он из полиции. А мы тут запрёмся и подождём, – и в ответ на удивлённый взгляд профессора: – Никуда он не денется: от таких денег, что ему обещаны, никто не сбегает…

Но дальше всё идёт уже не по плану Джереми. От мощного удара дверь распахивается, и несколько человек в спецназовском обмундировании вваливаются в комнату. Я и сообразить ничего не успеваю, как все мы мгновенно оказываемся на полу со скованными за спиной руками. А мне, как шибко ретивому, ещё и приложили прикладом автомата по загривку, чтобы не размахивал пистолетом…

6

В кабинете капитана Дрора шумно и накурено. Насколько помню, курящих капитан терпеть не может, и, когда дефилирует по коридорам управления и ловит запах сигарет, то виновники, если попадают под горячую руку, получают самую строгую выволочку, на которую только способен разъярённый начальник. Пару раз под его каток попал Штрудель, а один раз и вовсе лишился премии. Со мной ситуация иная. Все меня почему-то считают любимчиком Дрора, а я объясняю это лишь тем, что не сижу постоянно в конторе, а значит, на глаза ему не попадаюсь.

Но сегодня в святая святых – его кабинете присутствуют посторонние, которым, видимо, запреты на курение не указ. Даже наоборот, это какое-то вышестоящее начальство, а начальству на распоряжения подчинённых традиционно плевать.

Одного из двух посетителей, кажется, я уже где-то видел. Крупное загорелое лицо, короткая седая щетина, густые, сдвинутые на переносице брови, зычный голос, которым не говорят, а отдают команды.

– Ну, здравствуй, Даниэль, – обращается он ко мне. – Не ожидал меня здесь встретить? Чувствую, не ожидал…

Конечно же, я узнаю этого человека, хоть и не сразу. Встречи с ним и в самом деле не ожидал. Да и вообще не хотел бы с ним никогда встречаться. Уж больно неприятные воспоминания с ним связаны.

Попробую отмолчаться, вдруг поймёт, что я ничего не забыл и по-прежнему люто его ненавижу. А он, пользуясь тем, что никто его здесь не остановит, продолжает терзать меня:

– Неужели не помнишь, как вы вместе с моим бывшим подчинённым Шаулем Кимхи столько крови мне испортили своими воображаемыми путешествиями во времени, что я до сих пор это без содрогания вспоминать не могу? Если бы не этот паршивец Шауль, люди не пропадали бы сперва во времени, а потом – навсегда. А тут ещё ты своими детективными расследованиями подлил масла в огонь! Неужели ты так и не понял, что был, по сути дела, соучастником преступления, за которое не в тюрьму сажать надо, а… Ладно, промолчу. Вы ещё хорошо отделались, потому что я вас прикрыл. Не какой-то волшебник со стороны, а я! Правда, лабораторию Шауля во избежание скандала пришлось ликвидировать, но тут уже я ничего сделать не мог, ведь история получила огласку. Друг же твой вылетел на улицу, хотя, конечно же, я не дал ему опуститься на дно. Твоему приятелю Алексу, насколько я помню, всего лишь влепили выговор, а ты выиграл больше всех. Тебя (опять же с моей подачи) взяли на работу в полицию, – он бросил взгляд на внимательно слушающего капитана Дрора, и тот сразу принялся послушно кивать головой, как китайский болванчик. – И ты ещё на меня дуешься, господин новоиспечённый полицейский?

Отворачиваюсь и тоскливо гляжу в окно. Двоякое отношение у меня к этому человеку, имя которого, как ни странно, до сих пор мне неизвестно, но лучше бы уж до конца своих дней не знать ни имени, ни самого его обладателя.

…Два года назад он курировал лабораторию, занимавшуюся исследованиями перемещений во времени, но, когда дело дошло до практического применения наработанных методик, категорически запретил проводить эксперименты в реале. Неизвестно, его ли это было решение или откуда-то сверху, но запрет был безоговорочный. К тому времени меня уже привлекли занимался поисками исчезнувших людей, и я выяснил, что перемещались они в другие эпохи, а затем вышел и на главного организатора этих таинственных перемещений – Шауля Кимхи. Выяснилось, что он решил подхалтурить тайком от своего грозного начальника… А потом мы с ним вместе возвращали назад, в наше время, отправившихся в прошлое людей. Узнав об этом, его шеф поступил предельно жёстко, и все без исключения, даже невиновные, пострадали. До сих пор не понимаю, для чего нужна была такая жестокость… С другой стороны, нет худа без добра. Только благодаря участию в «противозаконной деятельности» Шауля я поступил на службу в израильскую полицию, ведь никто, как оказалось, не смог лучше меня разобраться в безумных хитросплетениях благих побуждений и подлости, бескорыстного самопожертвования и жадности. Кроме того, никто не решился так отчаянно рисковать собственной жизнью и носиться по лабиринтам времени за беглецами. На подобные безрассудные поступки способны, наверное, только доведённые до отчаянья бывшие российские менты, которым в новой израильской жизни терять было нечего…

– Всё, хватит предаваться воспоминаниям, – мужчина отворачивается от меня и начинает обиженно барабанить пальцами по столу. – Я сюда прибыл не для этого. Прощу всех сесть за стол. И ты, Даниэль, тоже присядь, – выждав минуту, он торжественно провозглашает: – Мы, представители спецслужб и полиции, собрались сегодня на совещание, чтобы выработать общую стратегию борьбы с международными организациями торговцев оружием. Такая стратегия в мировом масштабе, безусловно, существует, и не нам обсуждать её эффективность, но мы столкнулись с частным случаем, когда возникла локальная опасность того, что секретные разработки американского учёного Николы Теслы после полувекового забвения могут всплыть и попасть в руки беспринципных и жадных до прибыли дельцов. Такого допустить нельзя… Это преамбула. Какие вопросы у присутствующих на данном этапе возникли? Можете спрашивать.

Все напряжённо молчат, поэтому он продолжает:

– Опишу вкратце сделанное. Параллельно с полицейской операцией по поимке сообщников преступника, занимавшегося продажей наркотиков и оружия, в которой был задействован присутствующий здесь офицер полиции Даниэль, мы проводили более широкую кампанию по выявлению курирующей его международной сети по торговле оружием. Негласно наблюдая за работой профессора Гольдберга, выполнявшего заказы крупных оружейных корпораций, мы выявили даже не одну сеть, а две – американскую и азиатскую. Продолжая негласно наблюдать за ними, мы вышли сперва на резидента азиатской сети, потом на резидента американской сети. В результате конфликта интересов резидент азиатской сети Мигель Брайтнер погиб. Полностью его каналы отследить пока не удалось, но имеющиеся материалы переданы в Интерпол, и, думаю, ликвидация этой корпорации всего лишь дело времени. В ходе вчерашней операции был задержан американский резидент, и сейчас он даёт показания…

– Простите, – перебиваю его, – выходит, всё это время вы наблюдали за профессором Гольдбергом и, соответственно, за мной? Я вас правильно понял?

– За вами, Даниэль, всегда нужен глаз да глаз, – не глядя на меня, высокомерно усмехается мужчина. – Конечно, наблюдали. Продолжим дальше… Итак, можно считать, что эти сети в какой-то степени нейтрализованы, а то, что от них пока остаётся, находится под нашим негласным контролем. К тому же, коллеги из Интерпола активно включились в работу. Таким образом, сегодня перед нами стоят две задачи. Первая – выяснить, есть ли ещё кто-то на рынке оружия, ведь ясное дело, что после провалов конкурентов эти пока не проявившиеся торговцы будут действовать более осторожно и скрытно, но, по всем предположениям, попытки завладеть секретными разработками Николы Теслы не прекратятся. Вторая задача и, наверное, самая главная – нам самим необходимо первыми добраться до вожделенных секретов. Объяснять причины, думаю, не следует. Как это сделать, мы должны сейчас обсудить и составить план. Для того и собрались. У Интерпола по этому вопросу свои наработки, но в наших интересах получить архивы Теслы раньше европейцев.

– Простите, – вмешиваюсь снова, – что с профессором Гольдбергом? Он продолжает свою деятельность? Хотим мы того или не хотим, но нужно снова выходить на Теслу. Без этого никак.

– К сожалению, профессору Гольдбергу доверять мы больше не можем. Он преступил границы вседозволенности, и теперь ему предстоит отвечать перед законом. Я бы, конечно, мог ему помочь уйти от наказания, но, согласитесь, мы тоже должны следовать каким-то принципам. Да и дело получило широкую огласку… – заметив мою усмешку, мужчина хмурится и продолжает, повысив голос: – Короче говоря, перед нами сейчас стоит задача любым способом первыми добраться до секретов Теслы, а для начала прояснить, существуют ли они на самом деле. Если существуют, то сделать так, чтобы – акцентирую на этом внимание! – они никому из наших недоброжелателей не достались…

– …А достались только нам, – подаёт голос капитан Дрор.

– Это само собой разумеется. Как бы банально ни звучало.

– Как же мы всё-таки сможем добраться до Теслы? – не удерживаюсь снова. – Ведь профессор Гольдберг, как я понял, выключен из игры?

– Не догадываешься? – мужчина смотрит на меня с улыбкой, словно это совещание затевалось именно ради разговора со мной. – Думал, что ты, Даниэль, сообразительней. Но ничего страшного, этот вопрос мы с тобой обсудим в личной беседе.

– Почему со мной? – удивляюсь я, и на душе у меня непроизвольно начинают скрести кошки. – Тут начальства и без меня хватает…

– Надеюсь, никто из начальства против нашего разговора тет-а-тет возражать не будет? – мужчина обводит взглядом присутствующих, хотя, кроме нас с Дрором, его и ещё одного неизвестного в штатском, никого больше нет.

– Что вы, конечно, не будем возражать! – с готовностью поддакивает капитан.

– Вот и замечательно! У полиции вопросы ко мне есть?

Дрор вскакивает и, как на армейском построении, выпаливает:

– Вопросов нет. В чём будут заключаться дальнейшие действия полиции?

– Не мешать и не вмешиваться. А если возникнет необходимость, помогать. Вам ясно?

– Так точно.

Мужчина встает из-за стола, и следом за ним поднимаются остальные. Один я продолжаю сидеть и грустно размышлять о том, что раз уж меня позвали на совещание, на котором никакой новой информации никто не получил, то, скорее всего, мне и быть главным участником намечающихся действий. Только каких? Если не планируется новых перемещений на тот свет, то как можно достучаться до Теслы?

– Все свободны. А ты… – по-отечески хлопает меня по плечу мужчина, – ты поступаешь в полное моё распоряжение. Твоё начальство в курсе.

Машину ведёт парень, который на совещании так и не проронил ни слова. Рядом с ним грозный хозяин положения, который сейчас в прекрасном расположении духа, что-то напевает себе под нос и даже не оглядывается на меня, скромно притулившегося на заднем сидении чёрного навороченного лендровера с тонированными стёклами.

– Что приуныл, Даниэль? – спрашивает он, не поворачиваясь. – Повторяю, хватит дуться, мы тут не в бирюльки играем, нам надо быть в одной команде и полностью доверять друг другу. Как-нибудь позже, когда разгребём эти авгиевы конюшни и закроем дело, сядем с коктейлем на берегу моря, и я нарисую тебе полную картину событий с объяснением причин, которыми вызваны мои поступки… Ведь ты многого не знаешь. Даже моё имя тебе не известно. Ведь не известно? А у Шауля, думаю, хватило ума обо мне не трезвонить, – он поворачивается и протягивает руку. – Меня зовут Габриэль, но можешь звать меня Габи. Так меня зовут все, даже подчинённые.

– Очень приятно, – выдавливаю машинально, хоть ничего приятного нет, однако руку пожимаю.

– Познакомься с моим помощником, – он указывает на молчаливого водителя, – зовут его Георгием, и он, кстати, как и ты, русскоязычный…

– Не русскоязычный, – поправляет, ухмыляясь, водитель, – а, скорее, грузиноязычный, но по-русски говорю.

– Будете работать вместе.

– Чем конкретно мы будем заниматься? – не выдерживаю я.

Габи внимательно глядит на меня и, усмехнувшись, выдаёт:

– Тем, чем занимались в своё время с Шаулем, – путешествовать во времени. Но уже не туда, куда захотите, а туда, куда я скажу.

– А сам Шауль? Он в команде?

– Я же сказал: он больше у нас не работает. Но специалисты его уровня у меня есть.

– Верните его, – пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну. – Он хороший специалист, и с опытом. Если придётся заниматься перемещениями во времени, то я хотел бы только его, потому что доверяю ему… Между прочим, я его недавно видел. Печальное зрелище. Думаю, он по-прежнему любит свою прежнюю работу и очень переживает, лишившись её.

Габи некоторое время молчит, потом неторопливо прикуривает сигарету и сбрасывает свой грозный рык на полтона:

– Это хорошо, что ты не забываешь друзей и не хочешь бросать их в беде… Ладно, подумаю. А пока вы всё равно начнёте с Георгием, и он введёт тебя в курс дела, – Габи косится на своего водителя и снова глядит на меня в упор. – Когда вы сможете начать?

Не знаю, что ответить, но и так видно, что мой ответ ему не требуется.

Незаметно выезжаем из города и мчимся по шоссе на юг. Спустя некоторое время сворачиваем на какую-то извилистую асфальтированную дорогу, и море, бегущее за нами с правой стороны, постепенно исчезает. Минут двадцать мимо нас проносятся киббуцные плантации и виноградники, потом шоссе виляет в сторону ещё раз, и мы уже начинаем пробираться среди лесистых холмов, за которыми неожиданно вырастает жёлтое приземистое двухэтажное здание, огороженное высоким забором из бетонных плит с вышками для охранников на углах. «Прямо-таки замок Синей Бороды», – чуть не срывается у меня с языка.

– Здесь поживёте некоторое время, – указывает пальцем Габи.

Молчаливый солдат распахивает ворота, и мы въезжаем внутрь. Как ни странно, но в здании никого, кроме нас и охранника на воротах, нет. Ни одно окно не освещено, в коридорах темнота.

– Это армейский медицинский центр на случай чрезвычайных ситуаций, – объясняет Габи. – Вас тут никто не побеспокоит. В твоей комнате, Даниэль, есть всё необходимое: телевизор, холодильник с продуктами, компьютер. Правда, туалет и душ в конце коридора, но тебе же не привыкать к таким жутким неудобствам, да?

– Я не услышал ответа на свой вопрос, – бурчу мрачно, – что будем делать с Шаулем?

– Ты и в самом деле так дорожишь им? – интересуется Габи, и я замечаю, как глаза его потеплели. – Так и быть, завтра пришлю сюда твоего приятеля. Но Георгий будет постоянно с вами. Это моё непременное условие.

– Не доверяете?

– Если честно, то нет. Я вообще никому не доверяю. Особенно тем, кто меня однажды обманул или хотя бы попытался обмануть…

Комната, в которой мне придётся жить, более чем спартанская. Недовольно спрашиваю:

– Сколько времени мы здесь проведём?

– День на инструктаж и подготовку. День там… куда вы отправитесь. Какое-то время на восстановление, когда вернётесь. А дальше видно будет…

– Кто «мы»?

– Отправитесь вместе с Георгием. Так будет проще и удобней. И мне спокойней.

– Вот оно как…

– И не иначе!

После того, как мы перекусили тем, что бог послал, вернее, тем, чем оказался набит бездонный армейский холодильник, Георгий сообщает:

– Если не возражаешь, то присядем где-нибудь, и я продолжу вводить тебя в курс дела. В принципе, ты уже не новичок, поэтому всё знаешь не хуже меня. Нам надо лишь отработать место, окружение, пройтись по особенностям характера нашего клиента и построить тактику переговоров.

Мы располагаемся в небольшом холле на втором этаже, и Георгий кладёт перед собой на низкий столик папку с материалами.

– В принципе, думаю, повторять не стоит, что посредством гипноза мы перенесёмся в нужное время и место…

– Постой, – перебиваю его, – до сих пор одну вещь понять не могу. Если путешествовать предстоит нам с тобой, то кто будет осуществлять этот самый гипноз?

– Твой старый приятель Шауль Кимхи.

– Но ведь Габи его уволил, и только я настоял, чтобы его вернул. И его ещё нет. К тому же, не факт, что Шауль согласится.

– Ты так думаешь? – усмехается Георгий. – Никуда он не денется – согласится. Габи его чисто формально отстранил, но, когда возникает необходимость, Шауля тут же зовут, и он с готовностью занимается всем, что ему прикажут делать… Габи с тобой просто играет. Он со всеми играет. Даже если бы ты не настаивал на возвращении своего друга, его всё равно вернули бы. А больше некому…

– Выходит, и Шауль меня обманывал, – тяну разочарованно, – а мне казалось…

– В чём он тебя обманывал?

– Ладно, проехали…

Едва ли сообщение Георгия меня сильно удивило. Нечто подобное я предполагал, и с первой минуты нашего общения во мне зародились большие сомнения в том, что волк так легко может превратиться в овечку и стать вегетарианцем. Не очень-то это похоже на грозного Габи. Но мне и мысли не приходило, что Шауль, которого я искренне жалел и очень хотел ему помочь, мог оказаться двуличным… Эх, мент, совсем ты расслабился на сытых израильских харчах, чьих-то лживых улыбках и пустых обещаниях! Щелчок тебе по носу, чтобы не расслаблялся.

– Давай займёмся нашими делами. – Георгий некоторое время следит за моей реакцией, потом снова заглядывает в папку и продолжает: – Мы отправимся в Нью-Йорк начала ноября тысяча девятьсот сорок третьего года. Точное место – отель «Нью-Йоркер», в котором жил перед самой смертью Никола Тесла. В своём номере он находился практически один, посетителей почти не принимал, так что выйти на контакт со стариком будет совсем нетрудно.

– А секретаря Титуса де Бобулы рядом не будет?

– Этот авантюрист бросил его уже давно, так как понял: поживиться у Теслы больше нечем, ведь тот даже в отеле жил в долг, оставив в залог ту вещицу, которую нам с тобой предстоит изъять. Бобула с его профашистскими взглядами уже давно был на крючке у ФБР, да и Тесла, как патриот своей прежней родины Югославии и новой родины США, не сильно его жаловал. Не забудь, что тысяча девятьсот сорок третий год – самый разгар Второй мировой войны, и все в Америке с повышенным интересом следят за тем, что происходит в Европе на фронтах… Идём дальше. Прежде всего, вопрос: как установить контакт с Теслой? Самое, наверное, удобное – представиться резидентами советской разведки, тем более он сразу вычислит по нашему акценту, что мы не американцы. Но здесь важно учесть, что характер у старика тяжёлый. Он очень импульсивен, несговорчив и упрям. Столько раз ему приходилось выкручиваться из житейских передряг и преодолевать козни многочисленных недоброжелателей, что волей-неволей превратишься в мизантропа, для которого уличный голубь дороже незнакомого человека. К тому же его за последние годы страшно выматывали различные судебные тяжбы, в которых необходимо было доказывать авторство собственных изобретений, беззастенчиво украденных у него теми же Эдисоном и Маркони. Печальная ситуация, особенно на закате жизни.

– Семья-то у него хоть была – жена, дети?

– Тесла всю жизнь сторонился женщин. Что поделать… чудачества гения… Да и близких друзей у него никогда не было, зато врагов – море.

– Ну и каким образом ты собираешься выманить его секреты? Никому до тебя он их не передавал, а тут ты нарисуешься – пожалуйста, получите и распишитесь.

– Нам нужно его уговорить, как говорил Габи, а если не получится, то хотя бы получить ключ от ячейки номер сто три в хранилище отеля, где лежит коробка с упакованным «лучом смерти».

– Чем-чем? – усмехаюсь, уже не доверяя даже Георгию.

– Так он называл содержимое коробки, и во всех документах это название проходит.

– Почему ты решил, что Тесла тебе добровольно отдаст ключ и согласится выдать свои секреты?

– Не отдаст – выкрадем. Или заберём силой…

Это мне уже совсем не нравится:

– Ты понимаешь, что перед тобой будет старик, которому жить остаётся несколько дней? И ты поднимешь на него руку?

Георгий сужает глаза и жёстко, почти по слогам проговаривает, стискивая зубы:

– Нам надо получить содержимое коробки, чего бы это ни стоило. И потом… мы это делаем не для себя…

– …а для человечества? – уж и не знаю, как себя вести. Остаётся только дразнить от отчаяния своего собеседника: – Вы с Габи прямо-таки спасители мира! Какой героизм и самопожертвование… Предположим, нам каким-то чудом удастся добыть этот дурацкий «луч смерти». Притом учти – силой не позволю… Как ты собираешься передать его Габи? При помощи гипноза?

Георгий некоторое время молчит, лишь сверлит меня непонимающим и недобрым взглядом. Потом как-то неуверенно вздыхает, видимо, решив, что я высказался полностью и больше прибавить мне нечего. Но хорошо видно, что он и сам, наверное, испытывает большие сомнения по поводу применения силы.

– С этим как раз проще простого. Если вещь из коробки и в самом деле представляет какую-то ценность, плюс к этому приложатся какие-то бумаги, расчёты и чертежи, то нам приказано просто арендовать ячейку в одном из солидных банков на Уолл-стрит, и пускай всё это хранится до наших дней.

– Где ты столько денег возьмёшь, чтобы оплатить аренду ячейки? Это же не на год, а почти на семьдесят с лишним лет! Пойдёшь в подворотню кошельки у прохожих из карманов вытаскивать?

Тут уже Георгий вскипает не на шутку. Бросить обвинение гордому грузину в том, что он будет лазить по чужим карманам?! Он чуть ли не шипит от злости:

– А ты, мент, на что? Придумаешь что-нибудь! По этой части голова у тебя варит. Мне Габи про тебя рассказывал… Если бы не детали, на которые ты обучен обращать внимание, думаешь, он привлёк бы тебя к работе? Я и один справился бы со всеми делами…

Дальше разговаривать с ним абсолютно не о чем. Иначе всё закончится чем-нибудь нехорошим. Отворачиваюсь и демонстративно зеваю:

– Устал я, хочу отдохнуть. Завтра день у нас нелёгкий. Просьба к тебе: позвони Габи и уточни, во сколько приедет Шауль. Хочу с ним пообщаться…

7

Утром за завтраком Георгий демонстративно молчит. Видно, всё ещё злится после нашего вчерашнего разговора. Впрочем, меня это мало беспокоит, потому что никуда он, в конце концов, не денется: перед грозным начальником Габи он тише воды и ниже травы. А мне плевать, что он думает про меня. Больше миндальничать ни с кем не собираюсь.

– Я поговорил с шефом, – единственное, что он пробормотал за всё утро, – и шеф обещал, что твой приятель Шауль приедет к обеду. Так что всё утро мы свободны, а потом…

Допиваю кофе и отправляюсь к себе в комнату. Хочется побыть одному, потому что неизвестно, как дальше ляжет карта. И ещё мне хочется без свидетелей поговорить по телефону с Кариной.

И она сразу откликается на звонок:

– О, великий сыщик вспомнил о бедной девушке, какое счастье! Куда запропастился-то? Опять весь в делах и заботах? А мой блог простаивает без очередного скандальчика!

– Ты, как всегда, в точку попала, – усмехаюсь, но веселиться с ней за компанию нет настроения. – Времени у меня мало, а дел невпроворот.

– Слышала, поиски секретов Теслы сворачиваются, да? Злодеи, торговавшие оружием, повязаны и сядут в каталажку? И даже ваш великий и ужасный профессор, так замечательно организовавший трансфер в загробный мир, оказался совсем не таким хорошим парнем, как всем представлялся? Однако полицейский Штеглер, как всегда, вышел сухим из воды. Новый Индиана Джонс! Я правильно всё поняла?

– Прежнее дело закрыли, ты права. Но сразу же открыли новое.

– Кого мы теперь достаём с того света?

– Всё того же Теслу.

– Неугомонные вы ребята! Что же вам всё-таки надо от бедного покойника? Не трогали бы уже его. В могилке, поди, и косточки истлели… А что, никакой уже секретности нет, если ты звонишь и так спокойно обо всём сообщаешь? Жалеть потом не будешь?

Чувствую, девушка уселась на своего любимого конька, и если её не остановить, то словесный поток не иссякнет никогда.

– Слушай, Карина, мне помощь твоя нужна. Притом срочно, желательно до обеда, а то потом меня не будет. В командировку отбываю.

– Ну, разве тебе, коварный искуситель, откажешь? Подкатывай, всегда рада тебе помочь.

– Я сейчас не в городе… А нужно мне вот что. Покопайся в интернете и разыщи любую информацию о самых последних днях и часах Теслы: кто его окружал, с кем он общался, что вокруг него творилось. Короче, всё, что можно наскрести. И не сбрасывай материалы мне на телефон, потому что прочесть не успею, а лучше перезвони и своими словами кратко изложи. У тебя, знаю, получится.

– Ого, – удивляется Карина, – то ничего, а то всё сразу и в одном флаконе! Ладно, не парься, сделаем… А когда я тебя самого увижу?

– Ты же понимаешь, человек я подневольный…

– И женатый к тому же… Поматросил, и теперь скрываешься от бедной девушки… на том свете! А бронепоезд простаивает на запасных путях. И ржавеет…

– Тьфу на тебя! Быстро же ты меня вычислила… Короче, могу на тебя рассчитывать?

– До обеда позвоню, не сомневайся, искуситель… – и короткие гудки в трубке.

В принципе, на особые открытия не рассчитываю, но какие-то детали она, несомненно, прояснит. Подобная информация лишней никогда не бывает. Тем более у меня почему-то очень большие подозрения, что у Георгия в папочке есть ещё кое-какие материалы, которые он мне не выкладывает, но не потому что пока не велено, а просто из вредности. Откуда мне знать, что у них с Габи на уме? До конца доверять им не могу. Так же, как и они мне не доверяют. Может, потому я и настоял, чтобы с нами был Шауль Кимхи. Хотя и в нём тоже, как выясняется, некоторая червоточинка. Тем не менее с Шаулем всё равно спокойней. Он меня пока что не подводил по-крупному.

Не мешало бы ещё позвонить Штруделю и поведать о своём новом приключении. Правда, он не имеет к этому никакого отношения, но всё-таки лучше, если будет в курсе. Мало ли – вдруг прикрыть потребуется.

Но телефон Штруделя не отвечает. Ничего не поделаешь, он тоже на месте не сидит, над ним, как и над всеми нами, чёрная стая начальников, которые проедают плешь. Будет у нас ещё время с ним поболтать… если живым выберусь из очередной передряги.

Укладываю свои измученные кости на кровать и пытаюсь задремать. А что? Имею полное право отдохнуть, как космонавт перед полётом…

Карина звонит уже через два часа:

– Слушай внимательно, что я нарыла. Не знаю, пригодится тебе или нет, но мне это показалось интересным. И в самом-то деле, столько вокруг нас загадочного, что диву даёшься! Короче. Наш гениальный старичок уже с тысяча девятьсот сорок второго года чувствовал себя отвратительно. Обмороки, сердцебиения… а вокруг нездоровая суета и возня, и на всё это приходилось тратить остатки сил. В Европе война, и его со всех сторон призывают применить свои секретные изобретения, чтобы покарать фашистов и установить мир во всём мире. Но старик отмалчивается. Может, его громогласные заявления о возможностях изобретённого оружия – чистая выдумка, а может, он дальновидно не захотел выпускать джина из бутылки. Для полноты картины сообщу, что при всём его показном американском патриотизме Тесле, как бывшему сербскому подданному, симпатизировавшему коммунистам, до конца не доверяли и, учитывая, что он занимался созданием новых видов оружия, держали под плотным колпаком у ФБР…

– Скажи, а документально доказано, – перебиваю её, – что он занимался новыми видами оружия?

– По крайней мере, он периодически будоражил общественность подобными заявлениями. Старичок всю свою жизнь был ещё тем пиарщиком. Но идём дальше… Буквально сразу после того, как утром девятого января тысяча девятьсот сорок третьего года горничная обнаружила его мёртвым в собственном номере, туда явилась бодрая троица и обследовала каждый уголок номера. Имена нужны?

– Дай на всякий случай.

– Сейчас посмотрю. Итак, первый – Кеннет Суизи. Молодой журналист и популяризатор науки, крутившийся в поисках сенсаций первое время около Эйнштейна, потом около Теслы. Затем – Сава Косанович, племянник старика и будущий политик, основавший в Белграде после войны музей Теслы. И третий – Джордж Кларк, директор музея и лаборатории Американской радиокорпорации… – Карина на мгновенье замолкает и вдруг спрашивает: – А зачем ты их именами интересуешься? У тебя… у тебя будет возможность с кем-то из них встретиться? Ты опять отправляешься в путешествие во времени?

– Может быть. Не задавай, пожалуйста, сейчас вопросов, на которые не имею права отвечать. Всё потом узнаешь, и обещаю, ты будешь первая.

– Точно-точно?

– Мамой клянусь, – усмехаюсь, – как говорят на Кавказе.

– Хотя ты, в принципе, уже ответил…Так вот, с ними были управляющий отелем и слесарь, который открыл сейф с личными бумагами покойного. Однако там ничего не оказалось. Только корм для голубей, которым старый чудак кормил своих пернатых друзей в последние дни… Если уж с кем-то ты и в самом деле собираешься встретиться из того времени, то обрати внимание на Блойса Фитцжеральда. Это один из учёных, которого Тесла приблизил к себе и даже приглашал на дни рожденья. С ним он мог делиться своими секретами. В ФБР вообще подозревали, что у Блойса остались какие-то чертежи и расчёты Теслы… У меня есть ещё несколько фамилий, которые засветились в окружении старика. Если хочешь, могу зачитать.

– Хватит, наверное, – озадаченно чещу нос и прикидываю, что не так уж легко будет добраться до изобретателя, который, как везде указывалось, закончил своё бренное существование в одиночестве, а на самом деле за ним следило столько глаз и подслушивало столько ушей. – Всех этих людей вряд ли удастся встретить… Есть ещё что-нибудь интересное?

Карина некоторое время молчит, видимо, копается в своих записях, потом отвечает:

– В последние свои дни, по свидетельствам очевидцев, Тесла выглядел очень усталым, был измождённым, и чувствовалось, что он недоедает. В отличие от своих любимых голубей, для которых регулярно покупал корм и хранил в сейфе…

– Меня интересует другое. Когда сразу после его смерти открыли сейф с его личными вещами, внутри были какие-нибудь бумаги? Если да, то кто их забрал?

– В сейфе, кроме корма для голубей, повторяю, ничего не оказалось. Но тот же Фитцжеральд, о котором я тебе говорила, рассказывал, будто Тесла хвастался, что у него в разных районах города спрятано в тайниках более восьмидесяти ящиков с бумагами, чертежами и образцами изобретений. Судьба их неизвестна, ведь многие службы занимались их поисками, но о результатах, как правило, никто не докладывал. Судя по послевоенным сообщениям, некоторые его разработки всё же были найдены и воплощались в жизнь американцами, русскими и ещё кое-кем…

– Значит, старичок, всё-таки не унёс в могилу местонахождение своих изобретений, – тяну задумчиво, – с кем-то поделился. Вот оно как…

– Ну, фамилии счастливых обладателей чужих секретов и названия их контор уже вряд ли удастся найти. От всех перечисленных мной имён никакой дополнительной информации не поступило, то есть они, вероятней всего, так и остались с носом. Столько времени прошло, да и не публичная это информация, если она существует на самом деле. Но могу ещё покопаться.

– Наверное, не стоит… А про «лучи смерти» ещё где-то упоминается?

– Про них как раз больше всего упоминаний. Но чтобы кто-то их испытал и где-нибудь официально задокументировал… такого не попадалось.

– Значит, самое скандальное своё изобретение Тесла надёжно припрятал и никому, по всей видимости, не передал… Да, интересно девки пляшут!

– Достоверно известно, что все оставшиеся после Теслы бумаги и вещи были изъяты представителями Управления по делам иностранной собственности, так как у старика было ещё и югославское гражданство. Всё это делалось очень быстро и под маркой того, что идёт война и секретное оружие может попасть в руки врага. Короче, шпионские страсти… Да, ещё деталь. Про «лучи смерти» распространялась информация, будто они способны уничтожать летящие самолёты, и изобретатель якобы сам участвовал в создании опытного экземпляра. Но это, по-моему, уже откровенная туфта. Создал бы – опробовал бы.

– Куда же эти «лучи» всё-таки делись? То есть вначале были в гостиничном номере, потом перекочевали на склад, а потом уже бесследно испарились. Странно всё это. Дыма без огня не бывает!

– Даже сам Тесла говорил, что у него их пытались несколько раз украсть, но у похитителей ничего не получилось. Хотя потом в отчётах и указывалось, что ничего похожего среди вещей, хранящихся на складах, не обнаружено. Вероятней всего, действительно похитили. Если, конечно, они существовали.

Некоторое время мы молчим, и я слушаю в трубке дыхание Карины, потом вздыхаю:

– Ну, если это всё, давай заканчивать разговор. У меня дел полно…

– И ты мне даже «спасибо» не скажешь? – надувается моя добровольная помощница. – Опять использовал девушку, а сам в кусты.

– Спасибо, родная. С меня во-от такой подарок будет!

– Не надо мне подарков. Лучше эксклюзивное интервью дай, когда вернёшься…

– Откуда?

– Будто не знаешь! Оттуда, куда собрался в командировку в ближайшее время, сам же проговорился. Меня не обманешь…

Шауль Кимхи и в самом деле появляется к обеду. О нашей недавней встрече он не вспоминает, лишь подносит палец к губам, чтобы при Георгии я не говорил ничего лишнего. Вероятно, его отношения с организацией Габи, в которой он так успешно раньше работал, сегодня не такие безоблачные, но разбираться в нюансах мне совсем не хочется. Сотрудничать с ними в дальнейшем я ни при каком раскладе не собираюсь. Мне достаточно и того, что Габи спокойно суёт свои щупальца к нам, в полицию. И это мне больше всего не нравится.

Мы по-братски обнимаемся с Шаулем и под подозрительными взглядами моего компаньона проходим в палату, где намечено наше великое мероприятие. Георгий незамедлительно следует за нами.

Это комната в самом конце коридора с металлической бронированной дверью.

– А дверь-то для чего? – хмыкает Кимхи.

– На всякий случай, – хмуро отшучивается Георгий, – чтобы твоё туловище не украли, пока тебя не будет. Так Габи распорядился.

В комнате полумрак, и сквозь зашторенные окна почти не пробивается солнечный свет с улицы. Две стоящие рядом кровати, стойки для капельниц и кресло напротив – вот и всё, что здесь есть. Мой новый коллега по-хозяйски оглядывает помещение и сообщает:

– Я, наверное, схожу за кофе. Попьём на дорожку. И позвоню шефу, доложу, что у нас всё готово. А ты, – он указывает на меня пальцем, – проинструктируй пока человека, куда мы отправляемся, с какой целью, сколько времени нам требуется. Короче, сам знаешь, что говорить.

И невооружённым глазом видно, что большой радости от того, что происходит, ни он, ни Кимхи не испытывают. А уж про меня и говорить нечего…

– Что заскучал, брат? – через силу пытаюсь шутить и хлопаю Шауля по плечу. – Всё возвращается на круги своя! Ты снова в деле и будешь, как прежде, заниматься любимым делом.

– Делом – разовым? Как тот музыкант на свадьбе? Отыграл вечер, сунули деньги в карман и до свидания до следующей свадьбы.

– Может, Габи рано или поздно возобновит работу вашей лаборатории. Мне почему-то кажется, что у него куча планов по этой части… А что ещё желать? С ним-то, я думаю, у вас всё потихоньку наладится. Хоть он и неприятный мужик, но деловой. Никуда не денешься – надо мириться. Другого начальства у нас с тобой пока нет.

– В том-то и беда, что нет, – Шауль согласно кивает головой, вытаскивает сигарету, не торопясь, прикуривает и распахивает окно. – Я хорошо знаю, каков из себя Габи, поэтому меня и беспокоит, что он возобновляет перемещения во времени. Думаешь, всё это раскручивается из чистой любви к науке? Не тот он человек, чтобы делать что-то без дальнего прицела.

– А что в этом необычного? – развожу руками. – Сегодня мы отправимся в гости к Тесле, чтобы достать его секретные разработки. Раньше такой возможности непосредственного контакта не было, а теперь есть – нам и карты в руки. Хотя, признаюсь, лучше бы этих новых видов оружия, за которыми мы гоняемся, в природе не существовало. А Габи… он прагматик. Потому его, видимо, и поставили решать такие проблемы.

Шауль прищуривается и вдруг смотрит на меня прямым немигающим взглядом:

– Ты уверен, что Габи действует во имя страны, а не в своих личных интересах?

– Откуда у тебя такие сомнения возникли?

– Просто я помню, как мы с тобой разыскивали пропавших людей, и все они после возвращения погибали по самым разным причинам. Всякое может случиться с человеком, но чтобы все сразу и за такое короткое время? Тебе, полицейскому, не кажется странным, что все смерти списали на несчастные случаи и никаких расследований не проводили? Вряд ли такое могло случиться, если бы речь шла о какой-то государственной программе, пусть и предельно засекреченной. Шеф об этом должен был прекрасно знать, но он ни разу не обмолвился ни словом. У меня это до сих пор в голове не укладывается.

– Ну, мы многого до сих пор не знаем, а сегодня уже ни в чём нельзя быть уверенным. Да и твой Габи не похож на банального прохвоста, решающего свои задачи за счёт государства. Кому такое по силам?

– Мне кажется, ему всё по силам. Он, как какой-то злой гений, витает над всеми и подчиняет своей власти. И всё у него получается. Я ни разу не слышал, чтобы он ссылался на кого-то из высокопоставленных чиновников или даже по телефону разговаривал с кем-то уважительно…

– Ну, не сгущай краски! – улыбаюсь чрез силу. – Наверняка всё проще и банальней.

Но Шауль меня словно не слышит:

– Из всех, кто участвовал в нашем прошлом эксперименте, то есть перемещался во времени, остался в живых только ты. У меня сегодня есть все основания опасаться за тебя.

– Меня не так просто грохнуть! Я же мент. Уже были попытки…

– Повторяю, ты этого Габи совершенно не знаешь! – Кимхи докуривает и бросает окурок в окно. – Пока ему от тебя что-то нужно, он тебя опекает и гладит по головке, но как только задача выполнена…

– Тебя же он не трогает?

– До поры до времени. Мне тоже замену можно найти, и он рано или поздно найдёт.

– К чему ты завёл этот разговор? Не хотел бы продолжать работу с Габи – давно отказался бы.

– Как тут откажешься? Куда от него скроешься? – Шауль лезет в карман за новой сигаретой, но передумывает и подходит ко мне почти вплотную. – Нам нужно как-то обезопасить себя. Сразу после вашего возвращения мы с тобой должны отсюда исчезнуть.

– Думаешь, такое возможно? Сам же говоришь, что нас везде разыщут.

– Может, разыщут, а может, и нет. Но всё равно не мешало бы скрыться и переждать какое-то время, а тем временем материалы о Тесле запустить в прессу, и это в какой-то степени свяжет руки Габи. Не такой уж он отмороженный, чтобы лезть на рожон и подвергать себя прямой опасности. У тебя есть надежный человек, который по моему сигналу подскочит сюда на машине, заберёт нас и увезёт?

– Есть, – сразу вспоминаю о Карине, потому что Лёха, ясное дело, для этого не годится. – Это женщина, журналистка. Во-первых, Габи про неё ничего не знает, а во-вторых, ей будет просто за счастье участвовать в экстремальном приключении. Она и прессу потом нам обеспечит.

– Позвони ей сейчас, договорись и оставь координаты этого центра. Потом сообщи, что в нужный момент с нею свяжусь я, ведь неизвестно, как ты себя будешь чувствовать. А где нам укрыться, я знаю. Есть у меня потаённое местечко, туда и отправимся.

Но позвонить Карине не успеваю, потому что появляется Георгий с тремя стаканчиками кофе, и мне остаётся лишь тайком от него отправить сообщение на её электронную почту.

– С шефом ещё раз поговорил, – бодро сообщает сын гор, – и он пожелал нам счастливого пути и удачного завершения операции.

– А в чём это удачное завершение будет заключаться? – уныло интересуется Шауль.

– Разве тебя Даниэль ещё не проинструктировал? Он же знает, что всё полученное нами мы должны будем спрятать в арендованную банковскую ячейку, которую запишем на имя Габи. А он её откроет уже в наши дни. Вот вам и обратная связь времён.

– Ловко придумано! – без особого восхищения бормочет Шауль и грустно подмигивает мне.

– Более того, шеф сообщил, что на время операции и до его приезда вокруг нашего центра будет выставлена усиленная охрана, так что ни одна муха сюда не пролетит. Никто нам не сможет помешать.

– Это ещё для чего?! – удивляюсь, и внутри у меня неприятно холодеет.

– На всякий случай. Чтобы не произошло ничего непредвиденного.

Мы с Шаулем молча переглядываемся, и он опускает глаза.

– Ну, друзья, как настроение? – весело трубит Георгий, залпом допивает кофе из своего стаканчика и бросает его в угол. – Приступаем? Кстати, я приготовил для нас с Даниэлем нейтральные брючки и куртки без опознавательных знаков, чтобы не нужно было себе там одежду разыскивать. Вроде фасончик похож на тот, что полсотни лет назад носили. Сейчас переоденемся в этот модный прикид и – вперёд…

8

…Стою, полузакрыв глаза, и опираюсь спиной о шершавую бетонную стену, бесконечно уходящую вверх. Лицо мне секут колючие холодные капли, и вдруг я обнаруживаю, что это не дождь, а снежинки. Ох, сколько лет я не видел их, не ощущал губами и вообще почти уже забыл о том, что где-то они могут падать вот так запросто тебе на лицо…

– Холодно-то как, – доносится недовольное ворчание.

Открываю глаза и поворачиваю голову. В двух шагах от меня мой компаньон зябко запахивает свою лёгкую курточку и поднимает воротник.

– Отвык я в Израиле от такого холода, – бормочет он с обидой и оглядывается по сторонам, – куда бы пойти согреться? В кафе какое-нибудь, что ли?

– А у нас деньги на кафе есть?

– И то верно. Пойдём хоть за угол, там ветра нет.

Отталкиваюсь локтями от стены и пытаюсь сделать шаг, но меня не на шутку штормит, и колени предательски подрагивают. Георгий, видно, уже пришёл в себя и стоит, ожидая меня.

– Что-то, брат, ты расклеился? – недоумевает он. – Давай, приходи в себя скорее, а то у нас столько дел.

– Где мы? – делаю несколько шагов вперёд и чувствую, как ко мне возвращаются силы.

– Вон, гляди! – Георгий поднимает голову и показывает пальцем туда, где высоко-высоко на фронтоне здания, уходящего вверх гигантскими ступеньками, красуются громадные бетонные буквы «NEW YORKER», нависающие над сверкающей огнями Восьмой авеню. – Пошли внутрь…

– Погоди, – качаю головой, – нам лучше пока не светиться. На входе повсюду швейцары и прочая обслуга, а эта публика всегда профессионально обращает внимание на любого, кто заходит через парадную. Поищем вход для работников отеля. Наверняка сбоку или со двора должны быть какие-то служебные двери.

Мы снова возвращаемся за угол, где сечёт в лицо пронизывающий ветер со снежинками, и долго плетёмся, зябко кутаясь в свои тонкие куртки, потом сворачиваем ещё раз и видим узкий проезд во внутренний дворик. Там относительно тихо, и ветер со снегом туда почти не залетают.

Мы идём по какому-то мощённому неровной прямоугольной брусчаткой проходу, который выводит нас в полутёмное внутреннее пространство с глухими стенами со всех сторон. Повсюду штабеля деревянных ящиков и большие круглые жестяные баки для мусора. Но впереди по курсу распахнута широкая дверь, за которой неяркие лампочки без плафонов освещают внутренний коридор, ведущий внутрь здания.

Мы переглядываемся с Георгием, и он машет рукой:

– Пошли, а то совсем замёрзнем!

Странно, что пока нам никто не встретился, хотя несколько раз доносились приглушённые голоса за дверями, мимо которых мы проходим.

– Кстати, совсем забыл спросить: как у тебя с английским? – вдруг шепчет идущий передо мной Георгий, хотя едва ли стоит опасаться, что нас кто-то услышит, потому что вокруг полно всевозможных звуков.

– В школьном объёме плюс джентльменский набор стандартных ругательств. В принципе, всё, что необходимо понять, худо-бедно пойму, да и ответить не проблема. Не Шекспир, конечно, но… Не парься!

– Почему-то я так и думал, – мой напарник с сожалением оглядывается на меня и криво усмехается. – Значит, основные переговоры буду вести я, а ты постоишь в сторонке.

– Как же ты всё-таки станешь договариваться с Теслой? Тебе, наверное, Габи дал более подробные инструкции, чем мне? Так и было у вас запланировано: ты основной, а я в роли бобика?

– Габи велел изображать из себя гонцов из Советского Союза, который ведёт войну с Гитлером. Тем более это по нашему… по моему акценту сразу заметно. Скажем, что без новейшего оружия нам фашистов не одолеть. Тесла симпатизирует коммунистам. Поэтому не должен отказать.

– А если откажет?

– Тут уже шеф велел не церемониться. Если коробка с «лучами смерти» у него и в самом деле в номере, то забрать силой. А если нет, то в его сейфе должны быть ключи от ячейки в хранилище отеля, где эта коробка хранится.

Даже замедляю шаги:

– Мы эту тему уже обсуждали! Неужели у тебя поднимется рука на старика, которому жить осталось всего несколько дней?! Ты понимаешь, что говоришь?! Какой ты мужчина после этого?! Как хочешь, но я в этом участвовать не собираюсь. И тебе не дам.

Георгий тоже замедляет шаги, потом останавливается и медленно поворачивается ко мне. Лицо его перекошено злой и презрительной ухмылкой, а кулаки сжаты:

– Что за сопли, полицейский? Буду не буду, хочу не хочу – разве тебя не учили выполнять приказ сразу и без рассуждений? Прямо-таки не полиция, а детский сад какой-то…

Ничего не отвечаю, хотя очень хочется вместо ответа врезать ему в ухо и показать, на что способен полицейский. Вернее, бывший российский мент. Но одна мысль крутится и не даёт ни на чём сосредоточиться: прежде всего, нельзя позволить ему что-то сделать силой, каких бы приказов ни отдавал всесильный Габи. А врезать потом успею…

Узкий коридор, по которому мы идём, приводит нас в помещение с четырьмя решётчатыми раздвижными дверями лифтов. У одного из них стоит парень с большой картонной коробкой, из которой выглядывают пучки зелени: укроп, петрушка и ещё что-то. Он оглядывается на нас, заученно улыбается и здоровается, потом спрашивает, на какой этаж нам надо.

– Тридцать второй, – отвечает Георгий и незаметно подмигивает мне.

– Нам же на тридцать третий, – шепчу ему по-русски.

– Выйдем на этаж ниже и сориентируемся, – тоном заправского шпиона отвечает Георгий тоже по-русски. – Неужели не понимаешь, что нам нужно просчитать и пути отхода?

Оказывается, доблестный опричник хитрого и коварного Габи и в самом деле собрался с кем-то воевать! И тут я начинаю понимать, что если наш план не удастся и мы вернёмся ни с чем, то сильно печалиться не стану. Если Габи ради какого-то призрачного результата готов на всё, даже избить умирающего старика или пожертвовать моей жизнью и – не сомневаюсь – жизнью Георгия, значит, что-то здесь не чисто. А что – даже выяснять не хочется. Противно всё это…

Парень с зеленью выходит на шестнадцатом этаже, а мы поднимаемся выше. Лифт немного поскрипывает какими-то невидимыми блоками и тросами над головой, и слабая мерцающая лампочка на его грязной стене с трудом выхватывает из полумрака тесное пространство кабины.

На тридцать втором этаже попадаем на точно такую же площадку, как и та, с которой мы поднимались. Только тут уже чище, и стены покрашены в весёлый салатный цвет. Не обращая на меня внимания, Георгий ныряет в коридор. Мы проходим мимо подсобных помещений и служебных комнат и неожиданно оказываемся в большом холле с картинами на стенах и коврами под ногами. Веером расходятся коридоры, подсвеченные тусклыми плафонами на стенах, отражающимися в сверкающем паркете. Но нам не это нужно – нас интересует лестница, по которой можно подняться на этаж выше.

По-прежнему никого вокруг нас нет, и это как раз на руку. Если придётся тащить коробку с «лучами смерти», то лучше, чтобы свидетелей не было. Пока осматриваюсь, Георгий уже находит лестницу, покрытую ворсистой дорожкой, и молча манит меня за собой.

На тридцать третьем этаже в холле за низким журнальным столиком сидит мужчина в сером костюме в редкую чёрную полоску и читает пухлую газету. В зубах у него сигарета, а пепельница перед ним полна окурков. Классический вариант шпика. Мужчина демонстративно не глядит на нас, но я вижу, как желваки на его щеках заиграли, а сам он насторожился.

– Посмотри, – дёргаю за рукав своего приятеля, – этот джентльмен тут не просто сидит и, вероятно, уже не один час.

– Думаешь, пасёт посетителей Теслы?

– Не знаю, но не исключено.

– Что будем делать? – в глазах у него тревога. – Сумеешь его вырубить?

– А зачем? Что он нам плохого сделал? Не забывай, кто ты и откуда. Проскочим…

Георгий с сомнением качает головой и медленно проходит мимо мужчины, стараясь не смотреть в его сторону, но артист из него никудышный. И мужчина тут же на это реагирует:

– Простите, господа, вы к кому направляетесь?

– Мы электрики, – с готовностью отвечает Георгий, – меняем неисправные лампочки в светильниках.

Мужчина с недоверием оглядывает его с головы до ног:

– А где ваши инструменты? И лампочки где?

И тут Георгий неожиданно взрывается. Он подскакивает к шпику, хватает его за лацкан пиджака и шипит:

– Что тебе от нас надо? Читаешь газету – и читай дальше. Кто ты такой, чтобы нас останавливать?

Мужчина вырывается из рук моего напарника и вытаскивает из кармана семиконечную металлическую звёздочку с номером посередине:

– Полиция Нью-Йорка, сержант Дуглас Кларксон. Предъявите, пожалуйста, свои документы! Или пройдёмте со мной…

Отодвигаю разъярённого Георгия плечом и миролюбиво говорю мужчине на своём корявом английском:

– Понимаете, сержант, мы всего лишь электрики, которых отправили сюда менять лампы. Какие документы? Кто их на работу с собой носит?

– Ничего не хочу слушать, – моментально заводится мужчина, и на его полном лице выступают капельки пота. – Предъявите документы или, пожалуйста, следуйте за мной! Вы вообще на таком английском говорите, что сто раз задумаешься, кто вы…

Он даже вскакивает со своего кресла и преграждает нам дорогу, размахивая руками. И тут происходит неожиданное: мой напарник взрывается и бьёт его сперва в лицо, потом в живот, потом снова в лицо, и так до тех пор, пока мужчина не валится навзничь, а лицо его тут же не превращается в кровавую маску.

– Ты с ума сошёл? – оттаскиваю Георгия от безжизненного тела сержанта. – Хочешь, чтобы через пять минут здесь собралась толпа? И ведь, кроме зевак-постояльцев, набегут полицейские и газетчики. Думаешь, Габи тебя за это похвалит?

– Да пошёл ты со своим Габи! – всё ещё сверкая глазами, шипит разъярённый напарник.

– Как раз он не мой, а твой! И шума нам здесь совершенно не надо… Куда мы теперь сержанта денем? Он же придёт в себя и крик поднимет.

– Может, я его сейчас… – Георгий показывает, как он свернул бы шею сержанту, но я испуганно хватаю его за руку:

– Даже не думай! Давай его где-нибудь запрём, чтобы он какое-то время никуда выйти не мог. Час-другой полежит в отключке, а больше нам и не понадобится.

– Давай, – неохотно соглашается Георгий, – мы почти у цели…

У двери с табличкой «3327» мы останавливаемся. Я всё ещё не верю, что спустя мгновение увижу наконец легендарного Николу Теслу, о котором за последнее время узнал столько нового и интересного. От всего этого просто голова кругом идёт. Ни о ком другом за последнее время не было столько разговоров в моём окружении.

Полицейского Кларксона мы волочим до небольшой складской комнаты, где горничные хранят постельное бельё и прочие необходимые принадлежности, связываем руки и ноги полотенцами и укладываем отдыхать на тюки с грязным бельём. По моим предположениям, час-полтора он будет находиться здесь в тишине и покое, если раньше никто не явится и не освободит беднягу.

– Посмотри, что у него нашёл в кармане, – в руках у моего приятеля пухлый бумажник. – Нам же деньги понадобятся, а?

Ничего не отвечаю, потому что всё это мне до чёртиков надоело. Может, я уже бросил бы всё и вернулся в своё время, невзирая на последствия, но что-то меня пока удерживает здесь. Вероятней всего, острое чувство опасности, ведь этот воинственный сын гор вполне может сотворить какую-нибудь необратимую и жуткую вещь, роковую ошибку, о которой мы все потом не раз пожалеем.

А он тем временем раскрывает бумажник сержанта и вытаскивает несколько мятых купюр:

– Фи, я думал, тут куча денег, а у него… двадцать… тридцать… тридцать пять долларов! Да ещё мелочь… Хотя, наверное, здесь это немалые деньги! Неплохо сержанты зарабатывают в полиции Нью-Йорка, если у них на карманные расходы такие бабки в кошельке водятся…

– Хватит уже! – морщусь, как от зубной боли. – Давай, стучи в дверь.

Но за дверью гробовая тишина, и никто не отзывается.

– Может, наш изобретатель уже… того? – шёпотом предполагает Георгий.

– Какое сегодня число?

– Шестое января тысяча девятьсот сорок третьего года.

– Наш подопечный умрёт через два дня, и его труп в этом номере обнаружат лишь девятого января.

– Ну, тогда ладно, – облегчённо вздыхает Георгий и стучит более настойчиво.

За дверью раздаются неторопливые шаркающие шаги, и негромкий хрипловатый голос спрашивает:

– Кто там?

– Мистер Тесла? Управляющий прислал нас проверить в вашем номере освещение. Мы рабочие отеля, электрики.

И снова за дверью тишина. Мы терпеливо ждём, и я не даю Георгию стучать снова. Наконец, в замочной скважине проворачивается ключ, и дверь распахивается.

Перед нами сухой высокий старик с узким измождённым лицом и совершенно бесцветным отсутствующим взглядом. Такой взгляд, наверное, бывает у человека, которому всё надоело и ничего больше в этой жизни не надо. Хотя спустя мгновение в них всё же вспыхивает огонёк, который сверлит и буравит нас. Но огонёк какой-то затихающий и неяркий.

– Мистер Тесла? – снова спрашивает мой приятель.

Но старик не обращает внимания на его вопрос и сам интересуется:

– Неужели вы, господа, решили, что я не сумею справиться с перегоревшей лампочкой?

– Нас отправил управляющий, – разводит руками Георгий.

– Я поговорю с ним, чтобы не беспокоил меня по пустякам. Я же его уже не раз просил!

– Мы пройдём в комнату?

Старик молча отходит в сторону и пропускает нас внутрь.

В номере темно и прохладно, лишь в открытом окне переливаются и мигают огни бесчисленных реклам с крыш высоких зданий напротив. Странно, что в такую погоду, когда на улице холодный, пронизывающий ветер вперемешку с редким мокрым снегом, окна у старика распахнуты.

– Вы не могли бы зажечь свет? – просит Георгий. – И заодно закрыть окна.

– Странно, – скрипит за нашими спинами старик, – вы, электрики, не знаете, где тут выключатели.

Он нашаривает на стене у двери выключатель и щёлкает. Загорается люстра и несколько матовых плафонов по стенам. Теперь мы можем худо-бедно оглядеться.

В номере почти ничего нет – стандартное гостиничное убранство. Посреди комнаты круглый стол на витых ножках, и на нём большая лампа с абажуром. У стен пара кресел и диван. Между ними конторка, на которой ворох писем и какие-то бумаги. На стене тёмная картина в аляповатой золотистой раме. На полу у настежь распахнутого окна пёстрая жестяная коробка с рассыпанной вокруг серой крупой.

Дверь в спальню прикрыта, и, видимо, там то, что нам нужно. Георгий подмигивает мне и кивает в сторону спальни.

– Вы, господа, я чувствую, совсем не рабочие отеля. – Тесла, прихрамывая, подходит к одному из кресел и неловко усаживается в него. – Более того, я даже догадываюсь, кто вы и зачем сюда пожаловали. И всё-таки перед тем, как вас выгнать, хочу поинтересоваться, что вам от меня нужно?

Мой попутчик неожиданно улыбается и говорит:

– Вот видите, мистер Тесла, как всё удачно складывается! Не нужно врать и что-то придумывать. Мы же взрослые люди и должны уважать друг друга. Давайте поговорим.

– Кто вы? – старик хмурится и сжимает тощие костлявые кулаки. – Прошу вас немедленно удалиться!

Не обращая на него внимания, Георгий проходит через всю комнату и распахивает дверь спальни. И тут же вздрагивает от шума крыльев. Оказывается, там тоже окно нараспашку, и через него в комнату залетело несколько голубей.

– Мистер Тесла, что у вас за бардак? – оглядывается он на хозяина. – Откуда эти глупые и прожорливые птицы? У вас нет сил закрыть раму? Я вам помогу.

– Пошёл вон, мальчишка! – хрипит старик и пытается подняться с кресла. – Это мои голуби, не трогай их!

Пытаюсь помочь ему, но он отталкивает мою руку.

– А вот и наш волшебный ларчик! – доносится из спальни голос Георгия. – Дай вам бог здоровья, мистер Тесла!

– Не смей трогать его… – Изобретатель уже не хрипит, а еле шевелит губами.

– Георгий, – взрываюсь я, – чёрт тебя побери, оставь коробку! Видишь, человеку плохо?! Нужно срочно вызвать врача.

– Ещё чего! – веселится Георгий. – Ему жить и так два дня осталось, а ты с ним собираешься возиться! Оставь.

– Какая же ты тварь, оказывается! – не выдерживаю наконец.

Но он, вероятно, не слышит меня, зато я слышу его голос:

– Тут ещё сейф есть. Спроси у старика, где от него ключи.

Из кувшина на столе я наливаю стакан воды и протягиваю Тесле. Тот берёт слабыми дрожащими руками и медленно пьёт.

– Откуда вы? – спрашивает он меня, но смотрит лишь в сторону спальни, где мой попутчик, что-то напевая, по-хозяйски копается по всем углам, разыскивая ключи от сейфа.

– Мы… мы из будущего, – неловко складывая слова, говорю ему. – Вам это трудно сейчас представить, но так оно и есть. Мы из двадцать первого века…

– Почему же трудно представить? – Тесла без интереса разглядывает меня и возвращает пустой стакан. – Я прекрасно знаю, что технологии перемещения во времени вполне реальны. Было бы у меня побольше сил и поменьше болячек, я бы этим занялся…

Он закрывает глаза и без интереса вслушивается в приглушённое пение Георгия в спальне.

– А скажи, сынок… можно мне назвать тебя так? – получив согласие, он продолжает: – Скажи, сынок, если ты из будущего, то ведь должен знать, чем эта война закончится… Кто в ней победит?

– Гитлера разобьют, – отвечаю и больше всего на свете боюсь, как бы он не спросил о войнах, которые не прекращаются и в наше время.

– Это хорошо. А что будет с Югославией?

– Югославии тоже в наше время не будет, но останутся независимые государства Сербия, Хорватия, Македония, Словения, Босния и Герцеговина…

– Хорватия… – Тесла открывает глаза, и щёки его розовеют. – Она тоже будет независимой? Хорошо… Ну, а войны… какие-то войны ещё будут?

– Нет, – отвечаю и невольно краснею. – Почти нет…

Но Тесла, похоже, не обращает внимания на слово «почти» и вдруг спрашивает:

– Зачем же вам с другом тогда мои изобретения? Зачем вам «лучи смерти»? – он тяжело дышит и даже пытается приподняться с кресла, однако сил ему не хватает. – Вы американцы?

– Нет. Мы из страны, которой пока нет на карте, но через пять лет её провозгласят. И её название – Израиль. Государство, в которое начнут съезжаться евреи, уцелевшие во Второй мировой войне…

Пристально разглядываю измождённое лицо Теслы, но оно бесстрастно, как восковая маска. Кажется, старик о чём-то напряжённо размышляет, потом тихо говорит:

– Израиль… Государство евреев… Позови сюда своего друга. Всё равно он там ничего не найдёт…

Притихший Георгий молча появляется из спальни и останавливается за моей спиной. По лицу старика пробегает судорога, и он тихо просит:

– Я отдам всё, что вам нужно, только положите меня на кровать. Мне очень плохо. Я устал…

Осторожно переносим его почти невесомое тело и укладываем на подушки, заботливо накрываем тонким одеялом и даже пытаемся прикрыть окно в спальне, однако Тесла отрицательно машет рукой:

– Не надо, не закрывайте, а то голуби не смогут залететь… И ещё попрошу: разденьте меня, только носки оставьте, а то ноги очень мёрзнут… Ключи от сейфа в кармане брюк… – И повторяет по слогам, как заклинание: – Из… ра… иль…

9

Я тащу коробку, а Георгий большую стопку папок и бумаг, которые всё время выскальзывают у него из рук и рассыпаются.

– Хоть бы какую-нибудь сумку или пакет найти, – бормочет он, – так ведь ничего у него не было! Не растерять бы…

Несёмся по коридору, но у комнаты прислуги, в которой мы заперли полицейского сержанта, притормаживаю:

– Надо бы парня освободить.

– Да брось ты! – злится Георгий. – Без нас кто-нибудь освободит. А нам надо ещё банк найти и денег раздобыть.

Но я ставлю коробку на красную ковровую дорожку, расстеленную по коридору до самых лифтов, и толкаю дверь в комнату прислуги. Однако там никого нет, лишь скомканные полотенца разбросаны по полу.

– Наверное, сам развязался, – заглядывает через плечо напарник, – надо было посильнее пристукнуть…

У лифта мы застреваем. Каждая секунда теперь кажется часом. Мы напряжённо вслушиваемся, как где-то сверху поскрипывают блоки, наматывая трос, волокущий кабинку, и не сводим взгляда с мелькающих цифр в окошечках над дверями. Лифт словно дразнит нас: останавливается на нижних этажах, натужно поскрипывает, но всё-таки неохотно приближается к нашему тридцать третьему.

– Как думаешь, куда этот сержант делся? – спрашивает Георгий.

– Наверное, за подмогой побежал.

– Вот и я так думаю. Что делать будем? Сейчас спустимся вниз, а там их целая свора. Служебный выход наверняка перекрыт.

– Попробуем обмануть. Спустимся не в лобби, а на этаж выше и, как обыкновенные клиенты отеля, выйдем на улицу через центральный вход.

– С ящиком и пачкой бумаг?

– Ну, а что тут придумаешь? Есть другие варианты?

Георгий снимает куртку, укладывает на неё папки с документами и связывает рукава. Теперь у него получился мешок, который можно закинуть за спину:

– Тоже снимай куртку. В одних рубашках мы сойдём за служащих отеля.

Без куртки меня начинает немного знобить, но я запаковываю в неё коробку. Теперь мы и в самом деле отдалённо похожи на уборщиков, которые выносят мешки с мусором в баки во дворе.

Наконец лифт распахивает перед нами двери, и мы поскорее нажимаем кнопку второго этажа.

Нас встречают уже на выходе. Сначала мы без проблем добираемся до второго этажа, проходим по длинным коридорам до лифтов для постояльцев отеля, где на нас таращит испуганные глазёнки мальчик-лифтёр, едва мы по привычке начинаем говорить между собой на иврите. И только уже в лобби отеля, когда мы, прикрываясь своей ношей, направляемся к широким стеклянным вертушкам на входе, откуда-то из-за пальм в кадках к нам бросается несколько человек в одинаковых серых костюмах и шляпах, почти как у сержанта Кларксона. Видно, все входы и выходы они обложили основательно и большими силами. Неизвестно, что для них важнее: честь мундира или охрана скандального изобретателя, к которому они приставлены. Но выражения лиц у этой публики крайне недоброжелательные.

– Будем пробиваться! Эх, где наша не пропадала! – Георгий взмахивает своим импровизированным мешком, сбивая кого-то с ног, и мчится огромными прыжками к выходу.

Меня тоже кто-то пытается остановить и даже хватает за воротник рубашки, но я пинаю коленом нападавшего, и тот со стоном отлетает в сторону. Мой же приятель, словно тараном, раздвигает преследователей, а когда перед ним неожиданно возникает уже знакомый сержант Кларксон, не удерживается и врезает ему ещё раз свободной рукой в челюсть.

Нам пока везёт, потому что у входа толпится довольно много людей, и все они испуганно расступаются при виде несущегося на них и по-звериному рычащего Георгия. По чистой случайности нам удаётся никого не сбить с ног, и мы выскакиваем на улицу в сгущающуюся темноту даже такой светлой и всегда освещённой Восьмой авеню.

Останавливаюсь в нерешительности, но Георгий одним прыжком подскакивает к только что подъехавшему чёрному автомобилю, из которого выходит приятной наружности дама, а водитель, не заглушив мотор, выскакивает из-за руля и галантно подаёт ей руку. Отбросив парочку в сторону, мой напарник рывком распахивает заднюю дверь и кричит на иврите, уже никого не опасаясь:

– Бросай, Дани, коробку на заднее сиденье и прыгай в машину. Я – за руль…

Преследователи, видимо, не ожидали от нас такой прыти, чем мы и воспользовались. В зеркало вижу, как они разводят руками, вырвавшись следом за нами из отеля, а кто-то уже стоит у обочины и пытается притормозить проезжающий автомобиль, чтобы погнаться за нами.

– Классная тачка! – восторгается Георгий, вжимая педаль газа в пол и не отрывая взгляд от дороги. – Всё-таки шестидесятый «кадиллак» – машинка что надо! Зверь, а не машина!

– Ты и в марках автомобилей разбираешься? – ахаю удивлённо. – Откуда такие познания?

– Эх, чем я раньше только не занимался! – на всякий случай Георгий поглядывает в зеркало заднего вида и удовлетворённо причмокивает. – И в ралли участвовал, пока в аварию не попал, и на стройке рабочим ишачил, и в телохранителях у жены одного банкира трудился в поте лица, а точнее, согревал ей постель, пока муж на стороне с девочками кувыркался. Потом в Израиль подался от греха подальше – а тут выбор меньше…

Минуту мы едем молча, потом не удерживаюсь и спрашиваю:

– А к Габи как попал?

Георгий недовольно косится на меня и грустно выдавливает:

– Долгая история. Пушечное мясо всем нужно. Особенно когда ничем другим не получается заработать на кусок хлеба.

– Ты не очень-то похож на пушечное мясо!

– Ты тоже не очень похож на полицейского. Особенно на израильского. Хотя и служишь в израильской полиции…

Погоня за нами так и не обнаруживается. Вероятно, Габи потребовал от своего подопечного, прежде чем отправить сюда, основательно вызубрить план Нью-Йорка, не отвергая, как вариант, возможности побега на краденом автомобиле.

Минут через двадцать мы сбрасываем скорость и теперь едем в неплотном потоке, не нарушая правил и с интересом поглядывая по сторонам. С Восьмой авеню сразу за Медисон-сквер-гарден сворачиваем направо и едем по менее оживлённой Девятой авеню. А вскоре очередной поворот направо, и впереди за домами перед нами открываются тёмные воды Гудзонского залива.

– Теперь план будет такой, – чувствуется, Георгию очень нравится управлять автомобилем, и отсутствие современных компьютерных наворотов внутри салона нисколько его не угнетает. – Сейчас выедем на берег Гудзона, а здесь в это время да ещё в такую погоду наверняка никого нет. Немного переждём и отправимся на добычу денег. Ты ещё не забыл, что нам нужно арендовать ячейку в банке лет на семьдесят-восемьдесят? И всю необходимую сумму понадобится выложить сразу. Я очень не уверен, что местные банкиры согласятся ждать несколько десятилетий, чтобы получить свои законные бабки, и потребуют деньги вперёд. А когда ещё Габи сподобится оплатить долг…

– Ты хочешь сказать, что мы должны заняться обыкновенным грабежом?

Мой попутчик сперва вздрагивает, потом натужно смеётся. Я в его глазах апофеоз наивности:

– А сам-то ты этого не понял? Не трусь, нам с тобой ничего не угрожает. Чуть что-то пойдёт не так, у нас всегда в запасе опция моментально исчезнуть из этого гостеприимного дождливого городка, чтобы вернуться домой под палящее израильское солнце. Но «не так» у нас быть не должно. Мы уже сделали самое сложное – добыли то, что никто до нас добыть не мог. Теперь остались только детали. План города, как ты уже понял, я изучил заранее…

– Ты и сюда на берег ехал, заранее проложив маршрут?

– Естественно, – Георгий стучит себя пальцем по лбу. – План Нью-Йорка у меня здесь. Там же адреса банков, которые успешно доживут до наших дней. Ну и про запас пара-тройка ювелирных лавок, где нас ждут не дождутся кассовые аппараты с пачками зелёных американских купюр…

– Почему ты об этом раньше не сказал?

– Зачем? Что бы это изменило?

– Если у тебя всё продумано так детально, тогда не понимаю, для чего понадобился я?

– Так велел Габи. Я догадываюсь, что он мне тоже не сильно доверяет. Как и тебе… А вместе мы, по его мнению, будем грызться и ругаться, но задачу выполним более успешно. Подстрахуем, так сказать, друг друга.

Мне становится противно от его объяснений, и я, отвернувшись, молча гляжу в окно. При другом раскладе и в иной ситуации он, наверное, неплохой парень, этот Георгий, но что-то в нём всё равно не так. Червоточинка какая-то. Какими бы мы с ним близкими друзьями ни стали в будущем, я бы ему до конца не доверился. Не то что Штруделю. Впрочем, именно на это Габи и рассчитывает. Психолог, блин…

– Может, сумеем как-то обойтись без грабежа ювелирных лавок? – спрашиваю без особой надежды.

– Как? Где нам денег взять? У нас сейчас тридцать пять долларов, которые мы выгребли у сержанта, так на них мы только поужинать сможем. И то не уверен, что этих грошей хватит.

– Сколько времени ты тут пробыть собираешься?

– Думаешь, сейчас банки и ювелирные лавки ещё открыты? Посидим в машине до утра, потом по-быстрому дело сделаем и – до свиданья, Нью-Йорк. К шефу с подарками вернёмся…

Перспектива сидеть всю ночь в машине на берегу Гудзона, от которого несёт холодом и сыростью, что ощущается даже внутри салона, меня не радует. Но – ничего не поделаешь! – других вариантов нет. И в самом деле, в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит… А Габи нас? Мы для него даже не собаки…

На Гудзон Ривер Гринуэй – так называется этот прибрежный проспект – уже совсем темно. Мы припарковались на обочине у аккуратно подстриженного вечнозелёного газона и теперь сидим в тёмном салоне, глядим по сторонам. Старомодные рожковые фонари едва пробивают своим жёлтым светом сгустившиеся сумерки. Фары редких автомобилей, с шумом проносящихся мимо нас, почти не рассеивают густой маслянистый туман, как-то странно наплывающий на берег со стороны залива.

От нечего делать Георгий копается в бардачке кадиллака и обнаруживает там коробку с длинными тонкими папиросами. Курить такие, наверное, во все времена модно, но неудобно, да и табак там, как правило, не самого высшего качества. Спать ещё не хочется, но и заняться совершенно нечем. Папирос в коробке всего пять, так что до утра нам явно не хватит.

– Как думаешь, сколько нам Габи заплатит за работу? – задушевно спрашивает Георгий, сладко потягиваясь в своём кресле.

– А ты разве у него работаешь не на зарплате?

– Нет, конечно. Меня, как и тебя, он нанял для того, чтобы мы добыли материалы от Теслы. И всё. Потом свободен.

– А что он вообще за человек, этот Габи? – выпуская колечками синий папиросный дым, спрашиваю без особого интереса.

– Чёрт его знает! Какая-то тёмная личность. Говорит, что у него в подчинении якобы целый оборонный исследовательский комплекс. Он в нём руководитель. Но я не очень в это верю.

– Почему? А то место, где мы были? Вернее, где наши тела находятся сейчас?

Георгий усмехается и прикуривает новую папиросу:

– Этот медицинский центр принадлежит армии, а Габи всего лишь в приятельских отношениях с его командиром. Я их пару раз видел вместе.

– Для какой же конторы мы тогда стараемся? Что-то не сильно на армию похоже…

– Мне всё равно, лишь бы заплатили…

То, что он говорит сейчас, мне крайне неприятно, но и заставляет задуматься. Кто же он всё-таки – Габи? Перед ним стоит навытяжку моё полицейское начальство. Даже вроде бы независимый и никому ничем не обязанный Шауль Кимхи замирает перед ним, как кролик перед удавом. Захотел Габи его выгнать – выгнал, а потом поманил пальчиком – и Шауль тотчас примчался. А капитан Дрор – тот вообще стелется перед ним, как новобранец перед сержантом. Странно это всё, очень странно…

– Слушай, а Габи не говорил, для чего ему «лучи смерти» и бумаги из сейфа Теслы?

– Наверное, собирается кому-то продать. А для чего ещё? Но я об этом даже думать не хочу. Опасно в такие вещи лезть…

– Чтобы ты, грузин, чего-то мог испугаться? – смеюсь, а мне совсем не весело.

Георгий стреляет по мне неожиданно серьёзным взглядом и цедит сквозь зубы:

– А что, по-твоему, грузины жить не хотят? Я и тебе не советую такими вещами интересоваться…

Больше расспрашивать его ни о чём не хочется. Устраиваюсь удобней в кресле и закрываю глаза. Но не спится, как ни стараюсь.

– Слушай, – доносится голос Георгия, – идея у меня появилась. Давай арендуем в банке не одну, а две ячейки.

– Зачем?

– А мы не все бумаги Теслы положим вместе с коробкой. И Габи об этом ничего не узнает. Потом, когда пройдёт какое-то время и всё успокоится, мы их достанем и продадим. Думаю, за них хорошие деньги отстегнут.

– У тебя уже и покупатели есть?

– А как же! Тот же американец Джереми. Ты его видел.

– Но его арестовали…

– Рано или поздно отпустят. Все протоколы его допросов попали к Габи, и я случайно подглядел, как он их изучал на своём компьютере. А потом на всякий пожарный скопировал себе на флешку, когда Габи куда-то выходил… Так вот, в тех файлах есть несколько телефонов, адресов электронной почты и имён заказчиков.

– Не боишься, что Габи о твоих подвигах узнает?

– Боюсь, – честно признаётся Георгий. – Но, сам посуди, что нам светит после того, как вернёмся? В лучшем случае, Габи заплатит нам какие-нибудь гроши и отпустит с миром. Или – не отпустит… Такие свидетели, как мы, ему совершенно не нужны. Если он планирует всё добытое нами кому-то продать, а деньги положить в карман, зачем ему, спрашивается, чтобы, кроме него, кто-то знал о товаре? Люди-то не дураки, всё понимают. В общем, ситуация мутная, а перспектив маловато… Если всё удачно сложится, мы сумеем срубить денег с того же покупателя и исчезнуть куда-нибудь подальше.

– Думаешь, от Габи можно куда-то исчезнуть?

– В Израиле – нет. Но есть на земле ещё страны. Грузия та же…

– А денег от продажи трёх бумажек, в содержании которых ты даже разобраться не сможешь, на это хватит? – мне становится уже интересно вести подобный разговор, хоть всерьёз его я пока не воспринимаю.

– Скажем, что ключей от сейфа не нашли, и отдадим только коробку.

– И ты думаешь, что Габи со временем об этих твоих телодвижениях за его спиной ничего не узнает?

– Может, и узнает, да поздно будет…

И вправду, не раз я уже раздумывал, как и на чём можно было бы разбогатеть в одночасье, чтобы всю жизнь не прикидывать, хватит ли нам с женой денег до следующей зарплаты. Вариантов, наверное, немало, но ни один из них мне не подходит. Не подходит и то, что предлагается сейчас. Более того, само предложение мне крайне неприятно. Честное слово, карточка на пятьдесят тысяч баксов даже без пин-кода меня устраивает куда больше. Там, по крайней мере, хоть нет откровенного вранья и воровства. Воровства – у кого? У другого вора.

– Даже не знаю, что тебе сказать, – вздыхаю грустно, – плохо всё это…

Снова отворачиваюсь к окну и гляжу, как по чёрной глади Гудзонского залива плывёт маленький освещённый пароходик, нещадно дымящий из большой, как сапог, полосатой трубы.

– Нечто подобное я предполагал, – тоже вздыхает Георгий и шевелится в своём кресле. – Ты, Даниэль, с самого начала мне не понравился, честно скажу. Больно уж правильный ты какой-то…

– Ну и что с того?

– А то, что тебе, наверное, не следует отсюда возвращаться в наше время! – правой рукой он неожиданно хватает меня за шею и начинает душить. – Скажу Габи, что ты погиб в ходе полицейской погони. Никто мои слова проверить не сможет, а шефу, думаю, на это плевать…

Мы молча барахтаемся, и он физически явно крепче меня, но я всё-таки похаживаю в спортзал и занимаюсь с инструктором рукопашного боя. Место для спарринга в салоне кадиллака, конечно, не самое удачное, но мне удаётся вывернуться и врезать ему локтем в лицо. После первого удара чувствую, что разбил ему нос, но рук он пока не разжимает. Однако после второго, а потом третьего удара голова Георгия запрокидывается, он хрипит и захлёбывается кровью.

– Всё, хватит! – шумно выдыхает он и хлюпает перебитым носом.

– Ну уж нет! – ребром ладони от души врезаю в кадык и, наконец, чувствую, как он бессильно заваливается на спинку сиденья.

Некоторое время сижу и пытаюсь отдышаться, потом выбираюсь наружу из машины и оглядываюсь по сторонам. Никого вокруг нас по-прежнему нет.

Не торопясь, словно выполняя обыденную, рутинную работу, распахиваю заднюю дверцу и вытаскиваю нашу добычу. Взвалив мешок с бумагами на спину и подхватив под мышку ящик, бреду к пирсу, подсвеченному редкими огнями. Сперва пытаюсь отвязать одну из лодок на причале, но все они прикованы к столбикам цепями, тогда топаю по причалу до конца, а дальше только одна дорожка – вперёд по пирсу.

Заметно похолодало, усиливается мокрый снег, но мне в одной рубашке пока терпимо. Напряжение постепенно спадает, а с ним приходит и усталость. Немного побаливает шея, которую в самом начале нашей возни передавил Георгий, но я иду, не глядя по сторонам, пока не дохожу до края пирса. Здесь уже ветер гудит вовсю, а снежинки сливаются в грязное серо-белое бушующее марево, за которым ничего не видно.

Подобрав камни, валяющиеся в груде строительного мусора, сую их в коробку и в мешок с бумагами. Чуть помедлив, размахиваюсь и бросаю их в воду, потом некоторое время безразлично наблюдаю, как они погружаются в глубину.

Мне абсолютно не жалко, что пресловутые «лучи смерти» и бумаги Теслы, в которых, вероятно, тоже немало секретов, уже никому не достанутся. Более того, я даже рад этому. Наверное, и в самом деле, как говорил Георгий, я чересчур «правильный мент». Такие никому никогда не нравятся. Впрочем, плевать…

И только сейчас я начинаю чувствовать, как смертельно устал. Больше мне здесь делать нечего. Присаживаюсь на корточки у последнего бетонного столбика на пирсе и, задрав голову, последний раз хватаю губами падающие снежинки…

10

– С возвращением, Дани, – доносится до меня далёкий голос Шауля. – Ты, я вижу, у нас совсем герой! Как астронавт, вернувшийся из полёта на Луну…

Пока не шевелюсь и не открываю глаз, так как знаю, что сразу после этого начнёт сильно кружиться голова, а всё окружающее будет первое время мутным и расплывчатым. В ушах стоит какой-то звон, но он постепенно стихнет, нужно лишь подождать.

С усилием открываю глаза и моргаю ресницами, чтобы зрение поскорее наладилось.

– А где твой приятель? – весело интересуется Шауль.

– Потом объясню… – шепчу сухими губами. – Скажи, ты связывался с Кариной?

– С кем?

– Ну, с Керен, журналисткой…

– Да, она ждёт звонка и, как только ты или я позвоним, сразу примчится. Как сюда добраться, я тоже объяснил.

– Звони, и будем собираться…

Шауль недоумённо разводит руками, и я, наконец, различаю его лицо более или менее отчётливо:

– Куда ты такой поедешь? Ты даже на ногах не стоишь. Тебе нужно восстановиться, и лишь потом… Где всё-таки Георгий? Вы не вместе?

– Потом расскажу… Звони Керен! И ни в коем случае не сообщай Габи!

Кимхи в ещё большем недоумении:

– У вас что-то пошло не так? Не выполнили задание? И как это – не сообщать Габи? Тогда ещё хуже будет…

– Прошу тебя, не задавай пока никаких вопросов! Мне трудно говорить… – на моих глазах, наверное, выступают слёзы, и Шауль тотчас испуганно достаёт из кармана телефон и набирает номер Карины.

А я… я ещё полежу минутку с закрытыми глазами. Потом надо вставать…

– Керен будет через час, – сообщает Шауль, – она обещала. Как ты, уже лучше?

Киваю головой и пробую подняться. Тело пока налито свинцовой тяжестью, но руки и ноги уже слушаются.

– Расскажи всё-таки, Даниэль, что у вас там произошло? И почему ты вернулся один? Что с твоим другом?

Кошу глаз на бесчувственное тело своего напарника по путешествию, лежащее на соседней кровати, и лицо его кажется безмятежным, а губы даже слегка улыбаются. Некоторое время всматриваюсь и раздумываю про то, что тело здесь, а его хозяина пока нет. Через некоторое время он придёт в себя на берегу Гудзона и тоже непременно вернётся. А куда ему ещё деваться? Вот только встречаться мне с ним почему-то совсем не хочется.

– Дай руку, – прошу через силу, – и… пойдём отсюда куда-нибудь. Не хочу находиться с ним в одной палате…

– Ого, – удивляется Шауль, – здорово же вы с ним там, наверное, поругались! Он хоть жив?

– Жив.

Он помогает мне встать, и я, пошатываясь, но уже без посторонней помощи выхожу в коридор. Мы идём на кухню.

– Садись, сейчас кофе сделаю, – Кимхи заботливо подвигает мне стул.

Пока он суетится с электрическим чайником и разовыми стаканчиками, гляжу в окно, за которым тоже ночь, но совсем не такая, как в Нью-Йорке. С улицы слышно, как поют сверчки в остывающей от дневного жара траве, и нет в воздухе ни снежинок, ни ветра. Большие круглые часы на стене показывают четверть двенадцатого.

– Всем привет! – раздаётся за спиной, и мы от неожиданности вздрагиваем.

Опираясь о стену, в дверях стоит Георгий. Сразу видно, что он очень бледен и слаб, но в глазах у него тоже тревога.

Шауль бросается к нему, подхватывает под руку и дотаскивает до стула. Мы сидим через стол, но друг на друга не смотрим.

– Что же ты меня там бросил? – наконец, хрипло выдавливает Георгий.

– А сам-то как думаешь?

Но мой недавний попутчик не отвечает, лишь мотает головой, трёт лоб ладонями и вдруг спрашивает:

– Ты куда спрятал… коробку и бумаги? И зачем тайком от меня?

– Ничего ты не понял! – раздражаюсь моментально. – Я всё уничтожил! Утопил в заливе…

Некоторое время Георгий молчит, потом опускает голову и неожиданно говорит:

– Ну, и правильно сделал! Уважаю…

Мы переглядываемся с Шаулем, который всё ещё не понимает, что происходит. С трудом поднимаюсь со своего стула и подсаживаюсь к Георгию:

– Ты же понимаешь, что, если оружие, изобретённое Теслой, получит Габи, оно через него попадёт к разным нехорошим людям. У меня очень большие сомнения, что твой начальник – честный человек… Прости, что я тебя ударил. Мне показалось, что ты за деньги готов на всё.

Георгий смотрит на меня, а кажется, что сквозь меня, и ничего не видит.

– Я всё ещё боюсь Габи. Очень боюсь, – он виновато отводит глаза. – Что мы ему теперь скажем?

– Ага, начинаю догадываться, что у вас там произошло, – Шауль ставит перед нами по стаканчику кофе и садится рядом. – Но об этом позже, когда появится свободное время… Я придумал, что нам нужно сделать. Во-первых, не будем ни от кого скрываться. Даже наоборот, надо пошуметь как можно больше про то, что вы побывали у Николы Теслы за день до его смерти, беседовали с ним и он якобы признался, мол, никакого глобального разрушительного оружия в природе не существует. Все его прежние заявления – это, как сегодня говорят, пиар. А твоя журналистка Керен, – он кивает мне, – в этом нам поможет. Вы с Георгием дадите ей интервью, которое она завтра же растиражирует. Я просто уверен, что его подхватят СМИ, и оно облетит весь мир… Как предложение?

– А Габи? – всё ещё не успокаивался Георгий. – Мы этим интервью только вашу журналистку подставим.

– Что сможет сделать Габи, когда все завтрашние газеты выйдут с сенсационными заголовками? Надо только действительно сделать всё быстро и успеть скрыться до того, как начнётся шум. Потом уже Габи не рискнёт нас разыскивать. Ему лучше будет остаться в стороне и делать вид, что он ни при чём. Ведь он же не дурак!

– Ой, не думаю! Вы его плохо знаете…

Мы молча пьём кофе, и Шауль всё время косится на часы:

– Ну, где же она? Пора бы уже приехать.

Он то и дело выглядывает в окно на освещённую фонарями бетонку, ведущую сквозь непроглядную темень к нашему корпусу. Где-то на недалёком горизонте, за киббуцными плантациями, светится шоссе, и по нему проносятся машины, но на нашу, петляющую среди холмов дорожку никто пока не сворачивает.

Лезу в карман за телефоном, который всё это время был выключен:

– Сейчас сам позвоню этой подруге и узнаю, в чём дело.

Карина долго не отвечает, и я вижу, как Шауль с Георгием напряжённо наблюдают за мной и всё больше и больше мрачнеют. Наконец, слышу её голос, немного глуховатый и отрешённый:

– Да, Даниэль. Рада тебя слышать. Я знаю, что ты уже вернулся…

– Шауль просил тебя приехать за нами? Где ты сейчас?

– Да, просил. Но я не могу.

– Почему же ты ему об этом сразу не сказала? Мы на тебя рассчитывали. И я просил…

– Так сложилось. Извини. Тебе всё потом объяснят… – и сразу в трубке короткие гудки.

Удивлённо разглядываю телефон, будто он хранит какие-то секреты. Мои друзья молча сидят напротив меня, и я слышу, как Георгий даже скрипит зубами от бессилия.

– Ну, что теперь будем делать? – уныло спрашивает он. – Дожидаться, пока приедет Габи? И тогда…

– Что тогда?! – взрываюсь и швыряю свой стаканчик с недопитым кофе на пол. – Думаешь, если бы ты привёз ему эти чёртовы «лучи смерти», что-то изменилось бы? Мы же говорили уже с тобой об этом…

– Но надо всё равно как-то выбираться отсюда, – замечает Шауль. – Давайте вместе подумаем.

– Никто не спорит, что надо! – я всё ещё зол неизвестно на кого, но от переполняющей меня злости становится чуть легче, потому что чувствую, как силы возвращаются ко мне.

И тут в наступившей тишине мой телефон взрывается долгим заливистым звонком. Быстро подношу его к уху и слышу знакомый голос, который в первый момент даже не могу определить.

– Даниэль? Здравствуй, дорогой! Ты что, не узнаёшь меня? Это капитан Дрор. Узнал наконец-то… Как твои дела? Как всё прошло?

Его ещё не хватало! Мало нам Габи, от которого неизвестно что ждать, так ещё мой начальничек нарисовался…

– Всё нормально, – отвечаю и никак не могу перестроиться на разговор с шефом, – хотя с заданием Габи не справились. Не получилось с Теслой…

Однако Дрора, по-моему, это нисколько не беспокоит:

– Ну, и хорошо. Это мы и предполагали.

– Кто «мы»? Вы и Габи?

Дрор заливается счастливым смехом:

– Этот человек здесь совершенно ни при чём. Есть люди, помимо него, которые внимательно следили за всеми этими вашими трансферами на тот свет и в прошлое. Раньше и сегодня. Кстати, Габи сейчас арестован…

– Не понял?!

– Что непонятного? Мы с самого начала следили за всем, что происходит, и я подыгрывал ему. Как же ты, доблестный российский мент, сразу не догадался? Где твоё хвалёное чутьё?!

Видимо, на моём лице отражается сейчас такое недоумение, что Шауль с Георгием приподнимаются со стульев, но я машу им рукой и не могу сдержать улыбку.

– Скоро за вами приедет наша машина, и вы всей компанией – пулей ко мне.

Слушать грубоватый голос Дрора для меня сейчас слаще пения райских птиц. Я готов расцеловать его загорелую лысину.

– Уже полпервого ночи…

– Какая ночь? О чём ты? Лейтенант Даниэль, ты не понимаешь, что это приказ твоего непосредственного начальника?

– Какой лейтенант?!

– Тебе присвоили со вчерашнего дня. Маленький сюрприз… С моей, между прочим, подачи. На послезавтра назначена пресс-конференция, в которой ты должен участвовать. Не забыл ещё? Значит, тебе надо предварительно явиться в полицию и получить все лейтенантские побрякушки и погоны. Да и выступление твоё мы ещё разочек отрепетируем… Ну, и, как говорят у вас, русских, с тебя поляна!

У меня, видимо, совсем отвисает губа, и Шауль с Георгием снова удивлённо таращат на меня глаза.

– Значит, жду вас. Всех троих, – и перед тем, как в трубке раздаются короткие гудки: – Молодцы, черти…

Молчание нарушает Шауль:

– Объясни, наконец, что происходит?

Встаю со стула и, ничего не замечая, начинаю нарезать круги по комнате. Мои друзья молча наблюдают за мной и ждут, пока обрету дар речи. А мне хочется столько всего рассказать им, что даже не знаю, с чего начать.

– Короче, – взмахиваю рукой, – всё в порядке. Сейчас за нами приедет машина, и мы отправляемся в город.

– Куда? К кому? – всё ещё не доверяет мне Георгий.

– В полицейское управление. Мне сейчас звонил капитан Дрор.

Шауль и Георгий переглядываются и недоверчиво качают головами.

– Ребята, наш главный злодей арестован, а всё с самого начала, оказывается, было совсем наоборот. За Габи, как понимаю, велось наблюдение, о котором он не подозревал. Даже капитан Дрор ему подыгрывал. Всё проходило под полным контролем полиции и ещё, сами понимаете, кого…

– А как же, – вдруг вспоминает Шауль, – эта твоя подруга-журналистка? Почему она с тобой разговаривать не захотела?

– Разберёмся, – беззаботно машу рукой. – Давайте собираться, машина уже выехала.

– Нет, ты всё-таки позвони ей ещё раз, – осторожничает Георгий. – Нужно во всём до конца разобраться. Вдруг это какая-то очередная подстава.

Телефон Карины долго не отвечает. Наконец она отзывается, и голос у неё заспанный. Да и немудрено: на часах-то уже два ночи. Понимаю, конечно, что все приличные люди в это время благополучно почивают в своих постельках, а телефоны валяются в углу на зарядке, но, когда творятся такие великие дела, как сегодня, разве можно спокойно спать? Вообще-то, не похоже на неё – с её-то бурной энергией и желанием выложить в блоге очередную сенсацию. Что-то здесь не складывается.

– Прости, Карина, что разбудил, – начинаю вежливо, – но я тебя не понимаю. То ты готова лететь на край света ради трёх слов в интервью и смазанного снимка, то…

– Всё же закончилось, Даниэль, – перебивает меня она и сладко зевает, – все живы-здоровы, главный негодяй арестован и будет наказан, а интервью… Ты мне всё, что знаешь, потом расскажешь, никуда не денешься. Твой же капитан Дрор прикажет это сделать.

– А тебе откуда обо всём известно?! Неужели ты…

– Ну, наконец догадался, Шерлок ты наш Холмс! Я с самого начала выполняла своё оперативное задание. Опекала тебя, следила за профессором Гольдбергом и всю информацию получала из совершенно разных источников. Ну и ты кое-что подсказывал.

– Так ты, значит, из полиции?

– Ну, не совсем из полиции…

– Почему же ты мне ни о чём не сказала?

– А как бы ты сам ответил на этот вопрос? Принимай всё, любимый, как данность. Ничего не поделаешь – служба. У тебя своя, у меня своя.

Ничего больше сказать не могу, потому что все слова сразу куда-то испарились, и уже собираюсь оборвать разговор, однако Карина успевает сказать:

– Слушай, Даниэль, если ты у себя в полиции управишься быстро, то ещё успеешь подскочить ко мне…

– Зачем? – интересуюсь глупо, и выражение лица у меня такое, что Георгий и Шауль начинают непроизвольно хихикать.

– Если не знаешь зачем, то не надо, лучше не приезжай…

Впереди нашей машины, поблёскивая голубыми мигалками, несётся белая полицейская «тойота». Мы сидим в фургончике, и я лениво наблюдаю за мелькающими вдоль шоссе фонарями. Пожилой толстяк водитель молча крутит баранку, лишь изредка поглядывая на нас в зеркало. Музыку по просьбе Шауля он приглушил, поэтому мы едем почти в тишине.

Шауль дремлет в кресле позади нас с Георгием, а мы, словно братья-близнецы, никак не можем расстаться друг с другом.

– Знаешь, брат, – хмуро говорит Георгий, – не верю я, что всё так просто закончилось. Не Габи, так кому-то другому понадобились эти «лучи смерти». Так легко от подобных вещей не отказываются… Скажи честно, ты их точно утопил в заливе? А может, припрятал где-нибудь, чтобы через некоторое время, когда всё уляжется, потихонечку вернуться за ними и забрать? Ведь не мог же ты их без меня в банковскую ячейку на семьдесят лет упрятать?

Препираться с ним неохота, потому что только сейчас я чувствую, как устал и смертельно хочу спать. И не просто спать, а упасть и вырубиться, чтобы ни одна живая душа не могла разбудить меня…

– Перестань, – отмахиваюсь лениво, – почему ты во всём видишь только гадкое и подлое? Если тебя успокоит, хочешь, мамой поклянусь, что утопил всё это дерьмо в Гудзоне…

При упоминании про Гудзон губы Георгия изгибаются в лёгкой ухмылке, и он бормочет:

– Всё-таки этот наш трансфер в прошлое – не такая плохая штука! Столько мы посмотрели… Ну, не так много на самом деле, но и этого достаточно… А скажи, ты бы согласился, если бы тебе ещё раз предложили навестить Теслу? Ну, или просто побродить по Нью-Йорку сороковых голов?

– Конечно, нет!

– Не верю тебе! Опять не говоришь правду…

Георгия, видно, не перевоспитать, такой он недоверчивый и подозрительный человек. Отворачиваюсь и смотрю в окно.

– Слушай, – он легонько толкает меня в бок, – я, наверное, не поеду с вами дальше. У вас там свои разборки, а я не хочу в них участвовать. Я человек вольный. Попроси водителя остановиться, и я слезу.

– В чистом поле и ночью?

– Это мои проблемы…

– Твёрдо решил? Потом жалеть не будешь?

– Да пошёл ты…

К городу мы подъезжаем почти на рассвете. Далеко-далеко на востоке тонкими прозрачными волнами колышутся первые сполохи поднимающегося солнца, и в ответ им постепенно гаснут бессонные ночные огни.

Большую часть времени дремлю и даже не столько дремлю, сколько безучастно сижу, отвернувшись к окну и полузакрыв глаза. Смотрю на пролетающую дорогу и ничего не вижу.

Мне почему-то кажется, что я снова перенёсся в какие-то дальние дали и сижу в старом добром кадиллаке шестидесятой серии, за спиной светится и переливается огнями большой незнакомый город, а сквозь закрытое стекло каким-то чудом влетают внутрь пушистые и мокрые снежинки. И так почему-то тянет сыростью и влагой от невидимой и мрачной бездны Гудзонского залива…

Но на сердце, как ни странно, легко и спокойно. Как не было никогда раньше…

Краткая биография Николы Теслы