И принял я «историческое» решение. Если уж однозарядная «константиновка» пожирает патроны с такой жадностью и скоростью, так какой смысл тормозить принятие на вооружение магазинной «мосинки»?
«Левши» Ершов и Патокин из «Закрытого Бюро» были выведены, ради совсем уж запредельной секретности и, работая в паре, по чертежам «добытым разведкой» за полгода «сваяли» вполне рабочую винтовку. Полковник Плеханов, как адъютант знал о проекте, его заодно и «подрядили» в эксперты-критики. И сейчас мы «соображали на четверых», готовясь запустить в производство русскую магазинную винтовку.
— Вот, ваше императорское, отстреляли, — Ершов, судя по всему «хватанул для храбрости» перед визитом к царю-батюшке. Вот интересно, когда я внезапно появляюсь у оружейников, мастер всегда трезв, а перед визитом к самодержцу непременно «принимает на грудь».
— Василий Фёдорович, чего хмурый такой. И снова выпивши. Не можешь общаться с императором на трезвую голову?
— Другое тут, ваше величество.
— Да ты скажи, не держи в себе, Василий Фёдорович.
— Не верю я, государь, что эту винтовку придумал мексиканский офицер, которого убили, а чертежи выкрали. Очень всё на нашенские, на русские меры заточено. Ты, Константин Николаич винтовку придумал и скрываешь, нами прикрываешься.
Так, Штирлиц. А вот это прокол. Надо оперативно выкручиваться.
— Окстись, Фёдорыч! У меня, конечно, много талантов, но «трёхлинейку» не я придумал. Но и не мексиканец, тут ты прав. Поляк то был. Наполовину поляк: отец русский, мать полька, а сам ярый бомбист. Покушение готовил на меня в 1858 году. Арестовали их шайку жандармы. Понятное дело, после допросов и следствия — петля. Так тот ухитрился на Библии сию винтовку набросать. Доложили мне, как об анекдоте. Заинтересовался, велел отложить казнь, дать бумагу, справочники. Чертежи, которые вы получили, — его.
— Живой? Или…
— Гм. Не задавай этот вопрос, мастер. Ибо правдивого ответа не получишь. Я и имени-фамилии того полуполяка тебе не скажу. Лучше ответь, как скоро можно будет запускать винтовку в производство, сколько недоделок предстоит убрать. Ты на неизвестного конструктора не надейся. То просто чертежи, бумагомарание. Ты, Василий Фёдорыч, и вот Савелий, именно вы создали «трёхлинейку», её отцами являетесь!
— Ваше величество, — вклинился в разговор Плеханов, — тех семи опытных образцов недостаточно для настоящих испытаний. Необходим полигон и с полсотни, а лучше за сотню винтовок.
— Дмитрий Дмитриевич, но впечатление то уже составилось? Вы с горцами воевали, если б трёхлинейку да туда? Или б на патронах держава разорилась?
— Не думаю, ваше величество, что расход патронов в кавказских стычках, будет столь же велик, как в Русском Добровольческом Корпусе. В Америке идёт, пожалуй, последняя война, когда противник ещё наступает батальонными колоннами. Как по такой «лакомой» цели не отстреляться? И то, насколько мне известно, от такой тактики отходят даже северяне, перенимая у частей Российского Калифорнийского Корпуса наступление цепями. И, конечно, дело в индивидуальной подготовке солдата. Кто воюет в армиях Союза и Конфедерации? Кадровых офицеров и солдат там кот наплакал, всё больше новички…
Двухчасовой разговор с «секретными трёхлинейщиками» завершился решением продолжить испытания «мосинки» (чёрт, не выпалить бы это слово в запале) на полигоне, устранить все «детские болячки» винтовки и с весны 1863 начинать производство, с соблюдением всех мер секретности на мне принадлежащем (на паях с калифорнийскими кержаками) «Втором Московском оружейно-охотничьем заводе». Выделка металлических патронных гильз в больших масштабах дело для России новое, но начинать когда то надо, почему бы и не сейчас, заодно употребить на закупку станков пожертвования на армию. Купечество вмиг переориентировалось, раньше показушно, при всём честном народе, церкви сотенные жертвовали, а сейчас на заседании «комитетов помощи» встают «Тит Титычи» и жахают на стол пачки ассигнаций. На одоление супостата! Знай наших! Пиар — дело великое, тем более жертвователей государь принимает, фотографируется с «солью земли Русской», в газетах те снимки на первых полосах. Потянем переход на трёхлинейку и новый патрон, потянем. Благо и по времени получается не враз, не одномоментно. Да и зная наперёд о многих десятилетиях первенства калибра 7,62 можно спокойно наращивать запасы гильз и пуль, складируя их, это не снаряжённые патроны, срока годности нет. Так и поступим, как только примем трёхлинейку на вооружение и все стандарты утвердим. Ну а покамест воевать нашим «русоамериканцам» с однозарядной «константиновкой» и без того патронные заводы работают с заметным напряжением. Кроме Америки у нас и Кавказ и Амур и просто в мобрезервы надо откладывать, а получается плохо с накоплением, неважно пока получается, всё война съедает…
Хорошо хоть в Константинополе-Тихоокеанском изыскали возможности ВТРОЕ увеличить мощности патронного завода, выросшего из оружейной мастерской, нет опасения, что в пиковый момент русские части останутся со штыком-молодцом наперевес. Ну да война, она весьма способствует проявлению сметки и шустрости, Сергей Вениаминович и его чиновники в Калифорнии бьют рекорды предприимчивости и управленческой смекалки.
Калифорнийское золото по прежнему манило небогатых европейцев и хитрый Образцов сумел «зашанхаить» с полсотни толковых инженеров из России и даже из Англии, Пруссии и Франции. Заводы, преимущественно металлургические и судостроительные, (ну и патронный и пороховой) в заокеанских губерниях возводились по последнему слову науки и техники, разумеется, середины века девятнадцатого, числом более двух десятков. Темпы «индустриализации Калифорнии» меня, превратившегося в «гатчинского затворника», несказанно радовали. Очень хотелось плюнуть на всё, пересечь океан, оценить первую в мире трансконтинентальную железную дорогу. Пока никак, увы, не получалась кругосветка, хотя расстояния 15 лет тому назад были преодолены ого какие — от Петербурга до Калифорнии и Аляски и обратно! Но ничего, обязательно «замкну шарик» когда в 1865 повезу наследника на обучение в Томский (Сибирский) Университет. Из Томска же большую часть свиты вместе с императрицей отправлю в Питер, а сам, как в годы юные — до Владивостока, затем через Тихий океан в разлюбезную Калифорнию. А уж оттуда по «железке» до атлантического побережья и далее, с крейсерской эскадрой — курс на Кронштадт!
Покамест, по утрам, получая свежие депеши из заокеанского далека, подходил к большой, наиподробнейшей карте Северной Америки и «расставлял флажки», отмечая передвижения бригад и корпусов Севера, Юга и действия отдельного кавкорпуса доблестного Николая Гавриловича Турчанинова. Генерал творчески переработал опыт минувшей войны, старался минимизировать потери, но когда требовалось — не колеблясь бросал в бой все силы, концентрируя на главном направлении лучшие эскадроны и конные артиллерийские батареи, вооружённые новёхонькими стальными орудиями. Дороговато обходилось, конечно, переоснащение армии, пришлось «калифорнийскую кубышку» подрастрясти, что вызвало недоумение у дорогой супружницы. Да и не только у неё, по правде говоря. Личные средства императора, употребляемые на нужды армии, авторитет царя поднимали среди широких народных масс, а вот аристократия на такую «расточительность» реагировала крайне нервно. Сначала я никак не мог понять, с чего такой негатив, пока не «дотумкал» — казнокрады мигом связали Указ о приравнивании воровства из бюджета к измене, со всеми вытекающими. Дескать государь своего золота, в шахтах Калифорнии далёкой добытого на державу не жалеет, потому украсть у казны, как будто у царя украсть.
Кстати, скоро должен прибыть очередной, на сей раз «большой золотой обоз» и с ним в Петербурге объявится старый соратник и компаньон, Кустов Ефим Фомич. Крейсерская эскадра по времени сейчас у датских проливов, пора готовить для Фомича генеральские эполеты…
Глава 8
Торжественную встречу калифорнийской делегации устроили без меня. Прямиком из Кронштадта ребятишек доставили на вокзал и, — в Москву, в Москву! Петербургом перед отъездом налюбуются. А сейчас милости просим в первопрестольную, а затем Казань, Нижний Новогород, Новгород Великий, Псков…
В Тулу непременно заедут юные русоамериканцы, в Ясную Поляну к графу Толстому. Лев Николаевич заматерел в трудах писательских, «навострился» и как горячие пирожки «выпекает» рассказы для детей и юношества, пользующиеся невероятной популярностью. От нашей реальности разве что про делёж гусей барином и осталась байка, а «фанатеют» подростки, да и взрослые, по правде говоря, ждут выхода очередного номера журнала «Российское юношество» где года с полтора печатается цикл рассказов о шаловливом, сбежавшем с завода «Паровичке», — прообразе робота моей реальности. «Приключения Паровичка» замыслил я, первые сюжеты набросал, как герой, по примеру непоседы Колобка сбежал с завода от наладчика Васи и механика Петра Никаноровича. Паровичок, на моём рисунке-наброске чертовски смахивал на Самоделкина из «Весёлых картинок», только на колёсах и с четырьмя «руками», с зажатыми в них гаечным ключом, молотом, зубилом и штангенциркулем. Причём молодой и неграмотный Паровичок, сбежавший с завода, чтоб пересечь океан и посмотреть на то, как живут машины в далёкой и прекрасной Калифорнии (понятное дело в комиксах-рассказах вовсю шла скрытая реклама заокеанских губерний, побуждающая жителей «коренной» России к перемене мест) штангенциркуль прихватил, не умея им пользоваться. Но тут наладчик Вася, пустившийся в странствия с одушевлённой железякой, и проводил ликбез для машины, прямо в рассказах, пробуждая занимательными лекциями в ребятишках, зачитывающихся приключениями Паровичка, тягу к знаниям. Сначала Толстой всячески отнекивался от авторства, не желая забирать славу у императора, ведь российские читатели журнал из рук друг у друга рвать будут. Воззвал к гражданской ответственности, ведь Лев Николаевич писатель, ему и зачинать сей проект. А венценосный автор лучше в тени отсидится, подкидывая сюжеты, если у