У подчинённых Борегара мотивация была гораздо выше, особо рьяных приходилось буквально «за шиворот» придерживать. Ну ничего, зато подгонять никого не надо, пинками поднимать в атаку. Ополченцев генерал решил направить на зачистку района между реками Теннесси и Миссисипи, а кавалерийские ударные бригады двинутся прямиком на Луисвилл, сея панику в тылах противника. Русские добровольцы, пересев на лошадей поступают в распоряжение адмирала Корнилова и пойдут на Каир, переправятся с конями через Огайо, ничего страшного, — слава о русских казаках гремит по континенту. Подумаешь — не казаки, Справятся! А соотечественники поддержат земляков-кавалеристов огнём пушек с полудюжины вооружённых пароходов. Ну а если у русских и не получится, Борегар не особо переживал — всё равно отвлекут союзники внимание Шермана от направления основного удара. Уильям по итогам минувшей войны чрезвычайно высоко ценит русскую кавалерию, а то, что это не страшные казаки а вчерашние студенты и романтики пересели на норовистых индейских лошадок, да откуда ему знать? Русские идут и надо принимать меры…
Спасибо союзникам-индейцам, практически вся пехота превратилась в некое подобие драгун и могла достаточно быстро перемещаться вместе с артиллерией. Наконец то Роберт Ли выкроил для «Армии реки» 48 орудий, произведённых в Великобритании специально для армии Конфедерации. Чем придётся расплачиваться за столь щедрый и своевременный «дар», генерал предпочитал не думать. Он военный, его дело громить врага, а взаимодействовать с союзниками — задача дипломатов и политиков. Слухам о том, что раздосадованный большими потерями неопытных волонтёров из Добровольческого Корпуса, русский император принял решение переправить через океан отборные гвардейские части и взять на штык Вашингтон, Борегар не верил, но сам таковые усиленно распространял. Шпионов среди крутящихся вокруг штаба газетчиков, поставщиков фуража и продовольствия, деятелей благотворительных обществ, проституток из появившихся в Нэшвилле как грибы после дождя публичных домов, наверняка хватает. И когда генерал Борегар раз, другой, третий «случайно» проговаривался, что русские преступно затягивают посылку кадровых частей, хотя и обещали целый корпус, он искренне надеялся — дойдут до Шермана его оговорки…
… - Ровно стучит, ваше благородие!
Мичман Нилов солидно кивнул, назначенный командиром авангарда, он был преисполнен гордости — пусть небольшая, из трёх махоньких единиц и речная, но таки — эскадра! Приказом Нахимова катерам были присвоены порядковые номера и запрещено нанесение на борта каких-либо рисунков и имён милых дам. Иначе бы в глазах рябило от «Марий», «Наталий» и «Ольг» с «Полинами»… К катеру Нилова под номером пять, добавились номер двенадцатый мичмана Сапожникова и номер двадцать седьмой кондуктора Василия Васильевича Васина, «Вась-Вася»…
Разведчики на девяти узлах двигались вверх по течению, Миссисипи не была пустой, несмотря на боевые действия рыбаков хватало. Только вот пароходы, ранее шнырявшие по «русской Волге» один за другим, после первых триумфальных ночных атак русских катерников, были уведены северянами в Каир.
— Может так и проскочим, а, Егор Терентьич? — пожилой машинист Маштаков решил перебраться в Русскую Америку на постоянное жительство, семью перевёз в Новый Орлеан и разрывался, думая где лучше поселиться — в Константинополе или Новосибирске-Сиэтле. «Знающие люди» в ярких красках расписывали преимущества и одного и другого молодых городов и старик Борис Петрович не знал куда податься. Стариком сверхсрочник Маштаков казался лишь двадцатилетнему мичману, а так, в свои сорок семь был мужчина в соку, в самой силе. Но желание выйти в отставку непременно «благородием», пусть и «прапорщиком по морской части», привело на флотилию к адмиралу Корнилову, твёрдо обещавшему опытному машинисту заветные офицерские звёздочки. А Калифорния подождёт, тем более семья в Новом Орлеане хорошо устроена, живут в отстроенном Российско-Американской Компанией «Русском Квартале», за три комнаты платить не нужно, английскому языку и письму супругу и пятерых детей обучают бесплатно.
Разведчики шли налегке, принеся в жертву скорости вооружение. Шестовые мины оставлены на трофейном пароходе «Томск-второй», а винтовки, установленные на сошки в носу и на корме — смех один.
— Вряд ли, Борис Петрович. Янки за Каир будут драться ого как! Сей город, тёзка средиземноморского Каира, является ключевым во всей речной системе. Так, с наскока его не взять, но и задача у Владимира Алексеевича — подтянуть все силы из Мемфиса поближе к устью Огайо. А уж потом видно будет — мы янки накостыляем или они нам.
— Павел Степанович из Калифорнии должен пушек привезти, в Константинополе-Тихоокеанском новые морские орудия отливать навострились. А с этими пукалками, — Маштаков пренебрежительно указал на «константиновку», установленную на сошках в носу катера, — даже вон тот пароходишко на абордаж не взять.
— Что, где пароход, какой? — Нилов ошарашено уставился на подчинённого.
— Да вот же, Егор Терентьич, справа по ходу к островку приткнулся. Стоит, вроде как брошенный. Я думал, ты видишь.
Мичман обиженно засопел. Подсадив зрение в детстве, чтением книг при свече (а может наследственность плохая была, не в чтении дело) очки он не носил, боясь выглядеть смешным. И вот он — конфуз. Командир отряда разведчиков прошляпил целый вражеский пароход.
— Курс на судно, — сердито скомандовал Нилов, условленным жестом показав катеру «Вась-Вася» приотстать, дабы в случае гибели или захвата остальных, хоть один разведчик вернулся с донесением к командованию…
Пароход был колёсный и явно не новый. Потому, видимо и не попавший под реквизицию. Просто переделали из прогулочного в грузовой и возят продукты или боеприпасы для северян. Посудин конфедератов здесь точно нет. А значит — на абордаж!
— Приготовьте револьверы, — скомандовал мичман, — снижай ход, Борис Петрович, раскурочим катер.
— Не боись, Егор Терентьич, — Маштаков помимо функционала кочегара-машиниста исполнял и обязанности рулевого, глазомер у человека и чутьё удивительное. Нилов, пару раз изрядно приложивший «пятёрика» полагался на сверхсрочника и попусту в его дела не лез, но тут особый случай — может бой случится, надо показать кто командир.
— Русские — заорал во всю мочь рыжий верзила, выскочивший на палубу и увидевший совсем рядом неприятельские катера. Заорал и прыгнул за борт.
— Чего это он? — Удивился мичман.
— Думает мы их миной шваркнем, у страха глаза велики, не рассмотрел, что мы пустые.
— А ведь верно, Петрович, а ну дай матюгальник, — мичман перехватил рупор и на классическом английском забасил (для солидности) — команда парохода, вы захвачены катерами флотилии адмирала Корнилова, попытка к сопротивлению повлечёт взрыв судна! Выходить с поднятыми руками. Сдавшимся гарантируется жизнь и хорошее обращение в плену! Повторяю! Команда парохода…
Обошлось без стрельбы. Гражданские моряки, числом восемь, напуганные рассказами о страшных русских минах, на атомы разносивших огромные пароходы с полками солдат на Миссисипи и даже мониторы на Атлантическом побережье, подняли руки и сдались на милость победителей. Поломка машины «подарила» пароходик «Благочестивая Марта» с грузом в шестьсот мешков муки и двадцатью бочками виски команде мичмана Нилова. Как поступить с «захромавшей Мартой» вопроса не возникло — отбуксировали судно на середину реки и подняв над трофеем вымпел флотилии (композицию из флага Конфедерации и Андреевского) отправили под конвоем катера «Вась-Вася» навстречу основному каравану.
А разведчики, числом два, потеряв три часа на «затрофеивание», решили до сумерек пробежаться вверх по Миссисипи, да и заночевать где-нибудь, поджидая своих и «слушая тишину». Мало ли — пойдёт враг в ночной набег, так предупредить получится Корнилова.
— Что невесел, Егор Терентьич? — Маштаков, разжившийся провизией на камбузе «Благочестивой Марты» пребывал в замечательном настроении и искренне не понимал поскучневшего мичмана. — Захватили вражеский корабль. Без единого выстрела, единственно моей смекалкой и твоей храбростью, а, Егор Терентьич!
— Невелика доблесть безоружного купца распотрошить. Была бы у них хоть дрянная пушчонка на борту.
— Георгия жаждешь? Эх, молодость, молодость. Ты Егор Терентьич ещё насобираешь орденов, цельну кучу, какие твои годы. Его величество флоту простаивать не даст и быть непременно мичману Нилову в адмиралах. А что, у меня бабушка цыганка наполовину, имею свойство к предсказаниям.
— Ладно, Борис Петрович, всё хорошо. А о тебе я рапорт подам, не твоя подсказка, как знать, может и стрельбу б начали американцы.
— Может и начали б, — покладисто согласился Маштаков, — мне поощрение лишним не будет. Погоны прапорщика дело серьёзное.
— Эх, окажись вместо муки и виски, порох и патроны в грузе на «Марте», уже б сегодня мог в благородия выйти, а Петрович, не жалеешь?
— Ожил, Егор Терентьич, — Маштаков расхохотался, — а груз в самый раз. Я мешок то вскрыл на пробу — самая крупчатка высшего сорта. Не то дерьмо кукурузное, которым конфедераты нас потчуют.
Флотилия и в самом деле снабжалась по остаточному принципу, Борегар «лучшие куски» отдавал своим ударным частям, полагая, что ополченцы как-нибудь да прокормятся от щедрот родных и друзей. Русские моряки, те вообще на реке живут, а Миссисипи рыбой богата.
Голодать на флотилии, конечно, не голодали. Офицеры при деньгах даже рабынь заводили, но матросы-сверхсрочники, решившиеся на дальнюю командировку для последующего устройства в русских заокеанских губерниях, предпочитали деньги откладывать и довольствовались ухой и кукурузными лепёшками. Два-три дня в неделю были мясными, но армия у генерала Пьера Густава Тутана Борегара числом выходила за сто тысяч, да еще беженцы из Кентукки. Так что, поставляемые индейцами бычки уходили влёт, не всегда доходя до моряков в виде мясных туш. Широко разрекламированная тушёнка из Техаса, заготавливаемая Российско-Американской Компанией и староверами из Калифорнии, «почему то» никак не могла попасть в Мемфис, Нахимов уехал в Константинополь-Тихоокеанский, пообещав по дороге накрутить хвоста интендантам и в Техасе и в Калифорнии.