После штамповки на Путиловском заводе мечей для «боевых корейцев» пришла идея поощрять наиболее отличившихся штатских, тех же меценатов, к примеру, именными, от его императорского величества Константина Первого саблями и неким подобием кортиков. К поездке в Сибирь как раз приготовили изрядную партию подарочного оружия. В первые дни пребывания в Томске, двух купчин — Семёна Головатого и Анастаса Брюханова, пожертвовавших флоту пароход ТОМСК, возвёл в дворянство, вручил по кортику и, на всякий случай, для полного комплекта, по сабле. Фотосессия с обалдевшими негоциантами и фотографии на всю первую полосу «Томского губернского вестника» привели к десятикратному увеличению тиража издания. Виновники торжества заказали тот номер в запас, для потомков!
Заблаговременно выехавшие в сибирские города чиновники канцелярии и офицеры охраны занимались каждый своим делом. Так, «шпаки» собрали отменный материал по «заслуженным» жителям Ачинска, Томска, Енисейска и Красноярска, коих крайне желательно поощрить лично самодержцу. Даже хорошо, что с супругой выехали, ей и дело нашлось уже в Ачинске (изучили в дороге сведения о городе) тут немало женщин занимается благотворительностью, как правило, то вдовы купцов и золотопромышленников, патронирующие учебные заведения и содержащие за свой счёт больницы. Александра Иосифовна с ними и пускай беседы беседует, так сказать «отрабатывает проезд» общаясь с верноподданными. А что, такова нелёгкая царская доля. Памятную серебряную медаль «За Заслуги перед Отечеством» также загодя наштамповали на Монетном Дворе в три тысячи экземпляров, но уже в Томске вручил полторы сотни знаков отличия, а всего в Сибирь взял тысячу, даже начал нервничать — вдруг да не хватит самым достойным, позже других достойных встретившихся с Хозяином Земли Русской.
Ачинский железнодорожный вокзал по высочайшему повелению выстроили аккурат в том же месте, как и в моей реальности. Красноярский вокзал, кстати, тоже тютелька в тютельку там «где надо» стоит. Только в Томске путейцы «впечатывали на века» здания, где считали целесообразнее, я не вмешивался, всё-таки город стал магистральным, не «аппендицит» какой при Транссибе, как ТАМ…
Не зря, не зря я ЗДЕСЬ появился, сейчас в 1866 году нормальная железная дорога отстроена от Оби до Енисея, примерно на треть — двухпутная. Мосты основательные забабахали, что через Томь, что через Чулым, готовятся мостостроители перекрыть Обь матушку и Енисей, соответственно, батюшку. Перед Ачинском по мосту через родной Чулым прошёлся пешочком, ревизуя работу сибирских умельцев. Инженер-путеец Владимир Власович Дьяконов, «сосланный» в Красноярск 15 лет назад из-за покушения его протеже Николеньки Песегова на великого князя Константина на разъезде под Тулой, бурно разрыдался после объятий с императором Константином.
— Ну, полно, Владимир Власович, полно. Я сейчас и сам расплачусь.
— Ваше величество, приехали всё ж таки!
— Как я мог не приехать, дорогой мой человек! Обещал же!
— Мало ли, дел то сколь. Страна какая огромная. А мы тут старались, как могли, ваше величество. Помните тот разговор о поездке в Сибирь.
— Как такое забыть, Владимир Власович. Но ведь прикипел к Красноярску, признайся?
— Есть такое дело, обжился. И перспективы самые грандиозные, на три жизни хватит строить и строить железные дороги.
— Сибирский размах, Владимир Власович, то да — какая мощь и силища! У тебя же рельсы до Канска проброшены? К Байкалу метишь!
— До Канска однопутка, ваше величество, а с Ачинска до Красноярска такой отрезок, можно сравнить с магистралью меж столицами.
— Ты как, до Красноярска сразу двинешь, или на славной земле чулымской отведаешь дары здешней природы?
— Уйду на маневровом, Константин Николаевич, надо ещё раз глянуть всё, вдруг где какая мелочь досадная вылезла. Такие гости, а не дай Господь, конфуз.
— Власыч, да когда я на мелочи внимание обращал? Помпезность и красивость побоку, главное — функционал!
— Как можно! Её императорское величество должны-с увидеть Красноярск во всей красе. Тем более вокзал и привокзальную площадь!
— Ладно, езжай, а мы поутру отправимся…
Ночами царский поезд отстаивался вовсе не из-за опасения теракта, нет. Хотелось в вагоне-салоне сидючи «обозревать окрестности», словно в детстве-юности, когда частенько гонять приходилось и на поездах и на электричках от Красноярска до Ачинска и даже до Томска (четыре, по-моему электропоезда сменять приходилось). Да и ачинцы расстарались, — государыню повезли отдыхать и далее концерты какие-то устроили, гуляния (в подражание Томску шандарахнули фейерверк, на удивление неплохой). Царю же батюшке презентовали железнодорожные мастерские и завод, филиал на всю империю разросшегося «Железоделательного завода Константина Кузнецова». Похвалил чиновников и уездных олигархов, велел подать коня и с конвойной полусотней рванул на то место, где в веке двадцатом стоял аэропорт. Восемнадцать лет тому назад, возвращаясь в Петербург из Калифорнии, дал указанию местность ту оприходовать как личные владения великого князя, расчистить от леса и устроить огороды, ну или ещё чего учинить полезно-сельскохозяйственное, покосы, например.
По памяти определил примерно местонахождение здания аэровокзала, быть здесь штабу Сибирского воздухоплавательного батальона! Из степей казахских, или киргизских, как здесь принято говорить, переведу половину офицеров и техников «секретного лётного отряда». Они уже дельтапланы хорошо освоили, а здесь, под Ачинском начнут испытывать летательные аппараты с моторами. Надо только предельно облегчить движки. Эх, проблемка с алюминием, жаль, что Ачинский глинозёмный комбинат не построен, равно как и Красноярская ГЭС и Красноярский алюминиевый завод…
Но не время депрессовать, тем более на глазах у верноподданных, взирающих на царя-батюшку чисто как на Мессию, едва ли не осеняют себя знамением крестным земляки-сибиряки, подтянувшиеся к будущему аэропорту с припасами и дровами для пикника.
Нравится аборигенам, что государь всем заморским закускам предпочитает большущую сковороду карасей, до хрустящей корочки прожаренных, да картошки в мундирах и капусты квашенной под водочку. Просто, по походному, а заглавное блюдо — суп-уха утиная, которую непривычные баре есть не могут, ибо дичиной сильно воняет сей супчик, а царь-батюшка всё добавки требует…
Отдохнули славно, как только градоначальник и гласные Думы Ачинска узнали о грядущем расквартировании в их городе воздухоплавательного батальона, сразу же захотели для господ офицеров поставить новую улицу и просили дать ей название.
— А чего тут думать? Офицерская!
— Так есть уже Офицерская улица, ваше величество.
— Да? Это вы поторопились! Ладно, шучу. Быть в таком разе той улице — Атмосферной! Есть кто против? Нет? Ну и славно!
Озадачив местный истеблишмент новым словечком, велел сворачиваться и гнать до города.
Императорскую чету разместили в добротном двухэтажном кирпичном особняке купца Терентьева, её величество лишь недовольно фыркнула, когда развесёлый супруг с помощью верных конвойцев с матами-перематами снимал сапоги, разя на весь немалый дом ядрёным перегарищем. А когда ещё расслабиться человеку, как не в родных краях?
— Константин, ты много выпил, проснёшься в семь часов утра?
— Любимая, да какая разница, проснусь вовремя, не проснусь. Дождут императора, делов то!
Впрочем, милая Сандра совершенно зря переживала. Наложение «матриц» одарило не только исключительной памятью, но и способностью пить «за двоих» причём, абсолютно без последствий!
Пятого июля 1866 года, в половине десятого утра от вокзала города Ачинска на Красноярск отправлялся «царский поезд». Казалось, все жители Ачинска и окрестных деревень запрудили привокзальную площадь, провожая Константина Николаевича и Александру Иосифовну. Внезапно из вокзала выскочил молодой человек и, сжимая в руке нечто, побежал к императору. Ротмистр Сиводед, доселе изображавший в толпе франта-приказчика в прыжке, которому позавидовали бы что Яшин, что Акинфеев, сбил непонятного злоумышленника и самоотверженно накрыл собой, в ожидании возможного подрыва бомбы. Сверху на ротмистра рухнули унтера Матвеев и Епишин, также натасканные на противодействие террористам-смертникам. И хотя народ тщательно проверяли перед пропуском на площадь (злые языки гнусно клеветали, утверждая, что дамы в пропускных кабинках даже расстраивались, что их «щупают» не красавцы-гвардейцы, а некие мымры женского пола, служащие при императрице) полусотня конвоя обнажив шашки начала отжимать толпу от поезда.
— Роман Яковлевич, — возвысив голос обратился я к Сиводеду, решив разрядить обстановку, а то пристрелят ещё кого в горячке, — поднимайтесь уже, это телеграфист местный, ленту последних сообщений торопился передать. Видимо очень важные сведения пришли.
— Точно так, ваше величество, — отозвался придавленный здоровенными унтерами ротмистр, — это у него картуз в руке был, а я решил, что револьвер.
— Бывает. Не сильно помяли юношу?
Работник телеграфа Станислав Черский предстал перед императором в целом невредимым, хотя и шатало его изрядно.
— Ничего, молодой человек, жить будете, давайте уже депешу. За служебное рвение благодарю, поощрим непременно, а накладки такие, увы, случаются…
— Ваше величество, сообщение чрезвычайной важности!
— Ого, так вот почему так спешили! Изрядно!
Лента телеграфа принесла ожидаемую новость — австро-венгерские дивизии, перемолов польскую армию начали обстреливать Варшаву, ибо ультиматум по капитуляции и сдаче столицы гордые паны отвергли. С одной стороны здорово, когда враги воюют и взаимно истощают друг дружку, тем более такие ненавистники России как венгры, австрияки и поляки. Но пока Царство Польское де-юре в составе Российской империи, поважать «брата» Франца-Иосифа брать столичные имперские города, пусть по факту и мятежные, — не есть гут.
— Люди русские, сибиряки, — всё-таки хорошо, что мужчины семейства Романовых могут орать голосом командирским на значительные расстояния, —