— Арсений Павлович, — воззвал к соседу и нечастому, но всё же собутыльнику мэр, — выдели, будь ласков, сотню лоботрясов старших курсов для обустройства дороги от города к военному порту, срамотища же, всё поразбито!
— Потому и поразбито, что гоняете почём зря, вон колею какую прорезали! Не переживай, Никодим Иванович, государь ещё на Сахалин заглянет, вероятно и в устье Амура наведается, а потом — Эдзо! Это абсолютно точно, месяц у нас есть и потому гардемарин получишь, но через неделю, пока же грузчиками пускай поработают, в трюмах «Сивуча» лбы порасшибают.
— Сын в увольнительную вырвался, рассказывал, недовольны в Экипаже.
— Чем это?
— Весь город от мала до велика вышел на работы: метут, скребут, ремонтируют, новое строят. Солдаты и моряки оружие в пирамиды поставили, за лопаты и ломы, за мётлы да носилки взялись. И только корейский батальон прохлаждается.
— Гм, во-первых не прохлаждается. А готовится к исполнению важной и секретной миссии, а во-вторых, сам и предложи его сиятельству графу Востокову привлечь охранный батальон к работам.
— Упаси Господь, — испугался Селивёрстов, — это я так, болтаю невесть что…
Старший сын императора Константина, прижитый от кореянки-наложницы и как раз здесь, под Владивостоком, в станице Воскресенской родившийся, после долгих лет учёбы и дипломатической службы в Южной Америке, вернулся в родные края, ожидая новое назначение. Генерал-лейтенант Олег Константинович Востоков на корейца походил не сильно, перебарывала романовская порода, да и ростом пошёл в отца, восхищая статью богатырской низкорослых и щуплых корейцев, за сотни вёрст приходивших глянуть на бастарда.
Недавно образованная Особая Экспедиция, которую по высочайшему повелению возглавил граф Востоков, состояла из «Отдельного батальона», куда отбирались корейцы, повоевавшие против Северо-Американских Соединённых Штатов, либо особо отличившиеся в усмирении китайских провинций. Надо ли говорить, что солдаты и офицеры батальона своего начальника боготворили и готовы были в огонь и воду за Олегом Константиновичем. По числу штыков «Отдельный батальон» перевалил за полторы тысячи. Ну а если учесть, что там солдатами служили люди, командовавшие в Русско-Американскую войну взводами и ротами, громившие янки под Сент-Луисом и у Большого Солёного озера, так такой батальон запросто в дивизию развернуть, с эдакими-то ветеранскими кадрами!
Во Владивостоке гадали, куда государь направит внебрачного отпрыска, «особо информированные» знатоки сходились на том, что Хоккайдо-Эдзо, очищенный от японцев, отдадут под заселение корейцами и устройства там вассального государства с образованием новой династии. Вторая версия оригинальностью не отличалась — старший сын русского императора при поддержке армии и флота Российской Империи, опираясь на личную гвардию из отборных бойцов, возглавит Корею, женившись на одной из дочерей нынешнего вана…
При Востокове находилась большая группа офицеров Генерального Штаба, причём все они прогуливались в штатском, вызывая такой конспирацией преизрядное удивление у людей, мало-мальски соображающих в армейской иерархии…
Под Особую Экспедицию зафрахтовали сразу два больших океанских лайнера, за сутки «перекраивающихся» во вспомогательные крейсера, способные пару месяцев без захода в порты рейдерствовать на океанских просторах. Надо ли говорить, что места под орудия и снарядные погреба закладывались в чертежи таких, «двойного назначения пароходов», ещё на стадии проекта.
То, что граф Востоков получает под командование, по сути, небольшую эскадру, — помимо двух пассажирских пароходов в отряд судов капитана первого ранга в отставке Алексея Алексеевича Небольсина вошёл и угольщик, спешно выведенный из состава флота и «показательно» проданный на аукционе отставному морскому волку, наводило на определённые размышления…
Сам бастард инициативы «войти в общество» не проявлял, визитов не наносил, жил уединённо в «корейском квартале», часами занимая линию телеграфа. А вот куда депеши отправлял граф, неясно — та «нитка» особая, не каждый в тот домишко неприметный, проводами опутанный как паутиной, пройти сможет. Но генерал-лейтенант Востоков на «императорский» телеграф проходил без помех, к тому же всегда перемещался с «личной гвардией» из полутора десятков азиатов, зло зыркающих по сторонам.
Владивосток, а точнее говоря «Владивостокский особый крепостной район» все тридцать лет существования непрестанно укреплялся, став к октябрю 1876 года воистину неприступной твердыней, которую взять затруднительно, даже стотысячные армии и сильнейшие флоты собрав в сём месте. Но кто решится, даже англичане, гнать эскадры на край географии, чтобы положить десятки тысяч на подступах к «бане Константина», главной городской достопримечательности, так шутили местные острословы. Ту баню великий князь в далёком 1844 самолично рубил, сам конопатил и пророчил, что пройдёт время и народ сюда ходить станет как в музей, а потому чтоб тащили лучший листвяк на нижние венцы и чтоб лаги под пол непременно лиственные! С 1856 года, после воцарения Константина Николаевича, гарнизонная баня и стала музеем, очень уж хотелось жителям молодого города заполучить некий «исторический объект». Сама баня содержалась смотрителем с небывалым бережением, хоть сейчас затапливай и мойся-парься…
А поскольку те, первые строения ставились в ключевых точках, то все последующие планы по совершенствованию обороны города-порта, города-крепости «плясали от банной печки»…
На острове Русский, поименованном так лично Константином Николаевичем (впрочем как и большинство географических объектов) уже три десятилетия строились и совершенствовались батареи, оснащёнными лучшими и дальнобойными орудиями. Подразделения морской пехоты перекрывали все подступы к пушкарям, а корректировка огня с аэростатов, зависших в пяти ключевых точках укрепрайона, особо отмечалась всеми инспекциями, настоятельно рекомендующими перенять передовой опыт крепости Владивосток.
Именно на острове Русском граф Востоков устроил полигон для своей азиатской гвардии, отыскивая среди бойцов лучших стрелков. Триста винтовок для снайперской стрельбы, снабжённых оптическим прицелом проделали путь через два океана с Тульского завода № 3 и все достались корейцам из батальона Особой Экспедиции, морпехам ни одной — всё по телеграмме самодержца отошло «боевым корейцам». Может оттого Владимир Константинович и рванул на Амур, — его попытка «располовинить» три сотни снайперок поровну, корейцам и флоту по полтораста, успехом не увенчалась, «старший брат» почтительно но твёрдо заявил великому князю, что указание императора должно исполнять и «младшенький» только и сумел дверью хлопнуть в ответ, даром что генерал-адмирал…
— Так не болтай, не зря тебя люди выбирали! — Галковский улыбнулся, — гардемаринов в помощь выделю, тротуары надо подновить, это понятно, да и утрамбовать дороги всяко надо, его величество наверняка на недельку во Владике остановится.
— Точные сведения?
— Окстись, сосед! Да кто ж точно знать может о планах государя? Таким знатокам генерал Сыромятов мигом рты зашьёт. И руки к туловищу приколотит, чтоб жестами не объяснялись.
Упоминание о «лейб-Малюте» подстегнуло градоначальника не откладывать объяснение с товарищем министра путей сообщения империи, Лихолетовым Павлом Владимировичем, курирующим на месте укладку «золотого звена» Великого Пути. По сути всё уже как месяц было готово, движение запущено, но без помпы, «по тихой», негоже вперёд государя объявлять о завершении грандиозной стройки. Лучшие российские инженеры, собранные со всей империи на «завершающий рывок» работу свою исполнили и откровенно скучали. А по домам разъехаться — никак-с! Самодержец из американского далека отбил телеграмму, что хоть со всеми героями «стройки века» на брудершафт выпить не сумеет, тут никакого здоровья не хватит, но чтоб лучшие инженеры, техники, бригадиры, наиболее добросовестные подрядчики непременно присутствовали при «стыковке», которая должна состояться в полутораста верстах, пардон, километрах западнее Владивостока. Путейцы не посмели ослушаться грозного властелина, но поскольку делать на дистанции было нечего, оставили там по паре помощников, техников из студентов старшего курса Института путей сообщения а сами «закатились» во Владивосток.
Да так «закатились», что разгульные моряки и даже аэронавты, спирт на высоте хлещущие и не пьянеющие, оказались посрамлены рыцарями железных дорог, романтиками рельс и семафоров…
Грандиозная драка инженеров и флотских офицеров в ресторане «Владивосток» открытом при одноимённой гостинице попала на полосы ведущих европейских газет, ибо три репортёра из Великобритании, Германии и Дании, забившись в испуге под столы, тем не менее прилежно зафиксировали все этапы «Патриотического Побоища»…
Началось всё с пустяка, свежеиспечённый лейтенант Нечволодов, «обмывал погоны» с сослуживцами и, раздосадованный шумной компанией путейцев, сдвинувших три стола и яро что-то непонятное обсуждающих, перекрывая сиплыми, на ветру закалёнными голосищами небольшой оркестрик, решил «уесть шпаков». Лейтенант не придумал ничего лучше, чем громко проорать тост: «За здоровье государя императора Константина Николаевича» и подняв бокал с вином, ждать когда инженеры умолкнут и осушат водочные стаканы за самодержца. И тут, в наступившей тишине, изрядно принявший на грудь мостостроитель Василий Семёнович Уткин, берега Оби и Енисея соединявший, ответно прокричал, что за русского царя надо пить русскую же водку а не заморские розовые сопли, демонстративно, в два глотка осушил стаканюгу, зачем-то бросив пустую посудину в Нечволодова…
Тут-то всё и началось. Путейцы, набравшие в «поле» прекрасную физическую форму, почти одолели в кулачном бою блестящих флотских офицеров, но к тем на подмогу ринулись денщики, дабы спасти «благородий». Патрули, пытавшиеся разнять дерущихся, были приняты технической интеллигенцией за новые полчища врагов и товарищ начальника Амурской дороги Олег Патрикеев выскочил во вторую залу ресторации для публики «попроще», узрил там знакомых техников с дистанции и проорав: «Там наших бьют, вперёд, ребята! Не посрамим!», повёл «подкрепление» в бой…