— Ты из каких местностЕй-волостЕй?
— Из Зарайска, не деревня какая, коренной горожанин, первый из города офицер гвардии! Да ты не смейся, мол подпрапорщик, курица не птица, Лыткин не офицер. Я своего всё одно добьюсь!
— Что ты Ваня, какой смех. Предстоит нам тяжёлое испытание, живы будем, непременно к тебе в Зарайск погостить приеду. Вырядимся в парадные мундиры, да как пройдём по главной улице, от церкви до ресторации!
— Здорово придумал, — обрадовался подпрапорщик, — непременно гульнём! Как думаешь, государь в Петербурге или где то здесь? Может вон на том большом пароходе?
— Какой же это пароход? Военный корабль! Крейсер или даже броненосец. Я точно не скажу, не знаток во флотских хитростях.
Без пяти минут почётный гражданин славного города Зарайска Иван Лыткин оказался удивительно прозорлив. Сначала на минных крейсерах вверх поползли какие-то сигналы, затем из чрева подводных лодок выскочили по два десятка крохотных фигурок и выстроились во фрунт, что-то радостно выкрикивая. На «Арзамасе» застучали каблуками матросы, а морские пехотинцы с оружием наизготовку изобразили невероятно ровный строй, несмотря на ужасную (так сухопутному поручику казалось) качку.
— Что за переполох? — Андрей обратился к помощнику капитана, спешно застёгивающему китель.
— Шли бы вы вниз, ваше благородие, — штатский моряк даже головы не повернул, — видите флагман Черноморского флота «Севастополь», а на мачте императорский штандарт. Может быть его величество сейчас наш «Арзамас» рассматривает, а вы тут раскорячились, эх!
Отмахнувшись от бестолковых «сухопутных сапог» помощник капитана побежал на мостик, попутно выкрикивая непонятные команды, половина из которых состояла из матов, вторая же из морских терминов.
— Урррраааа!!! — дружно и грозно взревели морпехи.
— Ура! Ура! — нескладно но искренне подхватили офицеры Пятого Калифорнийского батальона, конспирации ради ставшего Вторым Астраханским полком.
— Будет дело, Андрюха! — Лыткин заворожённо смотрел как стремительный и красивый крейсер на полном ходу обходит и подводные лодки с минными крейсерами сопровождения и большой неуклюжий «Арзамас». Капитан парохода почему то громким шёпотом умолял офицеров батальона не выходить на палубу, оставаться в салоне…
То, что Константин Первый, известный своим показательным равнодушием к делам балканских славян, принимает непосредственное участие в штурме Босфора и захвате Константинополя, наводило на определённые мысли. Вечером в кают-компании офицеры обсуждали грядущую драку и сходились в одном — будет жарко. Османские части, переброшенные в Болгарию, конечно же кинутся обратно, на защиту атакованной русскими столицы. И тогда придётся воевать за десятерых, какой бы десант многочисленный не был, но всех защитников города уничтожить нереально.
— Господа, — горячился штаб-капитан Кокошин, старший брат у которого дослужился в Севастополе до капитана второго ранга, соответственно Ефим Ильич мнил себя великим знатоком в делах морских, — турецкий флот в сравнении с Черноморским — ничтожная сила. Главное нейтрализовать батареи, прикрывающие Проливы. И тогда всё пройдёт как по маслу. Влетаем в Мраморное море и Царьград беззащитен против корабельной артиллерии! Абсолютно беззащитен, господа! Орды осман будут безжалостно перемолоты большими флотскими калибрами, а сама Турция окажется разрезанной надвое! По Босфору и Дарданеллам! Разделится на Европу и Азию!
— Выгнать турок из Европы возмечтали, Ефим Ильич? — Кобзев за прошедшие сутки успокоился, казалось с погонами полковника комбат напитался уверенностью в успехе. — только для начала хорошо бы проскребстись Босфором. Там пушек османских изрядно понатыкано. А еще Наполеон говорил, кажется, что одно орудие на суше равно десятку на корабле.
— Полагаю, батареи забота разведчиков из батальонов квартирующих в Сестрорецке, — Кокошин даже жест сделал, как бы отмахиваясь от предостережений полковника, — не будут же подвергать государя опасности, начиная перестрелку с неприятельской артиллерией. Высадят ночной порой пластунов недалеко от батарей и возьмут турок в ножи. А там и эскадра проскочит Босфором, тогда и нам потрудиться придётся.
— Позвольте, — вступил в разговор поручик Павловский, отвечающий за подготовку снайперов и получивший после расширения батальона, под командование третью роту, — но есть же ещё Дарданеллы, а их внезапно никак не захватить.
— Взяв Босфор, войдя в Мраморное море, — снисходительно, словно несмышлёнышу пояснил Павловскому Кокошин, — мы заходим на Дарданеллы с тыла, когда пушки, нацеленные на юг не смогут стрелять в северном направлении. Во всяком случае, подавляющее большинство тех орудий.
— Не потеряет ли Россия авторитет, напав на Турцию без объявления войны?
— Бросьте, капитан, расуждать о материях, вам неведомых. Может быть в эти минуты российский посол вручает ноту. А если даже и нет, получив приказ на выдвижение и открытие огня я не буду спрашивать объявлена война Османской империи по всем правилам или нет, я исполню приказ! — Кобзев не говорил, а казалось, выплёвывал слова.
Ситуацию разрядила реплика Лыткина, особенно громко прозвучавшая в «свинцовой» тишине.
— А государь наверняка к нам подойдёт, похвалить за службу, на Святую Софию взглянуть. Вот бы фотографическую карточку с его величеством заполучить…
Громкий смех был ответом на мечты честолюбивого подпрапорщика. Но, удивительное дело — фотографией года в декабре 1881, мировые информационные агентства единодушно признали снимок мичмана Андреева, запечатлившего на фоне Собора Святой Софии его императорское величество Константина Первого, зло и весело, торжествующе, смотрящего в объектив и обнимающего за плечи усталых, израненных героев — Андрея Фёдоровича Скурихина и Ивана Ивановича Лыткина. Чуть позже, став кавалером ордена Святого Георгия поручик Лыткин уволился (по ранению) с воинской службы и более тридцати лет подряд избирался городским головой, или же, говоря на американский манер, — мэром родного Зарайска.
Капитан же Скурихин поступил в Академию Генерального Штаба и впоследствии внёс огромный вклад в развитие радиодела в Российской армии. Но это уже другая история…
Глава 15
Пятьдесят пять лет со дня рождения Отца Отечества Россия праздновала широко и скрепно. Что радовало — здравицы в честь государя верноподданные, за четверть века отменно изучившие обожаемого монарха, подкрепляли денежными переводами «на войну с супостатами, на Святую Софию». Это ж надо, полста три года скоро как ЗДЕСЬ торчу вселившись в маленького, полуторагодовалого Костика Романова. Столько сделано, а сколько ещё предстоит. Коль уж ввязался менять историю и возвеличивать Россию, как у порядочных попаданцев положено, не бросать же на полпути дело. Потому тащи воз и не пищи, твоё императорское величество…
Неожиданное, за исключением трёх «знающих» (императора, цесаревича, начальника Генерального Штаба)взятие на штык Константинополя-Царьграда и развязывание войны если и не на полное уничтожение, то на раздробление на множество мелких государств Османской империи, возмутило-взбаламутило весь цивилизованный мир. Даже союзники — Испания и КША прислали ноты, осуждающие немотивированную агрессию Россию. Что уж говорить о Великобритании и САСШ — эскадры Флота Её Величества демонстративно двинулись в Средиземное море, в Мексиканский залив, в Индийский океан, Тихий…
Европейские обыватели расхватывали утренние газеты, ожидая объявления о начале мобилизации или открытия боевых действий между великими державами без «дипломатического оформления» войны. С турками по мнению «просвещённых европейцев» вышло некрасиво, посол Российской империи вручил ноту с объявлением войны великому визирю Мехмеду Саид-паше в то время, когда армия и флот уже изготовились к нападению. Три фельдъегеря не отходили от посла Саблина, не расставались с засургученной сумкой, пока не пришла шифровка из Севастополя вскрыть именно «пакет нумер два»…
Эскадра в момент вручения ноты преодолела половину пути от «города русских моряков» до Царьграда, а диверсанты уже готовились вывести из строя батареи прикрывающие Босфор.
Османы привыкли, что на резню христианского населения у «соседей» Константин Первый лишь грозно хмурит брови, шлёт послания-увещевания султану, но ничего не предпринимает. К тому же российский император за три дня до объявления войны Блистательной Порте отбыл в Казань на испытания нового локомотива, предназначенного для перегонов по Транссибирской магистрали. То, что царь-батюшка конспиративно покинул литерный поезд и тайно прибыл в Крым а на телеграфе началась жесточайшая жандармская цензура, эти фактики дошли до оппонентов позже, когда на улицах Константинополя стрекотали пулемёты, вокруг Святой Софии лежали горы трупов, броненосцы и крейсера, поддерживающие десантников, почти целиком расстреляли полуторный (а средних калибров и двойной) боекомплект.
Турки дрались отчаянно, несмотря на то, что лучшие их части были задействованы в Болгарии и стояли против сербов и черногорцев. Но когда русский царь более четверти века восседающий на престоле величайшей империи демонстративно «кладёт» на проблемы балканских христиан, даже славянофилов внутри страны немножко «прессует», не желая обострять отношения с Константинополем (из года в год повторяя затёртую шутку о наличии у России своего собственного Константинополя, пусть и Тихоокеанского) поневоле расслабишься. Вот османы и расслабились, прозевали, прохлопали…
Да и деза о грядущем конфликте с Великобританией и выводе Черноморского флота в Атлантику своё дело сделала. Даже приготовления транспортов и доукомплектование бригад морской пехоты все посчитали за подготовку большого конвоя на Кубу и далее на Мексику и в российские владения в Северной Америки.
В принципе, мировая война с участием России в этом варианте неизбежна. С 1878 года британская разведка старается внедрить своих людей в окружение великих князей, особенно заигрывают джентльмены с генерал-адмиралом Владимиром Константиновичем. Володька тот ещё шалопай и может запросто выдать ценную информацию, не то что цесаревич, как у островитян в досье записано: «уравновешенный, замкнутый молодой человек блестящего ума и твёрдого характера»…