ил, ну а с кем ещё?
Германия та вековечный враг шляхтичей, а Франции сейчас не до панских выкрутасов, идёт «Панамский процесс», где ответчицей выступает, страшно подумать, бывшая императрица, дочь русского царя Ольга Константиновна. Муж её, Наполеон Четвёртый, был предан суду, но французские крючкотворы, сторонники Третьей Республики, ничего вменить низложенному властелину не сумели — о благе государства заботился Эжен Бонапарт, жил скромно, простому народу нравился. Потому тузы из Национального Собрания хотели поскорее выдворить экс-императора из страны, во избежание попыток Реставрации. Но тот ни в какую, ждал окончания процесса над супругой, великой княгиней Ольгой Константиновной, каковую суровый и справедливый отец вывез с детьми в Константинополь-Царьград, но потом, оставив внуков при себе, вернул в Париж, ответ держать. И сейчас Франции надо как можно быстрее и «дипломатичнее» Ольгу Константиновну «осудить» и вместе с мужем выпроводить куда подальше. Военный Союз с Российской Империей, пусть и подтверждённый его величеством Константином Первым, висит на волоске, не зря в Берлине руки потирают!
Про высокую политику Семён наслушался, будучи подвахтенным. Уже три дня как состоял при капитане Копылове, со спрятанным от глаз посторонних револьвером. Не нравились Михал Сергеичу «польские работяги», которые как только «Руслан» миновал Дарданеллы, начали безудержно пить за удачу, за Фортуну по ихнему.
Всего в экипаже парохода три десятка человек, все при делах, на вахтах или отдыхают, а Семён хоть и молодой, но вымахал за метр девяносто и в плечах широк, работа кочегара способствует крепости мышц. Да ещё так совпало, трое пассажиров-«третьеклассников» (не поляки, албанцы вроде) сами предложили свои услуги как кочегары, чтоб не совсем с пустыми руками прибыть в Африку, подзаработать в пути. Капитан согласился, благо то обычная практика, да и доходы от пассажиров в этот рейс отменные, можно и перевести молодого и здорового кочегара временно в вестовые-порученцы.
— Прямо по курсу «Терек», за ним вроде как «Рион», — доложил Копылову боцман, приложившийся к огромной, на телескоп похожей, на треноге установленной подзорной трубе.
— О, золотой караван, — оживился капитан, — как думаешь, Василий Дмитриевич, золотишко на первом крейсере или на втором?
Лучшие ходоки Средиземноморской эскадры нередко служили и перевозчиками жёлтого металла, уходя из Лоренсу-Маркиш парой и в сопровождении отряда, базирующегося на Мадагаскаре. Потом «индоокеанцы» отставали и скоростники-турбинники неслись на север, где в Красном море их поджидал конвой, выводивший «золотой караван» в Средиземное море. А там или гнали до Константинополя, полагаясь на скорость, либо шли с броненосцем или парой больших крейсеров. Каждый раз по разному.
— Как тут угадаешь, Михаил Сергеевич, — боцман лишь плечами пожал в ответ.
— Это верно, систершипы на переходе постоянно меняются, то один лидирует, то другой.
— Нам бы сейчас хоть миноносец в конвой до португальских владений. Чёртовы ляхи!
— Что, старый ловелас, пани Шибшинская больше не улыбается, или пан Будревич в картишки обнёс?
— Да ну, те то просто жулики, якобы пани Шибшинская, она же дорогая шлюха из Одессы, постоянно на линиях черономорских мелькала, сибиряков богатеньких охмуряла, сейчас заморскую гастроль решила устроить. Будревич обыкновенный шулер, везёт в Трансвааль несколько тысяч карточных колод в своих здоровенных представительских чемоданах. А вот в третьем классе гонористые шляхтичи, те едут явно не землю трансваальскую ковырять. Кажется, дорогой Михал Сергеич, — «ждут» чего-то паны, какого-то знака, сигнала. Да и пить прекратили уже как второй день, разве что по стопке за обедом.
— Гм, а это да, Василий Дмитриевич. Это как раз и подозрительно.
— Зря смеёшься, Михаил Сергеевич, нам по хорошему до Лоренсу-Маркиш двое суток телепать, а на борту четыре десятка здоровых мужиков, дружных, нацеленных не пойми на что. Я б поопасался.
— Брось, мы то как раз не золото перевозим, а если грузы брать — так себе товарец, к реализации быстрой не пригодный. Не мечта пирата.
— А про корабль не думал? «Руслан» только-только со стапеля, океанскую волну держит, тоннаж приличный, 14 узлов — хорошая скорость.
— Боцман, чтоб корабль, пусть и транспорт-вспомогатель российского флота морские цыгане украсть решились? Ты в уме, Василий Дмитриевич?
— Господин капитан-лейтенант, крейсера «золотого каравана» идут парой, каждый оснащён мощной радиостанцией, достающей миль на 300–400 в хорошую погоду. Сейчас как раз такая погода, пускай посигналят, может получится минный крейсер «вызвонить» по радио, пускай пройдёт с «Русланом» до Лоренсу-Маркиш. Считай, Михаил Сергеевич, это моей блажью стариковской, готов ответить по всей строгости.
— Да ладно, Митрич, какая блажь, у самого кошки скребут. Поляки с немчурой в Трансваале по кабакам как будто в войну режутся, одним Гданьск, другим Данциг, а если на «Руслане» едут как раз те, кто восстание на приисках поднимет? Давай думать чего семафорить будем? Может, погодим до португальских владений, а, старый?
Может и погодим, хотя револьверами пассажиры вооружены, им пароход захватить как курёнку голову свернуть.
— Ну, не такие уж и куры моряки российские. Вон, Семён какой бравый добрый молодец, дюжину раскидает.
— Это если до драки дойдёт, а то перестреляют команду и всего делов.
— И кто «Руслан» поведёт? Есть среди шляхты морские офицеры?
— Может и есть, а может ждут встречный пароход, чтобпо сигналу бучу затеять…
Препирательства капитана и боцмана Семён слушал вполуха, засматриваясь на очаровательную пани Шибшинскую, под белым зонтиком прогуливающуюся по пассажирской «классной» палубе. Помимо Шибшинской и Будревича, стольнелестно охарактеризованных виды видавшим боцманом, на пароходе-транспорте до Лоренсу-Маркиш добирались инженеры с российско-мадагаскарских приисков как с семьями, так и весёлые холостяки и чиновники при дворе короля Мадагаскара Олега Первого. Всё то были русские люди, волею случая ставшие кто «африканцами», кто «мадагаскарцами». Случись бунт, толку от них не будет. А вдруг пани Шибшинская и есть та знаменитая разбойница-атаманша Сонька Золотая Ручка, про которую так завлекательно пишет в «Ведомостях» на последней странице Гиляровский?
Кочегар-порученец очнулся от грёз когда Копылов, бесцеремонно оттолкнув мечтательного телохранителя сам пошёл к семафору. Значит, закрытым шифром поведёт передачу отставной капитан-лейтенант. Мало ли, заподозрят чего чёртовы ляхи.
— На «Тереке» золото, — выдохнул боцман, — к нам «Рион» идёт, а «Терек» ход сбавил, ждёт напарника.
— Плевать на золото, не наша то печаль, как думаешь, Василь Дмитрич, дёрнутся карбонарии, или сдадутся?
— Какие к чёрту карбонарии, бандиты.
— То и страшнее, никаких убеждений у сволочей, запросто пассажиров в заложники возьмут, а там есть и женщины, даже дети.
— Чего вылупился, Сёмка, — замысловато выругался боцман, — будь готов к драке и даже стрельбе. С крейсера передали, на борту у нас очень похоже, вторая часть шайки, что собиралась грабануть контору германского прииска. И везут они подельникам оружие.
— И что?
— Да то, деревня. На «Рионе» взвод морской пехоты, сейчас думать надо как ребят к нам на борт перекинуть без шума и пыли, чтоб бандиты ничего не заподозрили. Иначе мертвяков будет поболее полусотни.
— Не каркай, Митрич, — капитан тяжело выдохнул, — придумай лучше чего.
— Так это, — встрял в разговор начальства Семён, — давайте полякам скажем, что пани Шибшинская вовсе не Шибшинская, а атаманша и её на крейсер надо передать. Тогда паны ни в жизнь не подумают, что по их душу морпехи.
— Да ты голова, ёкарный бабай костромской! Только не Шибшинская, а Будревич. И не атаман, а резидент германской разведки. Так вернее. Василь Дмитрич, точно Будревич наособицу едет, никак не связан с «третьеклассниками»?
— Не похоже, Михаил Сергеевич, говорю ж, Будревич шулер, они больше в одиночку промышляют. А про германского шпиона это хорошо, паны враз вызверятся на картёжника.
— Да то не я, главное Семён придумал, как тебя по батюшке то, фантазёр? Я в судовых документах отмечал, но не запомнил.
— Митрофанович буду.
— Будешь, будешь, куда денешься. Закончится всё благополучно, представлю к награде за сообразительность, а пока лицо позлее, посерьёзнее, револьвер вытаскивай, на боевой взвод ставь и за мной. И чтоб молчал! Более ни единого слова!
Копылов одновременно с восхвалением способностей Семёна и инструктажем матроса, отбил новую депешу на флагманский на этом переходе «Терек».
Стремительно приближающийся крейсер привлёк внимание пассажиров, столпившихся по правому борту с биноклями и морскими и театральными. Зрелище того стоило, красавец «Рион» пёр на транспорт не сбавляя ход.
— Что случилось, господин капитан, в честь какого праздника представление? — Жилистый и резкий поляк, очевидно один из главных у бандитов, обратился к Копылову, идущего вместе с Семёном и вызванными из машинного отделения механиком Василием Ниловичем Петровым и его помощником Петром Ступаренко, мечтающим поступить в Морской Корпус, на «первоклассную» палубу. Механикусы, как и Семён, вооружились револьверами и были коротко и эмоционально проинструктированы капитан-лейтенантом.
— Да как оказалось, германский шпион на борту, — Копылов кивнул в сторону Будревича, наблюдающего за «Рионом» в большой бинокль, — ишь как нервничает. Приказано захватить немедля, чтоб не успел уничтожить важные документы. И передадим потом морпехам с крейсера.
— А, понятно, — заметно расслабился поляк, — а изображал из себя благородного, сволочь.
— Позвольте, господа, это какая-то ошибка! — Будревич выронил бинокль, руки у незадачливого путешественника дрожали так, что Семён подумал — а вдруг та дрожь навсегда, как в карты передёргивать будет?
Но дурной вопрос кочегар удержал при себе, избежав язвительных подколок начальства или даже, слов непечатных в свой адрес.