– …Надо было им проезжать мимо могилы, а там сидело два голубка на ореховом деревце, и запели они:
«Погляди-ка, посмотри,
А башмак-то весь в крови,
Башмачок, как видно, тесный,
Дома ждет тебя невеста».
Посмотрел королевич на ее ногу, видит – кровь из нее течет. Повернул он назад коня, привез самозваную невесту домой и сказал, что это невеста не настоящая…
Собственно говоря, и городка-то теперь больше нет. Его, как и многие другие населенные пункты, поглотила проклятая Зона. В один момент и безвозвратно. Что стало с матерью, дедом, двумя сестрами и остальными корешами, Макс предпочитал не думать. Ему на всю жизнь хватило того раза, когда он собственными глазами увидел зомбака. Так что судьба знакомых, да и вообще всех жителей, оказавшихся не в то время и не в том месте, для Макса была решена.
Рейсовый автобус, на котором он и другие мужики возвращались с вахты, тормознули уже на подъезде к Сыктывкару. Прилипшим к окнам взволнованным и ничего не понимающим спросонья людям были видны стоящие на обочине ряды служебных и армейских машин, пара танков и какие-то военизированные фургоны с непонятными приборами на крышах. Кругом суетились люди. Мимо с включенными «ведрами» пронеслась по направлению от города пара «членовозов». Сама же дорога была перекрыта полицейскими машинами, возле которых стояли вооруженные, уставшие росгвардейцы и злые «вежливые люди», жестами и матом приказывающие разворачивать автобус ко всем известным матерям.
Через несколько часов Макс узнал, что теперь ему больше некуда и не к кому ехать. Дым сигарет и яркие вспышки проблесковых огней в наступающей ночи стали теми точками отсчета, которые навсегда разделили его жизнь, как говорится, на «до» и «после».
Людей, оказавшихся, как и он, в таком же бедственном положении, расселили по школам, но не всех: многим пришлось искать временное убежище самостоятельно. Что было проблематично, поскольку цены на жилье и еду в прилегающих к Зоне крупных городах моментально подскочили вверх.
Взятая с собой наличка вскоре начала заканчиваться, и дело стало попахивать керосином. Но вмешался случай. Один из знакомых вахтовиков предложил подработать на одном из строящихся объектов. Отказываться было глупо, и спустя пару дней Макс впервые оказался за периметром Зоны. Или, вернее сказать, за Барьером. Периметр периметром: колючка, вышки и посты. А вот Барьер – это что-то физически невидимое, но присутствующее. Как тот самый суслик. И нужно сделать всего один шаг вперед, чтобы из одного мира попасть совершенно в другой. Шаг через прозрачную черту, за которой, как оказалось, царствует вечное лето, а по ночам с моря, озер и рек поднимается туман, иногда доходя до самых границ Лукоморья. Не работает ни одна техника, ни один электронный прибор. Только радиоприемники почему-то устойчиво ловят одну и ту же волну, которую тут называют Котом. И вся приносимая внутрь Зоны еда почему-то быстро приходит в негодность. Сгнивает за сутки, а то и за пару часов.
Как стало известно позже, сперва отправляемые в эпицентр бригады проходников предполагалось кормить за границей Зоны. Так сказать, на Большой земле. Но затем от этой идеи пришлось отказаться, поскольку ожидаемое в скором времени увеличение времени пребывания людей внутри Зоны обрекало их на голод.
Кому-то из прибывших в Зону ученых пришла в голову идея о высадке растений прямо в самом Лукоморье. Для эксперимента было отобрано несколько видов семян укропа и чеснока, и одна из грядок через месяц дала первые всходы. На основе полученных результатов было решено приступить к строительству лукоморской сельхозбазы. Куда, собственно говоря, и звали работать Макса после того, как было окончено строительство последнего здания, которым оказался свечной заводик.
Горбатиться на поле, как в довоенное время, вручную перепахивая почти гектар земли, у Макса особого желания не было. Хотя ему, как постоянному рабочему, или, вернее, крестьянину Лукоморья, предлагалось жилье и вполне сносная зарплата. Но вот условия труда… Правда, оставался еще один вариант: уже вовсю шел набор в бригады проходников. К тому времени Макс достаточно наслушался всякого и про зомби, и про русалок, и про другие аномалии. И рисковать непонятно ради чего своей жизнью ему не хотелось.
Пришлось возвращаться на Большую землю и несколько месяцев перебиваться временными заработками.
В один из вечеров настроение у Макса упало совсем ниже плинтуса. В стране начал творится конкретный беспредел. Половину рабочих мест закрыли – вмешался карантин из-за распространившегося китайского вируса. Что теперь делать, было совсем непонятно, и Макс, решив залить горе, сел в одной из местных пивнушек, где после кружки пива и познакомился с бригадой быстрого реагирования. Причиной стала банальная ссора: не так, видите ли, посмотрел на одного пьяного урода. После небольшой потасовки хозяин заведения, решив не вдаваться в подробности, просто нажал «тревожную кнопку».
– …Заглянул королевич ей в лицо, узнал в ней ту самую красавицу-девушку, с которой он танцевал, и воскликнул:
– Вот это и есть моя настоящая невеста!
Испугались мачеха и сводные сестры, побледнели от злости, а он взял Золушку, посадил на коня и ускакал с ней.
Когда проезжали они мимо орехового деревца, молвили два белых голубка:
Оглянися, посмотри,
В башмачке-то нет крови!
Башмачок, видать, не тесный,
Вот она – твоя невеста!..
Так и получилось, что Макс познакомился с начавшим трезветь «уродом», который предложил ему весьма интересную тему. Мол, одному хорошему человеку нужен пастух в Лукоморье. Он так и сказал – «пастух». Когда же выяснилось, кого именно нужно будет пасти, Макс сперва не поверил своим ушам, но собеседник стал утверждать, что дело верное и заработать вообще реально. А ему тоже капнет сверху за то, что привел с собой такого уважаемого человека.
– …И когда свадебный поезд отправился в церковь, сидела старшая по правую руку, а младшая по левую; и вот выклевали голуби каждой из них по глазу. А потом, когда возвращались назад из церкви, сидела старшая по левую руку, а младшая по правую; и выклевали голуби каждой из них еще по глазу. Так были они наказаны за злобу свою и лукавство на всю жизнь слепотой…[3]
– Проиграл ты, лошок. На тебе долг теперь. – Туз оскалился. В свете масляного светильника тускло блеснули старые золотые коронки.
– То есть, как? – Макс опешил, чувствуя, как под взглядом злых и опасных глаз у него пересыхает во рту.
– Что значит «как»? – Туз повернулся к сидевшему рядом Левше: – Вот смотрящий. Какая планка у нас?
– Четыре, – буркнул тот.
– Четыре сотни баксов, – пояснил Туз, вновь переводя взгляд на Макса.
– Но я же ни на что не играл! – промямлил тот.
– А я играл под интерес. – Туз завертел головой по сторонам: – Кто-нибудь слышал, что он садился играть без интереса?
– Никто не слышал, – высказался за всех сидевший возле радиоприемника Костыль.
– Никто не слышал. – Голос Туза сполз на угрожающее шипение. – А значит, за тобой долг. Так что срок тебе до завтрашнего вечера.
– И где же я их возьму до завтрашнего…
– Да где хочешь! Ты что, не понял? За тобой долг!
– Не кипиши, Туз, – оборвал его игравший третьим Академик. – Он у нас парень неглупый и понимает, что по понятиям надо жить. Ты, малой, кстати, знаешь, почему у Левши клешня поломанная? Проиграл он немаленькую сумму одному человеку. А в срок ему подогнать бабки в зону не успели. Мусора были в деле и сперва пропуск не давали, а затем зашмонили. – Академик взял вилку и ткнул ею в консервную банку, подцепив из нее пару вареных грибов. – В фуфлыжниках ходить западло, сам понимаешь. Можно ведь и не проснуться случайно. – Академик отправил грибы в рот. – Вот тогда Левша и отрезал себе два пальца, чтобы ими рассчитаться за свой долг… Чалился бы на дальнике, тебя бы уже сделали дырявым по кругосветке. Но мы тут все люди понимающие… – Академик неожиданно замолчал и, обернувшись, посмотрел в сторону Костыля: – Какого черта там Кот затих?
– В натуре, достала эта бодяга! – Уголовник, скривившись, сплюнул на фанерный пол.
– Включи быстро! – прошипел Академик. – Забыл, как кодла Шамиля полегла вся? А там сявок не было.
– У Шамиля в бригаде одни отморозки были. И ты это лучше меня знаешь. В Зоне надо не ханку жрать и убиваться дурью. Сами виноваты, что окочурились. И там Черномор всех задуплил. И было это не на хате, а уже в поле. И Кот до того шухер не поднимал…
– Так и включи его! Иначе я тебя сам сейчас кончу!
Костыль торопливо включил приемник, но на этот раз крутанул верньер направо. Из пыльной, забитой грязью сетки динамика моментально полилась песня:
– Вороны, в небе вороны.
Стою я на краю.
Жизнь моя в клочья порвана,
И я мечусь, как в бреду.
Битва эта была проиграна:
Слышу мягкие лапы волков.
Жаль, не успел сделать многое.
Не забирай меня, смерть, не готов!
Споры с ней обычно недолгие,
Да и нечего мне предложить,
Но увидел лицо ее темное
И услышал безмолвную речь:
Что ж, живи, пока отпускаю я,
И волков, и ворон отгоню,
Но пойми, просто так не бывает,
Ты исполнишь волю мою…
За закрытой внутренней дверью кто-то начал неразборчиво говорить, то переходя почти на крик, то затихая до невнятного бормотания.
– Гашеные оживают, – скривился Туз.
– Вовремя, – кивнул Академик. – Скоро пасти будем. Надо готовиться.
Во входную дверь коротко постучали.
Сидевший возле двери Костыль выхватил из внутреннего кармана куртки пистолет и бесшумно укрылся за дверью. Академик, оставшись на своем месте, коротко кивнул Максу и Тузу. Последний скрылся в дальнем углу помещения, куда почти не проникал свет от зажженных на столе светильников, а первый подбежал к окну. Остановившись сбоку от него, Макс осторожно, двумя пальцами отодвинул край грязной занавески и стал всматриваться в ночную улицу.