– Вот и мне непонятно, – кивнул Винни. – Как-то не сходится. Не укладывается в причинно-следственные связи. – Проходник немного помолчал, а затем добавил: – Я и говорить-то тебе не хотел. Но, видимо, все-таки лучше высказаться, а то, боюсь, крыша поедет от всех этих думок.
– И правильно сделал, – кивнул Гиль. – Мы тут вдвоем. И за порог этой «точки» все рассказанное уйдет только с твоего согласия.
– Я сам спрошу у ребят. – Винни посмотрел на Гиля. – Не надо им ничего пока говорить. Если это окажется ерундой, то оно того и не стоит. А если что-то серьезное, то начнут еще носиться со мной чего доброго, волноваться, оберегать. Не надо всей этой паники ни мне ни им. Только работать будут мешать. Согласен?
– Как скажешь. – Гиль помолчал немного, пожевал губы. Вновь посмотрел на Винни поверх очков: – Что еще?
– В смысле? – Попытка Алексея изобразить удивление провалилась.
– Мне показалось, что тебя еще что-то тревожит. Буду рад, если оказался неправ.
– Нет. Это все.
– Хорошо. Делим ночь на двоих. Кто первый?
– Ложись первым ты. Сам же говорил, что я загнал тебя.
– Тащить придется вдвоем. Иначе не вывезем. – Хэлл, упершись в землю ногами, постарался сдвинуть волокушу с лежащим на ней Ларсом. Получилось слабо. Коэффициент трения, поделенный на приложенную силу, красноречиво говорил о неэффективности работы одного человека.
Проходник выпустил лямку. Собранная наспех конструкция готова была развалиться под весом сложенного на нее груза. По бокам от бесчувственного Димки лежали два «Полирега», полупустая канистра с водой, карабин, саперные лопатки и топор.
– Надо уменьшить вес. – Рада стащила с волокуши тару с водой. – Пьем, сколько можем, и оставляем ее здесь. Димка доживет до поселка без воды?
Хэлл еще раз внимательно посмотрел на Ларса. Опухшее лицо парня было бледным, каким-то лоснящимся, словно покрытым воском. Дышал он часто и прерывисто.
Неужели почки начали отказывать? Что-то уж очень быстро.
– Сможет.
– Хорошо. – Катя вцепилась в один из «Полирегов» и с трудом стащила аппарат в траву. – Убирай второй. Чего ты стоишь?
– Но там же информация, которая нужна тебе!
– В следующий раз принесу. Если вы мне поможете.
«Осталась она сиротой, взяли ее эти люди, выкормили и работой заморили: она и ткет, она и прядет, она и прибирает, она и за все отвечает.
А были у ее хозяйки три дочери. Старшая звалась Одноглазка, средняя – Двуглазка, а меньшая – Триглазка…»
Винни прислушался. Гиль спал. В темноте дома раздавалось только его ровное, с тихим присвистом дыхание. Проходник повернул ручку громкости, и очередная сказка Кота стала совсем тихой.
Он глянул на песочные часы, отодвинул пыльную занавеску, посмотрел в окно. Обозримая часть буферной зоны и начинающаяся за ней стена леса были пусты.
«Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую коровку, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:
– Коровушка-матушка! Меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрашнему дню велено пять пудов напрясть, наткать, побелить и в трубы скатать.
А коровушка ей в ответ:
– Красная девица, влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь – все будет сработано…»
Все-таки он правильно поступил, что не рассказал настоящую причину его волнений. Хотя и про избу не надо было говорить. Потому что сам не может понять, что именно в ней так настораживает. Гиль слово сдержит, и разговор дальше этого порога не выйдет.
«Старуха обрадовалась, на другой день пришла к мужу:
– Режь рябую корову!
Старик и так и сяк:
– Что ты, старуха, в уме ли? Корова молодая, хорошая!
– Режь, да и только!
Делать нечего. Стал старик нож точить. Хаврошечка про это спознала, в поле побежала, обняла рябую коровушку и говорит:
– Коровушка-матушка! Тебя резать хотят!
А коровушка ей отвечает:
– А ты, красная девица, моего мяса не ешь, а косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их схорони и никогда меня не забывай: каждое утро косточки водою поливай…»
Настоящая причина его волнения лежала в совершенно иной плоскости. Хотя так же основывалась только на непонятно почему вспыхнувших эмоциях.
Катя.
А ведь ему уже начало казаться… Нет, черт побери, он был уверен на все сто, что больше не будет испытывать к ней каких-либо чувств. Хотя кого он пытается обмануть? И что, собственно, его так удивляет в том, что при виде этого бескрылого ангела в первое же мгновение после столь долгой разлуки чувства проснулись в нем с новой силой. Не проходило и недели, чтобы он не вспоминал о ней. Чтобы не представлял ее образ в своих смелых мечтах, не порывался каждый раз написать ей приветственное смс. Чтобы, не имея возможности видеть, получить шанс хотя бы прочитать ее.
Винни почесал успевший отрасти с последней стрижки затылок.
Собственно говоря, ничего не изменилось. Вся разница в том, что она просто стала физически ближе к нему и он может перекинуться с ней парой слов. Но кому от этого легче? Ей? Кате вообще глубоко параллельно на него. Так было тогда, осталось и сейчас. Ему? Нет. Она же для него как наркотик: один раз попробовал – и уже никогда не захочешь слезть… Блин! А ведь он даже не пробовал. Так и не довелось. Что было бы с ним, если бы он узнал ее вкус?
Она теперь замужем. Он хорошо разглядел тонкий диск золотого кольца на безымянном пальце.
Единственное, что теперь остается, это как можно скорее добраться до поселка и убедиться, что с Катей ничего не случилось. С момента ее отъезда в поселок его не перестает покидать тревожное ощущение. Ощущение, что с этим дорогим его душе и сердцу человеком вот-вот должно что-то случиться.
Нет. Ничего не должно произойти. Лесное зверье от дрезины старается держаться подальше. Знают, что человек легко может убить. Нечисть активируется к ночи, когда в Зоне появляется туман. Зомбаков уже давно не видно. Мавки, скорее всего, тоже поостерегутся приближаться к «телеге». Остается Черномор. Но его появление – огромная редкость.
Нет. Все должно быть хорошо. Ребята уже в поселке, спят. А Катя едет с аппаратами по своим делам. И все у нее будет хорошо.
«И выросла из них яблонька, да какая! Яблочки на ней висят наливные, листья шумят золотые, веточки гнутся серебряные. Кто ни едет мимо – останавливается, кто проходит мимо – заглядывается…»[14]
А все-таки и насчет избы он зря рассказал Гилю. Они все вчетвером очень сдружились за последнее время. По крайней мере, ему хочется в это верить. Может, конечно, все это идеализация и так думает только он один. Но, тем не менее, даже присоединившийся совсем недавно Ларс уже был, как говорится, «своим в доску». Незаменимым компонентом, обязательной шебутной составляющей их бригады. Убери его – и будет уже не то. То же самое можно сказать про каждого. А значит, его друзья могут совершить обдуманную глупость. Из самых лучших побуждений, заботясь исключительно о нем, они могут начать предпринимать какие-нибудь меры, если окажется, что все эти случаи с избушкой несут реальную угрозу здоровью или даже жизни. Слухи слухами, но это Лукоморье. И здесь, за неимением доказательств, все сперва основывается на слухах. Пойдут активные расспросы, в итоге все узнают, что ему примерещилась эта изба, а там, вполне возможно, его каким-нибудь образом вынудят покинуть Зону. Для его же безопасности. А этого допустить никак нельзя. Не время ему уезжать отсюда. Он должен заработать. Ему нужны деньги. Он должен помочь.
Надо будет утром Сашке все объяснить до конца. Рассказать истинную причину своего появления тут. Гиль – мужик нормальный во всех отношениях. Должен понять.
Винни вновь чуть отодвинул занавеску, посмотрел в окно. Еле слышно вздохнул.
Лежащий на полу Гиль еще какое-то время наблюдал за ним. Затем вновь закрыл глаза, попробовал в очередной раз заставить себя заснуть. Но сон не шел. Мысли постоянно возвращались к услышанному сегодня от Винни. Слова о том, что он видел избу, вызвали в памяти рассказ о трагедии, которая произошла с Коробом. Тот тоже увидел избушку на курьих ногах и в скором времени был застрелен. Если все это имеет прямую связь, то Винни в большой заднице. Не сегодня завтра с ним может случиться что-то прескверное. Во всяком случае, на территории Лукоморья при данном раскладе ему находиться будет нельзя. Хотя, с другой стороны, вся эта хрень может преследовать его и за Барьером. Толком-то ничего не известно, даже то, есть ли связь между появлением избы и смертью Короба. Ведь за время существования Зоны тут полегло уже немало народа, но что-то никто из них перед смертью не рассказывал о каких-то избушках. С другой стороны, мало ли почему не рассказывали. В общем, надо думать. И не сейчас, а завтра. Утро вечера мудренее. И голова завтра будет уже не одна: обсудим с ребятами, как спасать хорошего человека.
Но почему Винни так торопится домой? Неужели что-то знает про эту самую избу и старается убраться от нее как можно скорее и дальше?
Катя закрыла глаза. Последний час она практически не помнила. Все смешалось перед ее помутившимся взором и в уже ничего не соображающей голове. Единственное, что она видела, это две собственные ноги, упрямо сменяющие друг друга. Словно у одного умершего датчанина. Каждый шаг – боль! Каждый шаг – боль! Шаг – боль! Боль… Боль…
Единственной мыслью была монотонно повторяемая команда: «иди». Последние полчаса на каждый свой шаг она произносила ее вслух, осипшим, еле слышным от обезвоживания и усталости голосом.
Силы уже оставили ее, но руки упрямо продолжали сжимать ремень. До судорог и онемения в пальцах. Она продолжала тащить свою ношу вперед рядом с Хэллом, прокладывающим дорогу, как вездеход. Молча, не останавливаясь, скрипя зубами…
Катя открыла глаза. Перед ней раскинулось черно-синее звездное небо. Десятки белых точек конструировали причудливые формы созвездий. Какие-то звезды были крупнее, какие-то едва виднелись. Через подсвечиваемую ими черноту космоса шла молочными изгибами часть одного из спиральных рукавов галактики.