У воинов храма такая же броня, и вооружены они ничуть не хуже, и их почти в два раза больше. И насколько он помнил, такая броня не у всех преступников, а только у троих из девяти. Один из них вообще сражался хоть и в добротной, но всё-таки самой обычной одежде поисковика, а остальные и вовсе из кают не показывались.
Обо всём этом он подробно рассказал еще там, в кабинете у верховного жреца, и имел все основания полагать, что Краме хорошо подготовился к выходу и учел все нюансы.
Фурс снова опустил взгляд. За то время пока он осматривался по сторонам, они поднялись еще выше, и теперь через стеклянный пол было хорошо видно, как внизу плавно проплывают какие-то игрушечные горы, леса и поля.
На смену страху и неуверенности в начале полета, лейтенанта Фурса вдруг охватила какая-то бесшабашная эйфория, и он широко улыбнулся, подмигнув одному из Солнцеликих.
Надо же… он в небе… он среди величайших воинов Тарсона!
И от осознания особой причастности ко всему этому его вдруг начала распирать невероятная гордость. Он больше не думал о своей дальнейшей судьбе, он был готов к любому ее повороту и с покорностью принял бы смерть, но только в бою, рядом с ними.
Капитан Краме встал со своего кресла и бесстрашно прошелся по стеклянному полу. Судя по всему, в своем глухом шлеме он видит так же прекрасно, как и Фурс в линзах.
Подойдя к лейтенанту, он спросил:
— У тебя «Глаза Сокмака»?
Фурс кивнул и ответил:
— Да, в нашем ордене полагается всем офицерам и сержантам.
Капитан склонил голову набок и поинтересовался:
— Что еще есть у тебя такого, о чём я должен знать? Я должен учитывать любые мелочи в этом походе.
Лейтенант с готовностью доложил:
— Есть еще «Ухо Сокмака»*. Два метательных шитата**, один игломет на восемь отравленных игл, меч и кинжал. На мне полностью укомплектованный командирский пояс и еще есть запас игл, отравленных ядом Гирги, — тридцать штук.
Краме медленно кивнул и указал пальцем на грудь Фурса.
— Что у тебя за доспех? — в его голосе впервые послышался интерес и одобрение.
— Защитный офицерский плащ, плотно прошитый эбиритовыми нитями. Его трудно обнаружить даже приборами Древних. Еще на мне полный лейтенантский доспех из хитина. Вместо шлема, капюшон.
— Сойдет, — одобрительно кивнул капитан и шагнул назад.
Застыв на месте, он уставился на лейтенанта, шевеля пальцами в воздухе.
На маске его шлема, примерно там, где должны быть расположены глаза, сначала зажглись два синих огонька, затем они сменились кроваво-красным, потом зеленым цветом и под конец желтым.
Лейтенант понял, что тот сейчас проверял в разных режимах его слова насчет невидимости приборами плаща.
— Хм… даже так… — весьма озадаченно проговорил он и, развернувшись, пошел к своему креслу рядом с бойцом, который, по всей видимости, и управлял воздушным кораблем.
Шли часы. За бортом уже рассвело, и солнечный свет наполнил лучами внутренности кабины.
Лейтенант вытащил из глаз линзы и, проморгавшись, положил их обратно в коробочку.
В отличие от него, Солнцеликие свои маски не убрали. Видимо, это обуславливалось какими-то правилами, или те просто не хотели чужаку показывать свои лица. Скорее второе.
Под ногами бескрайняя водная гладь. По ней одинокий кораблик размером с горошину мчался под парусами куда-то вдаль. Вот еще одно судно. Этот идет встречным курсом, но между ними еще многие километры, и встретятся они, вероятно, очень не скоро.
Кресло, в котором находился Фурс, было очень удобным. В нём не затекала спина и ноги, и постепенно лейтенант расслабился и прикрыл глаза.
Неизвестно, сколько еще продлится этот полет, и поэтому, пока ничего не происходит, можно немного и отдохнуть от ночных потрясений и переживаний.
Фурс родился и вырос в стенах ордена. Его отец был одним из сержантов, а свою мать он никогда не видел и не знал о ней ровным счетом ничего. Отец обмолвился как-то раз, что та умерла при родах. Вполне возможно, что так оно и было, а может быть и нет… Он рос в интернате при ордене, и никто из его друзей ничего не знал о своих матерях. Зато об отцах знали все и гордились ими, стараясь походить на них и подражать им во всём.
В отличие от тех, кто приходил в орден уже в зрелом возрасте со стороны, дети, выросшие в стенах интерната, имели особые привилегии. После окончания обучения и сдачи жесточайших экзаменов они становились впоследствии сержантами, а если они еще преуспеют в службе, то в будущем и офицерами.
Отец ушел из жизни рано, когда Фурсу еще не исполнилось и двенадцати лет, и дальше карабкаться по служебной лестнице ему приходилось всегда самому. Детские годы прошли в постоянном учении и жесточайшей муштре. Обучали всему: умению понимать природу и выживать в самых невероятных условиях, умению сражаться и быть бесстрашным, умению, как правильно вести себя в светском обществе и добывать нужную информацию по косвенным признакам и уликам, умению руководить подчиненными и много чему другому. И надо ли говорить о том, что всё это было замешано на преданности и беззаветной вере в трех богов, среди которых их орден особо выделял Меркула.
Некоторые из сверстников Фурса не выдерживали, и их отчисляли из интерната, некоторые погибали, но те, кто выживал и доходил до конца, становились крепкими, как сталь, и таким потом не страшен был ни враг, ни демон. К ним себя относил и сам Фурс, пока воочию не увидел настоящих Солнцеликих.
К Неуязвимым сам лейтенант относился нейтрально, без какого либо особого почтения и придыхания. Наряди лучших бойцов его ордена в такую же точно броню, как у Неуязвимых, обучи их, как надо ей правильно пользоваться, и еще неизвестно, кто из них проявит себя лучше, но вот Солнцеликие… это… это совсем другая порода…
Усталость и ночное нервное напряжение взяли свое, и лейтенант постепенно провалился в сон.
* «Ухо Сокмака» — ушные горошины, значительно усиливающие слух.
** Шитат — метательный нож с двумя лезвиями и рукоятью
посередине.
Глава 10Топь
Примерно часа через три блужданий по лесу Марк сделал привал, попросил всех оставаться на месте, а сам юркнул в близлежащие кусты и пропал примерно на час.
Появился он совсем с другой стороны и с довольной улыбкой на лице.
— Пойдем, — негромко позвал он всех за собой, — я нашел хорошее место. Отдохнем там до наступления темноты и подготовимся к ночному переходу. Тут рядом, не больше километра…
Идти и вправду пришлось совсем недалеко.
Метров через шестьсот все дружно полезли на небольшой пригорок к одиноко стоявшему гигантскому дереву. Такое дерево местные жители называли Каво, и его ствол поднимался вверх на добрых полторы сотни метров. В этот раз лезть на само дерево не пришлось. Наоборот. Марк уверенно направился к его огромным корням, торчавшим из-под каменистого грунта.
— Кто-то уже не раз пользовался этим местом, — махнул он в сторону корней, — но я думаю, мы на это тоже имеем право.
Из-за того, что дерево росло на краю холма, часть его внушительных корней выбилась из-под земли и нависла над склоном, создавая некоторую пустоту под ними. Вокруг рос густой кустарник, и он надежно скрывал такое необычное укрытие от посторонних глаз.
Марк свободно прошел между отростками корней, каждый из которых не под силу обхватить даже Солрсу или Гунту. Под корнями свободное пространство, которое можно даже назвать обжитым.
Грубо сколоченная из неотесанных бревен скамейка и низкий стол. В дальнем углу небольшая вязанка тонких сухих веток. За пределами укрытия небольшое кострище.
Места под корнями много, хватит на всех, так что можно свободно прилечь и отдохнуть, не мешая друг другу.
— Отдыхать! — приказал Гунт. — Кто хочет перекусить, — ешьте. Но поспать надо всем, эта ночь, судя по всему, будет не из легких.
— Отдыхайте, я посторожу, — вызвался Кирт и напялил на голову свой визор. — Выпущу своего дрона, буду смотреть за местностью, если что всех разбужу. Отдыхайте.
Возражать никто не стал и, наскоро перекусив, все, кроме профессора, завалились спать. Тревожная ночь и поспешное бегство со стоянки требовали отдыха и восстановления сил для предстоящего ночного рывка.
Марк проснулся от того, что кто-то легонько коснулся его плеча. Следопыт открыл глаза и сонно осмотрелся вокруг. Снаружи уже сгущались сумерки, и профессор бродил среди спящих, касаясь рукой то одного, то другого.
Гунт и Дорн уже были на ногах. Солрс сидел возле земляной стены, пронизанной в десятках мест огромными отростками корней, и ожесточенно тер ладонями лысину.
На столе стоял общий котел, и в нём исходило паром какое-то аппетитно пахнущее варево.
Марк недовольно фыркнул и косо посмотрел на Кирта.
Зря профессор это затеял…
Запахи распространяются далеко и могут привлечь как животных, так и преследователей. Договорились же пока питаться сухим мясом, благо оно было высокого качества, и запаслись им в Серфите в достатке. Остается единственный способ, как быстро убрать эту проблему с котлом, — съесть всё наготовленное Киртом, да и дело с концом.
Достав из рюкзака свою миску, Марк подошел к столу и зачерпнул себе густого варева.
Быстро поев, собрались и выдвинулись в путь.
Перед путниками лежало относительно свободное пространство с редкими деревьями и островками кустов.
— Кора, Ника, вы полезайте в носилки к профессору! — негромко приказал Гунт. — Остальным передвигаться только бегом и плотной группой. Старайтесь не отставать. Марк, ты впереди, указываешь путь.
Те, кому было приказано, залезли в носилки, остальные плотно обступили их по бокам и, держась за ребристые борта, побежали вслед за Марком.
Километров через пять забежали в небольшую рощицу и выгнав из нее стайку крупных, но трусливых грызунов сделали первую остановку.