Командир вытащил из кармашка детектор правды и шагнул к ней.
— Нет! Нет! — заголосила она, выставляя руки перед собою. — Меня заставили! Заставили! Не-ет!..
Гунт грубо схватил ее за руку и, дернув на себя, приложил к виску прибор.
Не отпуская ее руку, он задал первый вопрос:
— Кто ты, и где Пири?
— Я не знаю! — тут же прозвучал ответ.
И Гунт, не церемонясь, стукнул кончиками пальцев по прибору.
— А-а-а-а! — зашлась в истошном крике девушка, отчаянно пытаясь вырваться из рук командира.
— Повторяю вопрос! — не повышая голоса, продолжил тот. — Кто ты, и где Пири?
Девушка часто задышала и, будучи больше не в силах сопротивляться действию прибора, заговорила:
— Я Миса, жрица храма Серса! Не знаю ни про какую Пири!
Индикатор на приборе снова мигнул красным, и Гунт, не сдерживая себя, ударил по нему закованной в бронированную перчатку ладонью.
Жрица зашлась криком, захрипела, из ее ушей, рта и носа брызнули тугие струйки крови. Она начала закатывать покрытые сеткой лопнувших сосудов глаза, но прибор не давал ей возможности потерять сознание.
— Где Пири?
— Она умерла! — сквозь рыдания выкрикнула она. — Умерла три недели назад, а младенца забрали в храм! В храм! Меня обучили… как она, ее жестам, манерам, а-а-а!
Гунт с ужасом смотрел на датчик и как сквозь пелену видел мигающий зеленым индикатор.
— Они! — она указала трясущимся пальцем на трупы воинов. — Они ее мучали… хотели узнать побольше о каком-то там братстве и Гунте! Она не выдержала! Три недели! Мне повесили вот это… обучали под внушением верховного… я не могла!
Рыдая и размазывая кровь и сопли по лицу, она непослушными пальцами потянула за цепочку и показала подарок Гунта.
— Обучили! А ребенка забрали жрецы в храм! А-а-а! Ее ребенок! Ее! А-а-а!
— Ребенок в храме, — заторможенно повторил за ней командир и тут же услышал голос Сорема:
— Гунт! Надо уходить! Сюда бегут стражники. Не меньше трех десятков! Двести пятьдесят метров!
Командир сдернул с головы жрицы прибор и резко ткнул ей пальцем в шею. Громко икнув, она закатила глаза и начала медленно сползать со стула.
— Уходим! — коротко бросил Гунт и швырнул на пол кругляш мины, выставив на ней максимальный заряд.
Дом был почти разрушен, всюду полыхал пожар, и выходов из него было теперь множество.
— Туда! — указал рукой Гунт направление и бросился сквозь пылающий огонь на задний двор, — пробираемся к городской стене, а затем к катеру!
Сорем бежал первым, Гунт следовал за ним, разбрасывая вокруг остатки мин. Это будет ответным сюрпризом для преследователей.
Их заметили, бросились в погоню, но было уже слишком поздно. Оба, не притормаживая, перемахнули через забор, пробежали мимо дома, пересекли дорогу, и когда уже стали карабкаться на городскую стену, за спиной послышалась серия мощных взрывов, затем стоны раненых, крики ярости и проклятия.
Гунт управлял катером, за весь полет не обронив ни единого слова.
Сорем догадался, что что-то пошло не так, и сидел в своем кресле молча, не смея ни о чём спросить.
Вдруг катер резко пошел на снижение и через минуту плавно опустился в какой-то лесистой местности.
— Мы в Змеиной роще, на месте нашей прошлой посадки, — глухим, безжизненным голосом проговорил Гунт. — До рассвета три часа. В багажном отсеке возьми мой баул. Там моя одежда и броня, которую я брал… для Пири. Приведи сюда Самола. Я останусь здесь. Мне надо побыть одному.
Глава 23Единство
Глава 23. Единство
Гунт дождался, пока Сорем скроется в лесу и, хлопнув себя по лбу, маску убрал в шлем.
Почернев лицом и до судорог сжав кулаки, он молча переживал известие о смерти любимой. Там, на корабле посреди океана, он был счастлив так, как не был никогда в жизни — ни в этой, ни в уже порядком подзабытой прошлой…
Теперь Пири нет, и надежды на счастливое будущее кануло в небытие. Виноват в этом только он один и никто другой.
Этот армейский кулон Густа!..
Зачем он дал его ей? Мог бы потом и без него ее найти, ведь знал же, где находится театр и дом… Нет! Хотелось, чтобы между ними была хоть какая-то незримая связь, хотелось каждый вечер смотреть на мерцающий огонек на интерфейсе и знать, где она сейчас!..
Сцепив зубы, Гунт застонал и мотнул головой.
Та подставная девка что-то еще говорила о младенце и жрецах…
Командир закусил губу и сжал кулаки.
Его младенце… у него в том не было ни малейших сомнений.
Глаза Гунта мстительно сузились. Он во что бы то ни стало вырвет малыша из лап храмовников и отомстит. Отомстит так, что об этом на Тарсоне будут помнить еще не одну тысячу лет!..
Сорем с дедом Самолом появились ближе к обеду, когда солнце уже приближалось к зениту. Оба в десантной броне, надежно защищавшей от местной живности.
Дед шел, неуклюже расставляя ноги, и Сорем всё время помогал ему, то и дело подставляя плечо.
Гунт опустил маску и поднял пассажирскую дверь, приглашая подошедших забраться внутрь. Поздоровались сдержанно, видимо, Сорем рассказал родичу о случившемся.
Пока дед устраивался в кресле, поисковик положил баул в грузовой отсек и тоже полез в салон.
Через минуту катер завис над землей, затем, задрав нос, стрелой пронзил небо и скрылся в облаках.
Всю дорогу до базы летели молча, и только уже на подлете в кабине послышался спокойный голос Дока:
— ТМ-37 опознан. Пилоту рекомендовано передать управление искину базы.
— База, я ТМ-37. Передаю управление, — так же спокойно ответил Гунт.
Он убрал руки с планки управления катером, и та, сразу же сложившись, втянулась в панель.
Под управлением искина корабль резко пошел на снижение, и вскоре через иллюминаторы стала видна быстро приближающаяся гора. Казалось, еще мгновение и столкновение станет неизбежным, но в самый последний момент два ничем не примечательных холма чуть разошлись в стороны, и катер, не сбавляя скорости, стремительно влетел в щель между ними.
— С прибытием на базу «Гунам», — голос Дока звучал спокойно и приветливо.
Мелькнули стены ангара.
Активно заработал реверс двигателя, гася скорость, и ТМ-37, подчиняясь чужой воле, плавно подлетел к своему парковочному месту.
Двери кабины поднялись вверх, и к катеру тут же устремились дроны — проверить, заправить, обслужить…
Все трое вылезли из кабины и убрали шлемы в плотные воротники доспеха.
Лицо Самола было бледным, но глаза светились непомерным восторгом. У Гунта всё наоборот. За эти несколько часов лицо его осунулось, и взгляд стал острым и совсем не дружелюбным.
Открылись створки шлюза, и в ангар зашел Кейв, а за ним и все остальные. Лица серьезны и печальны.
Все уже знали о случившемся. Гунт, как и полагается, послал короткое сообщение на базу, когда ждал Самола и Сорема.
— Мы… — начал было профессор, но Гунт выставил руку перед собою, прерывая его.
— Благодарю всех за поддержку! Я ценю это. Давайте соберемся за ужином. Я подробно расскажу обо всём, и примем решение. Мы — Братство!
Сказав это, Гунт направился к шлюзу, а все остальные потянулись за ним.
Кейв представил старика Самола искину базы, как нового члена десантной группы корвета. Док тут же указал ему номер комнаты в жилом отсеке, а Марк взял над ним шефство, объясняя, что тут и как устроено.
Но отдохнуть Самолу так и не дали. Как только Марк показал ему, как пользоваться душем и туалетом, где брать форменную одежду и постельное белье, появился профессор и потащил старика в медблок. Марку он сообщил, что уложит деда в капсулу до самого ужина. Самола предстояло не только основательно подлечить, но и омолодить насколько это возможно.
Гунт закрылся у себя в комнате и не показывался до тех пор, пока Ника не стала созывать всех к вечерней трапезе.
К столу он появился позже всех и внешне выглядел намного спокойнее, чем несколько часов назад. Лицо уже не было таким осунувшимся, но в беглом взгляде, который командир бросил на всех, читалась какая-то решимость, какое-то упорство, что-то лихорадочное и горяченное.
Усевшись на свое место во главе стола, он посмотрел на изрядно помолодевшего Самола и кивнул.
— Буду краток: Пири выследили и замучили храмовники. Что с ее братьями, я не знаю. Знаю только одно: в их руках ребенок. Наш с Пири ребенок. По моим подсчетам, ему не больше полутора месяцев. Я намерен забрать малыша у них. Пока не представляю как, и где они держат младенца — неизвестно, но я заберу его у них, чего бы мне это ни стоило, и горе тем, кто совершил такое!
Над столом нависла гнетущая тишина.
Прервал ее профессор:
— Гунт, мы братство. Мы друг за друга. И в эту тяжёлую для всех нас минуту мы не оставим тебя одного. Можешь рассчитывать на нас во всём.
Все в ожидании посматривали на командира.
— Если пойти напролом, то из этого ничего не выйдет! — неожиданно подал голос Самол. — Потеряем младенца, и… нет, тут надо действовать тоньше и деликатней.
Дед на минуту задумался, затем глаза его просветлели, и он положил руки на стол. Это означало, что он уверен в том, что собирается сейчас озвучить.
— Ребенок этот нужен храму не меньше, чем нам! — начал он, не торопясь, тщательно подбирая слова. — Это прежде всего рычаг, а рычаг необходим для давления на Гунта. Мотивы храма пока непонятны, но Мелигобарн непрост и видит далеко вперед. Уж я-то знаю!
Он задумчиво расправил бороду и, прикрыв глаза, пробормотал:
— Чем-то ему наше братство не угодило, и кража накопителя тут совсем ни при чём.
— Он знает, кто мы, — негромко произнес Гунт и вперил неподвижный взгляд в столешницу.
— Почему ты так решил? — заинтересованно посмотрел на него профессор.
— Из разговора с Руром, — Гунт грустно усмехнулся. — Одно-два неосторожно оброненных им слова, а когда он получал из моих рук лекарство, то старательно изображал удивление, но меня этим не обмануть. Он болел давно, и я это заметил еще при нашей первой встрече возле той реки. Но когда Рур путешествовал с нами по тоннелям Ги де Зора, то стал демонстративно показывать всем нам, как ему плохо, и он вот-вот потеряет сознание. Ему действительно было не по себе, но не настолько. Думаю, он рассчитывал, что мы его вылечим… и не прогадал. Он знал, кто мы, еще до того, как встретился с нами. А если знал он, находясь по эту сторону Хребта, то Мелигобарн знал и подавно! Вопрос: зачем Верховный Жрец так рьяно хочет нас уничтожить?