— Что еще за Николь? — спросил он, напяливая комбез.
— Баба, что звезданула тебя по башке.
— Та, которая с фингалом?
— Она самая!
— А саданула она меня знатно, — Остап потрогал шишку на затылке.
— Скажи за это ей спасибо.
— С чего вдруг?
— Ты вчера нажрался, как дурак на поминках, стал на людей кидаться. Чуть раба насмерть не зашиб. Мужики пытались тебя унять, но ты на них буровить стал. Ну Николь не растерялась и тебя вырубила. Если бы не она, болтаться бы тебе в петле.
— В Алькатрасе что, есть смертная казнь?
— Есть, конечно. Тут тебе не Маяковка. Предумышленное убийство у нас карается высшей мерой. И неважно, кого ты пришил, урку или раба.
— Но я же… Убил Ржавого.
— На ринге можно, — Фунт отмахнулся, словно это было в порядке вещей.
— Тяжелая у вашей Николь рука. А с виду не скажешь. В ней же от силы два мосла и кружка крови. Чем это она меня огрела? Трубой?
— Рукой, — хихикнул урка.
— А такое ощущение, что меня задел крылом самолет, идущий на посадку.
— Ну не у одного тебя есть суперсила. У Николь железные кулаки.
— Железные? Что, прямо отлитые из железа?
— Это я фигурно…
— Фигурально, — поправил Остап.
— Ну да, точно так. Я своими глазами видел, как Николь на спор кулаком отправила в нокаут буйвола.
— А не брешешь?
— Отвечаю.
— Ну надо же! Настоящая Женщина-Халк!
— Кто-кто?
— Здоровенная зеленая баба с сокрушительным ударом и вздорным характером.
— О, это точно про нее! Баба-гром! С ней шутки плохи.
— Николь, кажется, вчера ко мне приставала…
— Это она может. Слаба на выпивку и на передок.
— Если Николь такая сильная, то откуда у нее фингал? Она что, с Кинг-Конгом махалась?
— По пьянке на столб налетела. С ней такое часто случается.
— А с какого перепугу она мои шмотки постирала?
— Николь прачкой работает. Ну и в качестве извинения за вчерашнее.
Непослушными руками Остап застегнул молнию на комбинезоне:
— А ботинки мои где?
— Вон, в углу стоят.
Сфокусировав взгляд, он и в самом деле увидел там свою обувь.
— Ты, кстати, у меня на хате, — гордо сказал Фунт.
— Я так и понял.
— Нравится берлога?
— Просто огонь. Только мебели маловато.
— Люблю, когда места свободного много.
Остап привстал, сделал пару шагов и пошатнулся. Подумав, вновь присел на кровать. Травма вкупе с титаническим похмельем давали о себе знать.
— Что, плохо со вчерашнего? — проницательно заметил урка.
— Очень. Страдаю.
— Так я мигом тебя подлечу! — в руке Фунта, как по волшебству, возникла глиняная поллитровка.
— Э, не, я не опохмеляюсь.
— Да мы по чуть-чуть.
— У меня сотрясение. Врачи запрещают.
— Где ты здесь врачей увидел?
— Мой врач живет вот здесь, — Остап ткнул себя пальцем в лоб. — И он говорит, что при сотрясении пить вредно.
— Умеешь ты словечко завернуть, в натуре. Сразу видно образованного человека с Земли. Давай по маленькой, а?
— Я же ясно сказал, нет.
— Не ради пьянства окаянного, а токмо пользы для! — высокопарно произнес соблазнитель.
Остап посмотрел на бутылку, потом на потолок, на Фунта. Снова на бутылку, опять на потолок, на Фунта. И капитулировал:
— Ну только если по капушке.
— По граммулечке! Заодно и о делах перетрем.
— А посуда есть? Или из горла будем глушить?
— Момент.
Гостеприимный хозяин поставил бутылку на пол, забрался под кровать, откуда вылез, держа в руках две деревянные рюмки и здоровенную картофелину в мундире.
Первая рюмка, как водится, пошла колом. Похмеляющегося чуть не вывернуло наизнанку, кишки словно лавой обожгло.
— Не пошло? — заботливо спросил Фунт, протягивая кусочек картофеля.
Страдалец кивнул и жестом отказался от еды.
— Тогда сразу по второй, чтобы первую протолкнуть! — возвестил урка и вновь наполнил рюмки.
Возражать не было сил. И правильно сделал, что выпил! Вторая залетела соколом.
Он выдохнул, закусил и блаженно сказал:
— Ощущаю себя воскресшим Лазарем.
— Что за чел? Из Маяковки?
— Нет. Из Вифании.
— Это где?
— Далеко.
Фунт начислил по третьей. Но, припомнив о начале беседы, Остап поинтересовался:
— Так что у тебя за дело ко мне?
Собутыльник воровато оглянулся, подошел к двери, закрыл ее на щеколду и, вернувшись, вполголоса проговорил:
— Надо Крота кончать.
От неожиданности Остап закашлялся. А Фунт продолжил:
— Засиделся что-то пахан на своем троне. Пора место молодым уступить.
— А чем тебя Крот не устраивает?
— Тем, что он старый.
— И что с того? Знаешь, как в народе говорят? «Стар да умен — два угодья в нем».
Фунт гордо задрал подбородок, выпятил нижнюю губу, отчего стал похож на одного фотогеничного итальянского диктатора, и, потрясая кулаком, затараторил:
— Алькатрасу нужны перемены! А наш дедуля живет прошлым. Ему главное, чтобы порядок был. Ему чем проще, тем лучше. Это вчерашний день. А нам хочется чего-то большого и светлого, понимаешь?
— Вам — это кому?
— Народу.
— А ты, значит, у нас глас народа?
— Выходит, что так.
— И кто же тебя назначил на эту должность?
— Сам и назначил!
— Лихо!
— Короче, вооружаться надо и идти войной на Маяковку. А как коммуну захватим, пойдем на Дарьяну.
— Дарьяна — это что?
— Еще одно поселение. Тут недалеко.
— Да у тебя прямо наполеоновские планы!
— А то!
— Значит, по-твоему, «большое и светлое» — это война? Захотелось снежок красненьким окропить?
Собеседник лихо опрокинул свою рюмку и занюхал кулаком:
— Ты, Остап, видать, умный мужик. И, наверное, много на свете повидал.
— За комплимент спасибо. Да уж, повидал.
— А я и много кто еще родились на Карфагене, и ничего, кроме этой дерьмовой планетки, в своей жизни не видели. Понимаешь, ни-че-го. Каждый день одно и то же. Скука полнейшая.
— И тебе захотелось повоевать, да? Типа война — это дело молодых, лекарство против морщин?
— Отлично сказано! Прямо в точку! — восхитился урка. — Сам придумал?
— Сам, — соврал Остап. — Только что. Экспромт.
— В тебе есть поэтический дар, у меня на такие дела чуйка. Ты, главное, не бросай писать. А из этой строчки хороший стих получится…
— Или песня.
— Истину глаголешь!
— Спасибо, я подумаю. Но давай-ка к делу вернемся. Какая роль, скажи на милость, отводится в твоем плане мне?
— Ты выпей сперва.
— Не хочу. На сегодня хватит.
— Выпей. Я же пил за твое здоровье.
— Что-то я тоста не слыхал…
— А я шепотком сказал.
Остап не стал спорить. Третья залетела легкой пташкой.
— Так вот, — Фунт сплюнул под ноги и размазал плевок подошвой. — Хочу позвать тебя в нашу банду.
— Это что-то новенькое! Никогда не стоял в банде! А можно поподробнее? — встрепенулся Остап.
— Мы хотим захватить власть в Алькатрасе.
— А кто еще там, кроме тебя?
— Тройняшки.
— Твои дружки-мушкетеры? Они что, реально тройняшки?
— Нет. Однофамильцы. Иванов, Петров и Сидоров, — съязвил он, но тут же перешел на серьезный тон. — Конечно, тройняшки. Ты разве не заметил, что они все на одно лицо?
— И как их зовут? Атос, Портос и Арамис? Поэтому они и мушкетеры, да?
— Точно! Именно так их и зовут.
— Гонишь!
— Чтоб мне пусто было! Их папаша очень любил книжку про мушкетеров, а когда жена родила тройню, в честь героев и назвал детишек.
— А ты откуда про мушкетеров знаешь? Тоже книжку Дюма читал?
— Не-а, я фильм смотрел в Маяковке.
— С Боярским?
— С кем?
— Ну мужик такой усатый. Он в фильме Д'Артаньяна играл и пел: «Пора-пора-пора-порадуемся на своем веку красавице Икуку…». Тьфу, вот зараза! Сколько лет прошло, а никак привыкнуть не могу. «Красавице и кубку», конечно же!
— В том фильме, что я смотрел, никто песен не пел. А Д'Артаньяна играл пацан патлатый, на девку похожий.
— А я, получается, такой не смотрел.
— А я смотрел раз восемь. Клевый фильм!
— Слушай, а как ты своих мушкетеров различаешь? Они же, как три капли воды…
— По голосу. Арамис самый говорливый, два других — молчуны.
— Что, отчаянные ребята?
— А то! Любят помахать кулаками, особенно кого-нибудь ножичком пырнуть.
Остап ухмыльнулся и скроил задумчивую мину:
— Они отчаянные, да и ты, я вижу, парень не промах. Зачем тогда я вам понадобился?
— А затем, что мало власть захватить, ее еще и удержать нужно. Тут-то ты нам и пригодишься. Ты же супербоец. И урки тебя после победы в матче сильно зауважали.
— План-то у вас хотя бы есть, путчисты?
— Внезапное нападение. Завалим пахана, перебьем его подручных, и дело в шляпе!
— Звучит эпохально.
— Это ты так шутишь, да?
— Угу. Я прирожденный комик. Как Джим Керри. И когда вы думаете осуществить свой дворцовый переворот?
— Да хоть сегодня.
— Сегодня⁈
— А чего тянуть? Крот сказал, чтобы я тебя утром привел. Мы зайдем, кокнем его, перехреначим его цепных псов. И все. Алькатрас наш!
— Мне нужно подумать…
— Пяти минут хватит?
— Слушай, бандит, не напирай…
— Молчу, молчу. Думай, я не буду мешать.
Все, о чем говорил Фунт, походило на бред сумасшедшего. Впрочем, он и так не производил впечатление нормального человека. К тому же был непролазно туп. Но одного у него не отнимешь. Урка излучал какую-то очаровательную наглость. Такие люди способны вести солдат в атаку, заражая всех вокруг сверхъестественным энтузиазмом. Почти как Жанна Д'Арк! Простая французская крестьянка, а умудрилась поставить раком непобедимую английскую армию. А чем Фунт-то хуже?
Остап поймал себя на мысли, что этот прощелыга начинал ему нравиться и он почти готов согласиться на предложение. А ведь еще совсем недавно едва сдерживался, чтобы не вырвать Фунту кадык и тем самым исполнить общение, данное Ржавому. Остап никогда н