— В общем, будем действовать по обстоятельствам. А пока не паникуем, держим уши и глаза открытыми.
— Слушаюсь, товарищ ээээ… — Кабан лукаво смерил взглядом друга. — К тебе как обращаться?
Луцык поправил тунику:
— Зови меня просто… Цезарь!
04. Фунт, «КиШ», Крот
Грохотнул выстрел. Остап схватился за грудь, громко охнул и, пошатнувшись, повалился на землю.
— Я же сказал, что в этот раз осечки не будет, — оскалил зубы Фунт.
Размеренным шагом он направился к поверженному Остапу.
— Смертельная битва, говоришь? — хмыкнул урка и заорал во всю глотку: — И кто теперь победитель⁈
Жители Алькатраса молчали.
— Я спрашиваю, кто победитель⁈ — голос мятежника был полон злости. — Кто, спрашиваю, победитель, а⁈
— Ты… ты… — раздались из укрытий голоса.
— Назовите мое имя!
— Фунт… Фунт…
— Громче, обезьяны!
— Фунт… Фунт… Фунт…
— Еще громче!
— Фунт! Фунт! Фунт! Фунт!
— То-то же.
Урка утер со лба пот и остановился у тела Остапа. Пнул его по ребрам носком сапога. Потом набрал полный рот слюны и презрительно плюнул.
— Не с тем ты связался, Остап, ой, не с тем, — покачал он головой.
И тут произошло неожиданное. Не подававший признаков жизни противник вдруг резко приподнялся, выкинул вперед руку с зажатой в ней катаной и пропорол лезвием шею Фунта. Кровь брызнула фонтаном. Раненый выронил пистолет и зажал ладонями поврежденное горло.
Остап поднялся с земли и постучал себя по груди. Раздался глухой звук, означавший, что у него под одеждой надет бронежилет.
— Ты совсем забыл про броник, дурачина.
— Сук… с… с… су… сука, — захрипел Фунт.
— Держи, вот тебе сувенир на долгую память, — режиссер кинул истекающему кровью урке сплющенную пулю.
— По… по… пошел к ч… ч… черт… к черту…
— Нет уж, это ты иди к нему, и передай, что тебя послал туда Остап.
В следующий миг лезвие катаны вошло прямо в сердце Фунта. Безвольной куклой он осел на землю и испустил дух.
К Остапу подошла Николь. Подобрала пистолет, прицелилась и выстрелила в голову трупу.
— Иногда они слишком быстро возвращаются к жизни, — пояснила она и уверенным шагом двинулась куда-то прочь.
— Ты куда? — спросил Остап.
— Нужно проделать еще несколько дырочек.
— А ты прям красавчик! — похвалила Николь.
— Это я в папу пошел. Он был вылитый Ален Делон, — не без гордости ответил Остап.
— Да я не об этом. Ты отлично сражался. Впрочем, задница у тебя тоже ничего.
Их обступили алькатрасовцы. Люди смотрели на победителя с нескрываемым восхищением. Но не так, как тогда, во «Втором дыхании». В тот раз все лезли к нему обниматься да ручкаться, а сейчас явно побаивались приближаться, держали дистанцию.
— Вот видишь, случилось то, о чем я тебе говорила. Теперь ты не просто чемпион, одержавший победу на ринге, ты — воин-победитель, — нежно шепнула ему на ухо Николь.
Остапа прямо-таки распирало от гордости. Заметив это, девушка с железными кулаками отвела его в сторонку и сказала:
— Ишь, надулся, как индюк!
— Ничего я не надувался.
— Мне можешь сказки не рассказывать. Лучше прикажи им, — Николь указала взглядом на собравшихся, — чтобы навели тут порядок. И скажи им, чтобы оружие собрали.
— Мне? Приказывать?
— Ну не мне же! После смерти Шрама и Гривы ты стал вторым человеком в Алькатрасе. Так что твое слово сейчас — закон.
— А первый кто? Крот?
— Нет, знаешь, я! Конечно, Крот!
— С чего ты так решила?
— Потому что я живу здесь уже лет десять и знаю, как все работает, болван.
— Не называй меня так.
— Как?
— Болваном.
— Как хочу, так и называю.
— Попрошу соблюдать субординацию. Я же второй человек в Алькатрасе, ты что, забыла?
Она хихикнула:
— Люблю мужчин с хорошим чувством юмора.
Остап посмотрел наверх. Там тонкое серое облачко пересекало диск солнца, что напомнило ему кадр из шокирующей короткометражки Бунюэля «Андалузский пес».
— Никак не могу к этому привыкнуть, — сказал он.
— К чему? — спросила Николь.
— В последние дни время словно бы взбесилось. Скачет галопом, только поспевай. А я уже не мальчик.
— Год такой.
— Високосный?
— Нет, просто хреновый.
Облако тем временем словно растворилось или сгорело.
— И что мне теперь делать?
Николь склонила голову набок:
— Если хочешь свалить отсюда, сейчас самое время.
— Куда свалить?
— К своим в Маяковку. У тебя же там друзья остались. Ведь так?
— Ну да… А откуда ты знаешь?
— Да слышала тут кое-что кое-где.
— А есть другие варианты?
— Конечно. Остаться здесь. Только для этого тебе надо завалить Крота.
— Ого! Никак в Алькатрасе стало на одного мятежника больше.
— Я — реалистка, и хочу тебе помочь. А реалии таковы: либо ты делаешь ноги, либо убиваешь Крота. После смерти Гривы и Шрама ты стал его конкурентом, и пахану будет проще, если тебя не станет на этом свете.
— А если бы его псы остались в живых?
— Тогда, наверное, Крот сделал бы тебя своей правой рукой. Хотя я не знаю, у этого старикашки уже давно тараканы из ушей лезут. Так что выбирай: или ты, или он.
— А меня за это не линчуют?
— Могут. Но если ты ничего не предпримешь в ближайшее время, то тебе точно хана.
Остап внимательно посмотрел на Николь.
— А почему ты мне помогаешь?
— Ты мне нравишься, — просто ответила она.
Решимость, исходившая от девушки, была почти осязаемой. А ее сияющие глаза, полные отваги, завораживали.
Остап поймал себя на мысли, что снова вляпался в какую-то скверную историю. Как тогда с Фунтом. А следующая мысль просто взорвала мозг. Ему все это было по душе! Адреналин, чувство опасности и, главное, ощущение победы!
Симпатия к Николь была взаимной. Дерзкая костлявая девица с железными кулаками и змеиным жалом вместо языка пробудила в режиссерском сердце удивительную нежность и пылкую страсть. И в то же время он немного побаивался ее.
— А ты, — он замялся, — хочешь, чтобы я ушел?
— А ты как думаешь?
— Ну я… — он не успел договорить — губы девушки слились с губами Остапа, теплые руки обняли его шею.
Остап зашел в дом пахана, держа в руках мешок с пушками.
— Явился — не запылился, — сказал слепой и шмыгнул носом. — С чем пожаловал?
— Оружие принес, — буркнул визитер и поставил пакет на пол.
— Это я понял. Чую запах пороха и еще чего-то… крови…
— Так ведь стреляли.
— Ясно, что не семечки лузгали. Много трупов?
— Много.
Крот провел пальцами по дужкам черных очков:
— Грива и Шрам, они что… тоже?
— Погибли.
— А мятежники?
— Жарятся в аду.
Ранее невозмутимый и острый на словцо, пахан явно нервничал, ерзая на стуле.
«Что, гаденыш, очко взыграло?» — радостно подумал Остап.
Нет, он не собирался убивать Крота сразу. Николь сказала, что лучше будет, если смерть произойдет по естественным причинам. Пахан обладал большим авторитетом среди алькатрасовцев, так что народного гнева нужно было избежать. План же ее был прост: Остапу нужно украсть у Крота пузырек с пилюлями. Без них он не протянет и дня. На вопрос о том, что они станут делать после кончины Крота, заговорщица кратко сообщила: «Положись на меня, я что-нибудь придумаю». Конечно, план выглядел так себе, но события недавних дней четко показали, что планировать что-то на Карфагене бесполезно.
Вообще долгосрочные планы — это та еще засада. Ты что-то обдумываешь, рисуешь в голове радужные перспективы, а потом — бац! Все рушится. Почему? Ведь все было просчитано до мелочей! Но вот беда, вмешался случай и все пошло прахом. С Остапом такое случалось, и не раз.
Однажды ему выпал шанс экранизировать любимую книгу. Сказочную повесть Александра Волкова «Волшебник Изумрудного города» Остап перечитывал раз двадцать, если не больше. В ней было прекрасно все: сюжет, персонажи, и, что главное, автор не старался растянуть повествование, руководствуясь постулатом «Краткость — сестра таланта». Режиссер посмотрел наши экранизации этой книги, и ни одна ему не понравилась. Голливудской продукцией тоже поинтересовался. Правда, иностранцы брали за основу свою сказку под названием «Мудрец из страны Оз». Ее написал Фрэнк Баум и она стала фундаментом для версии Волкова. Но наша книжка получилась добрей, не такой мрачной, как первоисточник.
Такая же ситуация случилась и с «Пиноккио». Книга Карло Коллоди местами напоминала фильм ужасов. Помнится, там в одной из глав Фея давала заболевшему герою горькое лекарство, но тот отказывался его пить. Тогда перед капризулей появлялись четыре черных кролика-гробовщика с маленьким гробом и объясняли, что непринятое лекарство означает смерть. Шоковая терапия просто какая-то.
А в переделке Алексея Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино» было больше приключений и меньше морализаторства. Впрочем, и без идеологических моментов не обошлось. Точнее, не в самой книжке, а в пьесе, написанной по ее мотивам. Там в финале герой и его друзья отправляются вместе с советскими полярниками на волшебном корабле в СССР, страну, где «все дети учатся в школах и славно живут старики». Кстати, в наше время этот финт хорошо бы зашел всем любителям книг про попаданцев в Советский Союз. А что? Было бы неплохо! Буратино и его группа попадают в сталинскую Москву, становятся пионерами, потом комсомольцами, едут работать на БАМ. Параллельно они борются со всякого рода диссидентами, расхитителями социалистической собственности, троцкистами и японскими шпионами. Чем не сюжет?
Но мы отвлеклись от «Волшебника». Один знакомый Остапа, бизнесмен, решил попробовать себя на продюсерском поприще и выбрал в качестве материала для своего первого проекта как раз повесть про Элли и обретенных ею в волшебной стране друзей. Вопроса, кто займет режиссерское кресло, не возникало. У новоявленного киномагната была половина денег на съемку фильма, оставшуюся часть он обещал найти в ближайшее время.