К ним подошла Гюрза и радостно сообщила:
— А я со спа-процедур!
— И как там?
— Потрясно! Массаж, ароматическая ванна. Просто прелесть! Кожа на лице стала как новая.
— Змея меняет шкуру, но не натуру, — шепнул Кабан на ухо Луцыку, отчего тот прыснул со смеха.
— Что ты вечно ржешь? — поинтересовалась Гюрза.
— Да так. Смешинка в рот попала. Ты лучше вот что скажи, шоколадное обертывание было?
— Не было.
— Можешь компенсировать это пирогом. У него как раз шоколадная начинка.
— Сладкое полнит и вызывает диабет.
Кабан как раз потянулся за следующим куском пирога, но после этих слов решил немного повременить.
На импровизированной эстраде появился музыкальный ансамбль. В его составе был Оскар — дарьянец, с которым Джей познакомилась на толчке и еще двое юношей. Один высокий. Другой низенький. Оскар держал бубен. Низенький играл на каком-то струнном инструменте, похожим на гусли. Высокий дудел на флейте.
— Поздравляем всех собравшихся с величайшим праздником! С днем рождения нашей заступницы. Славься, Дарьяна! Славься! Славься во веки вечные! — провозгласил Оскар.
И народ подхватил:
— Славься, Дарьяна! Славься во веки вечные!
Зазвучала музыка. Простенькая, но мелодичная.
— Хорошо лабают, — похвалил музыкантов Кабан.
— Да, красиво, — согласился Луцык.
— Эх, сейчас бы сюда наши инструменты из контейнера, мы бы вжарили рок-н-ролл! — мечтательно произнесла Джей.
— Не думаю, что я справлюсь с басом, — заметил Кабан.
— Из-за руки?
— Ну да.
Очередная зазвучавшая композиция была бодрой и задорной. Определить ее стиль не представлялось возможным: напоминало нечто среднее между финской хумпой и фокстротом. Едва грянули первые аккорды, дарьянцы кинулись в пляс. Волна всеобщего веселья захлестнула всех присутствующих. Они танцевали парами, кружась и вращаясь.
Луцык протянул руку Джей:
— Можно вас пригласить на танец, прекрасная незнакомка?
— Хо-хо, какой вы настырный, парниша, — кокетливо прикрыв лот ладошкой, произнесла она голосом Эллочки-людоедки, и они присоединились к остальным плясунам.
Кабан посмотрел было на Гюрзу, но она злобно прошипела:
— Даже не думай, жирдяй!
Вскоре ей нашлась пара в лице высокого шатена с выбритыми вискам и васильковыми глазами, и они отдались стихии танца. Левшу же пригласила скуластая девица, чем-то похожая на молоденькую Киру Найтли. А Кабан так и остался в одиночестве. Он был расстроен и решил утешить себя кусочком другим пирога. Но только он направился к столу, как за его спиной раздался скрипучий голос:
— Юноша, почему ты не танцуешь?
Он обернулся и увидел низкорослую морщинистую бабульку с седыми, до плеч волосами и крючковатым носом. Это была настоятельница поселения Веда-Милана.
— Да я, честно говоря, не любитель танцулек.
— И зря. В твоем возрасте надо жить полной жизнью. Развлекаться, танцевать.
— Ну не такой уж я и молодой…
— А сколько тебе годочков тюкнуло?
Кабан назвал свой возраст. Веда-Милана противно захохотала:
— Совсем мальчик! Надеюсь, ты не откажешь мне в танце?
Он хотел было сказать ей «нет», но правила вежливости никто не отменял: ведь перед ним находилась главная дарьянка, и отказ мог бы прозвучать как оскорбление. И Кабан ответил согласием.
Старушка оказалась весьма энергичной. Она отплясывала так, что дала бы фору любой молодой танцовщице. Ее партнер, кружась в бешеном танце, поймал себя на мысли: «Как же низко я пал, как низко…»
06. Астральное путешествие
После плясок рослый мужик с рябым лицом притаранил толстую дубовую бочку, до краев наполненную густым пахучим варевом, и поставил ее на стол. Нацепив кухонный фартук, он вооружился деревянным половником и многозначительно объявил:
— Становитесь в очередь, уважаемые дарьянцы. Да не толкайтесь, всем хватит.
Тут же образовалась очередь, в которой каждый держал в руках какой-либо сосуд: кружку, тарелку, крынку.
— А что там в бочке? — поинтересовался Луцык у стоящей рядом белобрысой девицы в солнцезащитных очках.
В ответ раздался таинственный шепот:
— Причастный настой.
— Чего-чего?
— Напиток, предназначенный для использования в таинстве причастия.
— Снова не врубился.
— Причастие — это такое таинство. Оно дает возможность человеку соединиться с нашей заступницей Дарьяной.
— А голос Вселенной я услышу?
— Возможно.
Луцык обернулся к Джей:
— Слыхала? Давай, что ли, и мы причастимся.
— Мне не впервой. Подружка как-то пыталась приобщить к православной вере. Я и сходила несколько раз за компанию.
— И что?
— Когда исповедовалась у батюшки и причастилась, меня словно бы обдало жаром, а потом холодом. А глас в голове молвил: «Ангелина, теперь мы вместе — одно неделимое. Ты — моя цитадель»…
— Погоди, погоди. Почему Ангелина?
— Это мое крестильное имя. В святцах нет Анжелики.
— А, понятно. Рассказывай дальше, очень интересно.
— Луцык, ты дебил или претворяешься?
— Я не дебил.
— То есть ты не догнал, что я просто прикалываюсь?
— А ты это сейчас типа шутила, да?
— Да!
— И ты никогда не причащалась?
— Причащалась, но никаких голосов не слышала.
— А что с тобой было?
— Ничего.
— В смысле?
— В прямом. Рассказала священнику о своих грехах, он возложил край епитрахили на мою голову, прочитал разрешительную молитву. Потом я пошла на причастие. Все.
— И что, вот совершенно ничего-ничего не было?
— Чего ничего?
— Ну, ничего сверхъестественного?
— Абсолютно!
— Хм-м, а я-то думал…
— Короче, хорош базарить, пойдем попробуем, чем там народ угощают.
— Пойдем. Только чашки возьму.
Уже темнело. Люди вынесли из домов масляные лампы, всюду зажглось множество рыжих огоньков.
Варево отведали почти все взрослые. Детям причащаться было строго запрещено. На вид причастный настой напоминал гороховый суп, а по вкусу походил на прокисший компот. Все употребляли ровно по глотку. Перед тем как выпить, полагалось произнести: «Слава Дарьяне!». Левша отказался от употребления этой бурды, пробурчав что-то типа: «мало ли что они туда подмешали», а остальная компания не стала пренебрегать обычаями поселения.
Ансамбль заиграл подвижный вальсок. Сразу же Джей пригласил на танец чернокожий кудряш, и они закружились в танце.
— Ну как, слышал голос Вселенной? — спросил Луцык Кабана.
— Не-а, — ответил тот, глядя в пустую чашку. — Гадость какая-то.
— Зато я знаю, с кем у тебя будет сегодня связь… С Ведой-Миланой! Вы так романтично танцевали, я чуть слезу не пустил от умиления.
— Кстати, она меня даже поцеловала.
— В лобик?
— В губик! Тьфу, то есть в губы.
Луцык загоготал и потер руки.
— Значит, перепихону быть!
— Скажешь тоже, она мне в бабушки годится.
— Возраст любви не помеха!
— Я все-таки предпочитаю женщин помоложе.
— Между прочим, а где она сейчас?
— Веда-Милана? Не знаю. Сказала, что сама меня найдет.
— Как миленько.
— Слушай, а ты реально думаешь, что она того?
— Чего?
— Ну это… втрескалась в меня…
— Насчет «втрескалась» не знаю, но склонен предположить, что бабуля не прочь поизучать с тобой «Камасутру».
— Не, ну ее на фиг.
— А помнишь, как ты запал на пожилую актрису, которая снималась в фильме «Спектр», ну который про Джеймса Бонда?
— На Джуди Денч?
— Точно, на нее.
— Да она там вроде не шибко старая.
— Ей там 75 лет, тютелька в тютельку.
— Неужели? А с виду не скажешь.
— Скажешь. Просто с возрастом ты, видать, стал угорать по старушкам.
— Не неси чушь, Луцык.
— Твоя последняя девушка была старше тебя на четыре года.
— И что?
— Ничего. Просто факты.
— Да иди ты! — Кабан задумался и невольно напрягся. Шутки шутками, но кто ж знает, что на уме у настоятельницы. — Слушай, а что мне делать, если… ну сам понимаешь…
— Как что? Вперед, и с песней!
— С какой такой песней?
— А ты много их знаешь, чтоб в тему подходили? Кончено же… «Бабушки, бабушки, бабушки-старушки, бабушки, бабушки, ушки на макушке»!
— Сволочь ты!
— Да ладно, расслабься, дружище, я просто пошутил.
— Нашел повод! А мне сейчас не до шуток. Что делать-то?
— Я не понимаю, в чем проблема? Будет приставать, скажи «нет», делов-то.
— Ага, «скажи 'нет»… Ты забыл, где мы находимся? Это же логово долбаных сектантов.
— Долбанных, но дружелюбных сектантов, заметь.
— Еще не вечер. Я уверен, что они еще покажут свои зубки.
— Да ладно тебе!
— Короче, я боюсь, что если откажусь с ней переспать, это может повлиять на отношение к нам местных.
— И что дарьянцы сделают? Выгонят?
— Да мало ли что у них на уме!
— Если ты так паришься из-за этого, переспи с Ведой-Миланой. И все проблемы будут решены!
— Но она же старуха!
— На нашей планете это называется эйджизмом.
— Но мы не на Земле, а на Карфагене…
Тут Луцык почувствовал, как внутри у него разливается какое-то странное тепло. В голове приятно зашумело. На душе стало радостно и весело. Он сомкнул глаза и вдохнул полной грудью. Ноздри щекотал какой-то сладкий аромат…
— Эй, очнись!
Луцык открыл глаза и увидел перед собой Левшу.
— Ты тут уже минут десять тут стоишь как вкопанный. И не реагируешь ни на что.
— Неужели? А я думал, что прошло несколько секунд, я всего лишь закрыл глаза.
— Ты под кайфом. Вы все тут под кайфом.
— Чего?
— Варево, что вы пили. Это какая-то наркота!
— Неужели?
Луцык лениво оглянулся по сторонам. Кругом были люди. Некоторые сидели на земле, кто-то танцевал, другие, обнявшись, целовались. Кто-то лежал на спине и созерцал небо, бурча что-то себе под нос.
Взгляд Луцыка упал на его ладонь. Пальцы неестественно вытянулись, ногти горели зеленым светом, словно в них вкрутили маленькие лампочки.