Эрих встал со стула.
— Импровизация со штабом 15-го пехотного полка румынской армии — это было очень смело, — произнёс генерал-майор. — Этого не было в твоём маршрутном листе, но командование фронта оценило твои действия очень высоко. На том участке сопротивление противника нашим наступающим подразделениям было минимальным — твои действия внесли сумятицу в ряды противника, было зафиксировано несколько эпизодов перестрелок между румынами и немцами, что облегчило задачу в разы. Буду ходатайствовать о твоём награждении минимум Красным Знаменем.
*20 июня 1940 года*
— Плохо всё это выглядит… — произнёс Степан Ванечкин.
— Вот здесь был мой дом, — вздохнул Аркадий, указав на место, где раньше была крепкая изба. — А вон там жила Марфа. Посмотри, видишь? Следы от забора — своими руками возводил.
— Это когда от волков отбивались? — уточнил секретарь.
— Да… — протянул Немиров.
Ему вспомнились те времена. Царь ещё на престоле, войны ещё нет, никто не стреляет, а умереть можно в две секунды. Либо от волков, либо от холода.
— Свой дом не помнишь? — спросил он.
— Ну, если твой тут стоит, то мой, получается, вон там, — указал Степан на пустырь.
Избы растащили на дрова жители соседних деревень, а может и на стройматериалы.
Единственный сохранившийся ориентир — столб посреди участка Марфы, а также засыпанный колодец посреди деревни. Почему никто не срубил столб, на котором Аркадий вывесил освежёванные туши волков, он не знал. Возможно, суеверия…
— Всё, идём на погост, — сказал он.
— Машину? — предложил Никита Сергеевич.
— Нет, тут же недалеко, — покачал головой Аркадий.
Деревня не вызвала в нём никаких эмоций — он видел слишком много таких. Люди уходят, природа забирает их жилища себе, а затем всё исчезает под бурьяном и иной сорной травой.
Путь на кладбище он помнил отчётливо, будто никогда не уезжал из Мамоновки.
С ним была целая делегация — Хрущёв, Ванечкины, Иван Николаевич Кожухов, председатель Фёдоровского райсовета, а также пара десятков селян. Ну и, само собой, отделение охраны.
Кладбище заросло практически полностью, ограждение завалилось, оградки на могилах тоже позаваливались, большая часть крестов попадали, а некоторые могилы было сложно отличить.
Аркадий вспомнил место, где лично хоронил племянника Марфы, имя которого уже забыл. Он подошёл к могильному кресту и содрал с него наросший вьюнок.
«Виталий», — вспомнил Немиров. — «Точно».
Это помогло ему сориентироваться — могилы родичей были дальше по кладбищу, на два ряда ниже.
Первой он нашёл могилу деда. Она была очень старой, крест покосился и Аркадий попытался его поправить. На подмогу сразу кинулся Хрущёв.
— Дед? — спросил он, посмотрев на даты.
— Да, — кивнул Аркадий.
Когда он посмотрел на выжженную на кресте надпись, ему резко стало плохо.
Откуда-то изнутри прорвалась застарелая скорбь, о существовании которой он даже не знал.
Перед глазами проносился целый каскад воспоминаний, связанный с дедом Алексеем — как он качал его, совсем маленького, на коленях, как улыбался и пел песни. Как он плясал на празднике, как они вместе ездили за сеном на старой телеге, в которую была впряжена Красава, их лошадь.
Ему было по-особенному больно от того, что он его толком-то и не помнил — дед умер слишком рано.
Справившись с нахлынувшими чувствами и воспоминаниями, Аркадий погладил поправленный крест и сказал:
— Прости, дед. Я буду помнить тебя. Я тебя не забыл…
Он перешёл к могиле отца. Его крест уже не имел выжженной надписи — деревня уже умирала и некому было этим заняться. Тогда хоронили очень многих.
— Отец? — участливо спросил Никита Сергеевич.
— Да, Никита Сергеевич, отец… — вздохнул Аркадий. — Можешь, пожалуйста, с остальными подождать…
Он посмотрел на Ванечкиных — Степан стоял на коленях перед могилой матери. К нему подошли отец с сестрой, упали на колени и обняли его.
— Хорошо, я понял, — кивнул Хрущёв и направился к председателю райсовета.
А Немиров вновь испытал тяжёлые чувства. С отцом воспоминаний было гораздо меньше — он постоянно работал, был в поле и всё время с Алексеем проводили мама и дед. Тем не менее, Аркадий помнил, как много делал отец, чтобы обеспечить его и всю семью.
Перед глазами вновь пронёсся каскад тёплых и, одновременно, грустных воспоминаний утраченной жизни.
Вытерев навернувшиеся слёзы, Аркадий припал на колено и, держась за крест, сказал:
— Бать, я живой, за меня не волнуйся и спи спокойно.
Встав, он почувствовал тепло и некое облегчение. Посмотрев направо, он увидел могилу матери, а рядом с ней могилы поменьше — это его братья и сёстры.
Холера косила деревню безжалостно, невзирая на возраст, пол и богатство.
Аркадий начал плакать, сделав несколько шагов в сторону могилы матери. Сдерживая рыдания, он присел у маминого креста, а в голове крутился калейдоскоп из мыслей, чувств, ощущений — грудь горела, в горле стоял ком, ему хотелось закричать, чтобы высвободить это всё из себя…
Вместо этого, он коснулся пустого креста и позволил слезам течь почти безостановочно.
Аркадий также вспомнил своих родителей, которые ещё не родились и вряд ли уже родятся в этом мире. От этого ему стало ещё горше — он одновременно и один, и не один. Здесь нет его семьи, но эти люди, лежащие в могилах напротив него — его семья.
В конце ряда могил своих братьев и сестёр он увидел почти заваленную маленькую могилку, в которой никого так и не похоронили.
Селяне знали, что ему оставалось недолго, поэтому вырыли могилу заранее. И ему, действительно, оставалось недолго — он выглядел тогда, как скелет…
— Ну, здравствуй, Алексей, — изрёк Аркадий, глядя в пустую могилу. — Ты меня, незваного гостя, прости, но, видимо, так надо было. Теперь видишь, как всё изменилось — дети больше не умирают тысячами, люди жить лучше стали. Это всё мы с тобой.
Внутри он чётко различил смирение. Душу больше не терзали никакие сомнения, разум был чист и свободен.
Он поднялся на ноги и прошёл к могиле бабушки — она умерла до его рождения, он никогда не видел её, но считал должным воздать ей почести и помянуть. Всё это время в голове его звучала мамина колыбельная.
«Спи, дитятко, баю-бай, ветер дует через край», — пел в его голове голос матери. — «Облака плывут, плывут, ангелочки тебя ждут. Лягут рядом, спать велят, тихо песенку поют…»
Немиров коснулся очень старого креста, практически развалившегося в труху.
Он постоял рядом с ним, но не почувствовал почти ничего, кроме грусти, что у него не было бабушки.
«Надо в райсовете запросить всю информацию о церковно-приходской книге», — напомнил он себе. — «Восстановить все могилы на этом погосте, в камне, с именами и датами».
Немиров подошёл к Ванечкиным.
Степан всё так же стоял на коленях, его обнимала сестра, Валерия, а отец подал знак Аркадию — отойти поговорить.
— Он проситься будет… — тихо произнёс Александр. — Я его знаю — сейчас прямо начнёт. Скорбно ему.
— Уже давно просится, — вздохнул Немиров. — Не получится у него ничего — не ту профессию выбрал. Он мне здесь нужен и здесь полезен.
Лицо Александра посветлело.
— А-а-а, да-да-да… — закивал он. — Он у меня хваткий, полезный…
— Не переживай, — улыбнулся Аркадий.
В этот момент он испытывал лёгкость и озорную весёлость — как будто не на погосте стоит. Камень, всё это время незримо давивший на его душу, как будто упал в пустую могилу и был закопан в ней. Теперь он понимал, что это нужно было сделать давно — дед ли, душа ли, подсознание, но что-то точно его сюда привело.
К ним подошёл Ванечкин-младший с сестрой. Лицо его выражало мрачную решимость.
— Нет, — покачал головой Немиров.
— Ты его уговорил, да? — угрюмо спросил отца Степан. — Похлопотал за меня, да?
— Да, — неловко улыбнулся Александр. — Только, оказывается, не нужно было.
— Как это? — недоуменно спросил Степан.
— Ты меня давно знаешь? — поинтересовался Немиров.
— Почти с рождения, — ответил Ванечкин-младший.
— Значит, ты знаешь, что если я сказал «нет», то это даже после моей смерти всё то же «нет», — улыбнулся ему Аркадий и добавил. — На фронте те люди, которые там должны быть. В тылу те, которые нужны в тылу. Если вдруг что-то случится, будь уверен, я сделаю всё, чтобы ты оказался в штурмовой группе с оружием в руках. Понимаешь меня?
— Так точно! — козырнул Ванечкин.
— Тут, это самое… — решил разрядить обстановку Хрущёв. — Помянуть предлагают… А у меня, как раз, пара бутылочек «Московской» в портфеле… Сессию сдавал, да не пригодилось…
«У Никиты Сергеевича все ходы записаны — опасный человек», — подумал Аркадий. — «Если он сессию бутылками „Московской“ подстраховывает, это значит, учится — молодец…»
Хрущёв, тем временем, показал одну из бутылок.
— А, давай, — вздохнул Аркадий. — Иван Николаевич! Стаканы есть с собой?
— Как не быть? — удивился председатель райсовета. — На погост же пришли…
Представители облсовета Астраханской области не успели среагировать на прибытие генсека, поэтому почётную обязанность встречи высокопоставленного лица возложили на председателя райсовета.
Кто-то там, наверное, волнуется, но Аркадию безразлично — он сюда не с инспекцией приехал. Тем более, какая инспекция, если его юрисдикция — военная?
«Это им Сталина надо обхаживать…» — подумал он.
— Давайте помянем всех усопших, — поднял Александр Ванечкин стопку. — Достойные люди здесь жили, не даром из нашего села целый генеральный секретарь выходцем значится…
Он откашлялся и продолжил.
— Царствие им небесное… — произнёс он, а затем опасливо оглянулся на Аркадия и остальных. — Кхм-кхм… Спасибо, Аркадий Петрович, что не забыли землю родную. Выпьем.
Все выпили, не обратив внимания на оговорку Ванечкина.
— Товарищ Кожухов, — обратился Аркадий к председателю райсовета. — Непорядок это, что село заброшено, а погост в таком плачевном состоянии. Организуй инспекцию всех погостов и заброшенных сёл и деревень, чтобы провести восстановление. Просто так сёла и деревни основывать никто не будет, поэтому места, скорее всего, значимые. Нужно всё изучить, проанализировать и заново заселить перспективные места. Средства выделю. На моё имя, через неделю, жду письмо с докладом, лично от тебя.