«Скоро начнётся…» — подумал Егор и ощутил тянущее чувство негативного предвкушения.
Это странное ощущение, когда знаешь, что сейчас будет очень плохо, но ждёшь этого.
— Высота 9 800 метров, до первой линии ПВО 20 километров, время — шесть минут! — сообщил Аркадиуш Теодоряну.
— Принял! До 10 500 дотягиваем плавно! — отреагировал Волков.
— Ребята, отрабатывайте дальше — мы полетели! — сообщил командир 8-й эскадрильи, подполковник Ткаченко. — Ни пуха!
Истребительное сопровождение, не встретившее никакого сопротивления в воздухе, тоже разделилось на две части.
— Принято, и вам не хворать! — ответил майор Волков.
— Контакт! Дымки впереди — зенитки! — закричал стрелок из шаровой установки внизу.
Егор посмотрел вперёд и тоже увидел чёрные облачка с жёлтыми всполохами внутри них. А затем начали раздаваться частые взрывы.
Звук был, будто по корпусу стучит кувалдой кто-то очень сильный. Вибрация передавалась в руки даже через толстые варежки, без которых на такой высоте просто никак — температура −45 градусов Цельсия.
— Чёрт, это 105-ки! — сообщил кормовой стрелок. — Идут плотнее, чем в прошлый раз! Суки стали лучше стрелять!
— Все системы в норме, давление стабильное, повреждений нет! — сообщил бортмеханик.
Напряжение росло с каждым глухим ударом по корпусу. Их не отличить от осколочных попаданий, поэтому остаётся уповать на то, что им сейчас не режет крылья…
— Попадание по левому ведомому! — сообщил стрелок левой бортовой турели. — Дымится, но держится!
— Штурман, доклад по курсу и время подлёта! — нервным голосом скомандовал майор Волков.
— Держим 281, скоро поворот на цель, до точки сброса — 10 минут! — ответил Теодоряну.
А после его слов небо вдруг резко затихло. Егор услышал гул двигателей своего бомбардировщика — это значит, что ПВО свою часть выполнила.
— Это Стрела-4! Контакт! — раздалось из динамика. — Восемь целей, заходят с северо-запада! Предположительно — Мессеры! Идём на перехват!
— Всей эскадрилье — сохранять строй! — скомандовал майор Волков. — Время до точки сброса⁈
— Пять минут! — ответил штурман.
— Стрелки, держите секторы! Если появятся «худые» — не давайте им выйти в хвост! — приказал командир экипажа.
Мессершмитты прозвали «худыми» за узкий и компактный фюзеляж, что отличало его от «упитанного» И-7, который немцы прозвали, если верить фронтовым слухам, «кабаном».
— Стрелы приняли бой! — сообщил радист. — Восемь «худых» отвлекают, ещё восемь идут прямо на вторую эскадрилью!
— Минута до точки сброса! — предупредил штурман.
— Передаю управление бомбардиру! — ответил майор Волков. — Давай, Егор, жги!
Богомолов принял управление, скорректировал курс и сообщил:
— Ориентир взят! Бомболюк открыт!
— Стрела-2 подбит! — донеслось до него из динамика.
— Высота 10 500, скорость 280, угол 12 градусов, цель в перекрестье! — выкрикнул Егор. — Сброс!
— Немцы жмут! — сообщил кормовой стрелок за 30-миллиметровой автопушкой. — Один в хвосте, второй заходит снизу!
Картина боя менялась динамично — через носовой фонарь Егор видел пролетающие мимо трассеры, разорванную обшивку, падающую на теперь уже не спящие пригороды Берлина.
Сразу после сброса, Егор немедленно передал самолёт командиру экипажа:
— Самолёт ваш, товарищ майор!
— Штурман, курс! — приказал майор Волков.
— Курс 102, держим до выхода из сектора, после уходим на 85! — ответил лейтенант Теодоряну.
— Принял! Манёвр уклонения, готовьтесь! — ответил командир экипажа.
— Вижу детонацию! — выкрикнул кормовой стрелок. — Горят, сукины дети, ха-ха!!!
— «Стрела-4» докладывает — три сбитых, но у нас потери! — сообщил командир прикрытия. — Стрела-2 горит, лётчик прыгнул! Наблюдаем новых «худых»!
— «Клин-2» подбит! — сообщил левый бортовой стрелок. — Наблюдаю резкий крен вправо! Носовая часть разбита — самолёт горит! Два парашюта!
Егор, выполнивший свою работу на сегодня, занял носовую пулемётную турель и сразу же увидел заходящую с носа пару «худых».
Над ним пролетела длинная очередь из зелёных трассеров — это сработала носовая 30-миллиметровая автопушка.
Немцы шли в лоб, рассчитывая проделать то же самое, что и с «Клином-2». Егор открыл огонь в правого, относительно себя, «худого».
Его трассеры отпугнули немца, но тот успел попасть куда-то в область правого крыла и двигателей.
А вот второй «худой» не успел среагировать и получил бронебойный снаряд прямо в двигатель. Снаряд пробил двигатель и убил пилота, что было ясно по окрасившемуся в красный цвет фонарю самолёта.
— Давление третьего двигателя упало! — сразу же сообщил бортмеханик. — Топливо течёт — мы его теряем!
— Перекрывай подачу и глуши третий двигатель! — скомандовал командир экипажа Волков.
— Есть глушение третьего! Обороты на остальных держу! — ответил бортмеханик Бернацкий.
— Курс корректируем на 110, снижение до 9000! — сразу же вмешался штурман Теодоряну.
«Это плохо…» — подумал Богомолов. — «Сейчас налетят».
То, что они снижаются до девяти километров, открывает простор для манёвра перехватчикам противника, которые на этой высоте будут чувствовать себя более уверенно. Но хуже всего — бомбардировщик покидает строй и становится одиночной жертвой.
Теперь их будут терзать до самого конца и надежда одна — на истребители прикрытия.
— «Клин-1» «Клину-3», — заговорил майор Волков. — Передаю командование — действуйте по полётному заданию.
«Ох…» — увидел Богомолов оживившихся «худых», которые сразу же пошли на снижение за лёгкой добычей.
— «Стрела-1» «Клину-1»! — вышел на связь командир истребителей прикрытия. — Прикрыть не сможем — связаны боем! Защищаем эскадрильи!
«А вот теперь точно плохо», — подумал Егор и открыл огонь по заходящему на атаку Мессершмитту.
По нему стреляли все носовые турели, поэтому немец быстро понял, что в этот раз ничего не получится.
— Усилить бдительность! — раздался приказ Волков. — Будем прорываться домой!
Примечания:
1 — Почему рыночек — это всегда плохо для полиэтнических социалистических государств? — в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» — разберём это на примере той же Югославии, которая является идеальным образчиком того, как всё разрушить парой десятков ловких движений. В 1948 году Иосип Броз Тито, увидевший, что в СССР «строят какой-то не такой социализм», посрался со Сталиным, который считал, что раз СССР освободил Югославию, то и танцевать её тоже должен он. Тито идея подчинения Центру не понравилась, из-за чего он поругался со Сталиным. На самом деле, не только поэтому. Сразу после войны Тито вдруг начал чувствовать власть, которая и не снилась его отцу, поэтому охренел по форме и содержанию: он пытался включить в Югославию часть Италии и Австрии, раз уж так получилось, что «мы со Сталиным победили», 19 января 1948 года предложил Энверу Ходже ввести войска в Албанию, якобы для защиты от англо-американского вторжения из Греции — Сталину такие инициативы не нравились, так как у него была геополитика и нежелание начинать войну с Западом, но Тито воспринял это как предательство. А дальше было ещё хуже. За две недели до «предложения» Тито албанскому лидеру, Георгий Димитров, лидер Болгарии, дал интервью, в котором высказался о некой «Балканской федерации», которая могла бы объединить тут всё «от можа до можа» — Югославию, Болгарию, Румынию, Албанию и Грецию. Уши Тито оттуда торчали явственно, он тоже ратовал за эту федерацию, но оказалось, что Димитров имеет вполне определённую позицию, какая страна должна стать лидирующей в федерации и это была не Югославия. Сталин сначала рассматривал, но не поддержал, а Запад отреагировал — это выглядело, как военно-политический блок, что нарушает Ялту и Потсдам, поэтому в Брюсселе использовали прецедент для формирования Западного блока, который почти сразу стал НАТО. Естественно, такие геополитические последствия привели к разладу. У Тито мечты о какой-то новой сверхдержаве, а у Сталина скучная геополитика, нацеленная на недопущение Третьей мировой — отношения у них резко начали портиться, а затем испортились окончательно. Произошёл разрыв — каждый стал сам по себе. И в этот момент Тито начал соображать, что натворил: раз Югославия больше не находится на подсосе у сверхдержавы, нужно как-то построить эффективную экономику, которая будет конкурентоспособна на мировой арене. А ещё нужно было как-то примирить более 20 народов, причём идея жёсткой централизации, какую провели в СССР, Тито чем-то не устраивала. И он решил пойти другим путём — увеличить автономию республик, предприятия отдать рабочему самоуправлению, ничего масштабно не планировать, верить в светлое будущее и надеяться на лучшее. В 1953 году Тито внёс масштабные правки в Конституцию Югославии от 1946 года, добавив в неё целые абзацы о рабочем самоуправлении, начиная с цехов, заканчивая субъектами федерации. В результате, все 50-е годы наблюдался невиданный рост промышленности — она увеличивалась на 13,4% в год, а ВВП рос на 9,8% в год. Тито сразу как-то поверил, что вот он, «третий путь™», вот он, родимый — «социализм с человеческим лицом™». Только вот нет никакого третьего пути, есть только два пути — социализм или варварство. И ты, уважаемый читатель, сейчас поймёшь, почему. Поскольку Югославия была всё ещё социалистической, но, как бы, не с СССР, западным странам было интересно, чтобы всё так и оставалось. И чтобы Югославия не ушла в ОВД и СЭВ, её начали подкармливать кредитами. Запад начал кредитовать Югославию аж с начала 50-х годов, практически сразу после её разрыва с СССР. Впрочем, Тито — это умный телёнок, поэтому сосал у двух маток — СССР, в 1954 году, тоже кредитовал его на выгодных условиях, потому что не хотел, чтобы Югославия окончательно ушла к Западу, но Тито снова начал охреневать и осуждать политические действия СССР, поэтому краник перекрывали несколько раз. Значительная часть экономических успехов Югославии — это результат кредитования, так как все эти россказни о том, что можно добиться экономического роста с помощью внутренних сил — это детские сказки. В 50-е кредиты помогли Тито выкрутиться из ситуации и восстановить страну, порушенную немцами и их тогдашними друзьями, но в 70-е он уже просто не мог остановиться. Югославия стала зависеть от западных кредитов, а в 80-е годы вдруг выяснилось, что кредитов набрано на 20 миллиардов тогдашних долларов США, экономика не растёт и всё движется к анальному отверстию. И тут вылезает МВФ, который говорит: сейчас всё порешаем, но надо делать рыночные реформы, а если не сделаете, то будет жесть. В Югославии начались рыночные реформы, начали стремительно, как расходование зарплаты, формироваться национальные финансовые элиты в пока ещё братских республиках, что заложило фундамент для того, что будет в Югославии в 90-е. Мне ведь не надо рассказывать тут, что было в Югославии в 90-е, да? Короче, закабалили, заставили выполнить условия, а потом просто смотрели, что будет. Собственно, в СССР с 1985 происходило то же самое — «ускорение», формирование миллионеров, которые потом всё «честно приватизировали» в бывших братских республиках, а затем закономерный коллапс. Только, в отличие от Югославии, СССР никто снаружи ничего не навязывал — выродившаяся партия решила, что хватит, наигрались в социализм — пора пилить палубу, всё равно этот корабль почти встал. В общем, в Югославии Тито хотел как лучше, а получилось, как всегда. Максимально доступная автономия в Югославии дошла до того, что республики в федерации брали кредиты отдельно и без согласования, поэтому и набежало так много: полная финансовая безответственность привела к закономерному результату — пришёл коллектор и навязал условия, при которых ему будет удобно вернуть свои деньги. Ещё раз: нет никакого «третьего пути™». «Социализм с человеческим лицом™» — это нежизнеспособная химера. И что это такое вообще — «социализм с человеческим лицом»? У него лицо должно быть человеческим по срав