Дел было довольно много. Первоочередное, самое приятное — собрать кости. Что я и сделал с большим удовольствием. Это были — хорошие кости, правильные. И перепало их мне аж четырнадцать штук. Столько же, соответственно, и родий. Маловато, конечно. Однако до начала операции было только пять. Следовательно, я вышел в плюс. День однозначно начинает удаваться.
Я вернулся в библиотеку. Там ничего не изменилось, только Дорофеев-младший очнулся и сидел, стискивая ладонями трещащую, видимо, башку.
— Не губи-и-и! — простонал он.
— И не подумаю, — фыркнул я. — Ты вообще очень полезный для меня человек.
— Полезный? — удивился он и даже руки опустил.
— Ну а как же? С одним колдуном свёл, с другим свёл. На скупщика костей вывел. Да если б не ты, я бы, может, до сих пор ещё второго колдуна искал! Бесценный кадр. В другой раз — может, ещё кого хорошего сдашь.
— Я никого не сдавал!
— Ну, это ты следующему работодателю будешь рассказывать. Мне пофигу, как себя идентифицируешь на этой неделе. Кость отдай.
Я забрал мешок и стоял с ним перед дрожащим Дорофеевым.
— Ка-ка-ка…
— Потом покакаешь. Кость!
— Какую кость⁈ — взвыл графёныш.
— Человеческую, дебил. Ты её вообще зачем закрысил?
Тайна сия осталась загадкой. Скуля, Дорофеев-младший вынул из-за пазухи кость и бросил в подставленный мешок.
— Доволен⁈ — с вызовом крикнул он.
— В глаза мне посмотри.
Дорофеев-младший поднял голову и посмотрел на меня злыми тупыми глазёнками. В этот момент он напомнил мне тварь. Видимо, кто с тварями якшается, тот и сам среди людей надолго не задерживается.
— Эти кости — останки охотников. Людей. Худший из них был лучше тебя. Подумай над этим на досуге.
И я от души плюнул в эту тупую рожу. Даже бить не стал. Просто взял за шиворот и выволок на улицу. Велик был соблазн просто размазать тварь по земле, но я сдержался. Этак он слишком легко отделается.
— Куда ты меня тащишь? — Дорофеев в моих руках затрясся.
— В профилакторий для мудаков.
Я затолкал Дорофеева в карету. Верёвки, которой был связан шляпник, хватило на двоих. Дорофеев попытался крякнуть что-то ещё. Я поморщился. Надрезав кинжалом, оторвал рукав от его камзола и запихнул в пасть. Надоели посторонние звуки, в тишине хочу побыть.
Мешок с костями я примостил на козлах, сам уселся туда же, взялся за поводья. Лошади поначалу не очень поняли, чего я от них пытаюсь добиться. Пришлось кастануть Приручение. Дело пошло!
И всё-таки расслабиться не получалось. Знак на таких здоровенных зверюгах работал очень недолго. Хорошо хоть, лошади продолжали двигаться по инерции, но то и дело норовили забирать то вправо, то влево. Может, чувствовали, что чужой человек правит, а может, так и должна вести себя запряжённая лошадь.
Я быстро приноровился корректировать их движения поводьями и непечатной бранью, которая, произнесённая с нужной интонацией, была понятна всем, без исключения, живым существам.
Так мы торжественно проехали через просыпающийся город и выбрались за его пределы. Где-то через часок за спиной у меня началось шевеление и ворчание. Ещё минут через пять в окно кареты высунулась башка с красными глазами и поинтересовалась, куда мы едем. Шляпник очухался.
— В тюрьму, — зевнул я.
— В какую тюрьму⁈ — не поняла голова.
— В Алькатрас. Да спи ты, не приехали ещё.
Вольфганг, или Амадей, или как там его, в тюрьму категорически не хотел. О чём и попытался мне рассказать. Долго и невероятно нудно. Я сам чуть не уснул, пока слушал. Благо и дорога разнообразием не отличалась.
— Так, — сказал я наконец. — Ты либо заткнёшься, либо я слезу и вырублю тебя снова. С кляпом возиться уже лень. Сам смотри, по состоянию своей черепушки — переживёшь ещё один выхват в голову?
Угроза сработала — шляпник заткнулся.
О том, что он освободится и воспользуется амулетами, я не беспокоился. Как и о том, что в карете их двое, а стало быть, могут попробовать освободиться объединенными усилиями.
Верёвка, которую купил в магазине амулетов, была не просто так, а со многими и многими умыслами. Освободиться от неё человеку, который сам Силой не обладает, было невозможно. Ну и, чего уж скромничать, связывать я тоже умел хорошо.
Долго ли, коротко ли ехали — наконец, доехали. Под конец пути сложно было сказать, кто затрахался больше — лошади с таким неопытным возницей, или же я. Который, не спавши, не жрамши, сначала сексуально удовлетворил девушку, потом провёл операцию по внедрению себя в ОПГ, одолел стаю ящеров, да ещё и доехал аж до самого Оплота.
Ну да, до Оплота. А куда мне было ещё эту срань везти? Не к себе же домой. Ну и не к Катерине Матвеевне в гости, ясен день.
На лошадиный шум вышел Гравий и со своим фирменным покер-фейсом смерил взглядом меня и лошадей.
— Чего это ты на козлах?
— Чего это у вас тут за новшества? — спросил я одновременно с ним и спрыгнул на землю, сделав вопрос Гравия неактуальным.
Гравий окинул взглядом возлеоплотное пространство, где из земли торчали всякие металлические штыри и деревянные колья, валялись доски.
— Ребята говорят, тренажёры какие-то мастерят, — пожал он плечами так, что ясно было: все тренажёры вселенной Гравию до сиреневой звезды.
— А! — Я вспомнил визит в Смоленск и «игрушки» Ильи Ильича, которые так понравились Егору и Захару. — Ну да, не прошло и года. Я уж думал, бюджет попилили, да на том успокоились. Это, Гравий. Я тут неоднозначный гостинец привёз — давай-ка, принимай.
Гравий молча подошёл к карете. Я открыл дверцу.
— Мешок брать или этих? — не моргнув глазом спросил Гравий.
— Давай этих. Мешок — я сам.
Дорофеева и шляпника (на котором, к слову, уже не было никакой шляпы) Гравий выволок, как котят, и на пинках направил в здание Оплота. Я шёл следом с мешком. Сказал в спину Гравия:
— Лошадей бы напоить-накормить. Тут, помнится, был какой-то знающий человек…
Гравий, не оборачиваясь, свистнул так, что в ушах зазвенело. И вдруг откуда ни возьмись появился паренёк лет шестнадцати.
— Слушаю, дядя Гравий!
— Лошадьми займись, — буркнул охотник и, открыв дверь, коленом под зад вогнал туда обоих уродов.
— Будет сделано! — отозвался паренёк. Пошёл к карете.
Мы вошли внутрь, я закрыл дверь. Гравий толкнул шляпника на один из лежаков, Дорофеева — на другой. Благо, длина верёвки позволяла. И вопросительно посмотрел на меня.
— Значит, так. — Я поставил мешок на пол. — До сих пор я эту хрень распутывал один, но сейчас, чую, настало время выйти из тени. Дело общее. Вот в этом мешке — кости.
— Недурно хабару набрал, — оценил Гравий.
— Это не хабар. Это — кости охотников.
Вот тут Гравия проняло. По лицу как будто волна прошла.
— Что?
— Ты услышал. Тайные могилы охотников разрывают разные нехорошие люди. Кости через несколько рук продаются. Куда идут — неизвестно. Я вот этого хмыря взял, не знаю, сколько над ним ещё начальников сидит. Но мне и этот уже поперёк горла, если честно. Так что, Гравий, предлагаю начинать жестоко пытать вот этого, который справа. И добывать информацию. А заодно заставлять его страшно жалеть о содеянном. Ты в деле?
Гравий молча хрустнул костяшками пальцев. В тишине громко сглотнул шляпник без шляпы. Замычал сквозь кляп Дорофеев.
— Пытать — только этого? — кивнув на шляпника, уточнил Гравий.
— Угу. Второй — мелкая сошка, подай-принеси. Ему бы, по-хорошему, и уши греть не надо, пока общаться будем. Может, его…
Моё предложение Гравий не дослушал. Молча влепил Дорофееву хук справа. Графёныш опрокинулся на топчан. Н-да, были б мозги — было бы сотрясение. Второй-то нокаут за утро.
Я показал Гравию большой палец. Этот человек и его методы работы мне определенно нравились. Подтащил табурет, сел напротив шляпника.
— Итак. Для чего нужны кости, ты мне сказал. Следующий вопрос: кому ты их сдаёшь?
Шляпник промолчал. Попытался изобразить надменную рожу. Отвернулся. Неудачно: так, что взгляд упёрся в лежащего на топчане с запрокинутой головой Дорофеева.
— Завидуешь ему? — хмыкнул я. — Нет?.. Ну, сейчас будешь. Гравий!
Гравий чуть наклонил голову набок — так, будто был Брейгелем и прикидывал, какой цвет ткани подойдёт клиенту. Потом взял шляпника за полы камзола и рванул в стороны. Обнажилась молочно-белая шея со следом от тесного воротника и часть бледной, впалой груди.
Гравий соединил вместе и быстро выпрямил пальцы. Как будто брызнул на шляпника водой.
Шляпник заорал так, что услышали, должно быть, в Поречье. В нижнюю часть его лица и шею впились иглы, не меньше двух десятков. Прозрачные, я сначала решил, что стеклянные. Потом присмотрелся. Спросил у Гравия:
— Лёд?
— Ну. В Сибири сторговал у одного, обменялись Знаками.
— Хорошая штука. На низших тварях юзаешь?
— Угу. Самое удобное — против ящеров. Они ж, падлы, верткие. А россыпь можно широко метнуть. Лёд истаивает, вода им под шкуру попадает. Они с того дуреть начинают. Ух, и визжат! Погромче этого, — Гравий кивнул на шляпника.
Тот продолжал орать. Но теперь в голосе прорезались умоляющие интонации.
— Прошу! Уберите! Не надо!
Гравий вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Гравий сжал пальцы в кулак. Иглы исчезли.
Шляпник мелко дрожал. Из ранок, оставленных иглами, тонкими струйками текла кровь.
— Я всё скажу, — пролепетал шляпник. — Прошу, не надо больше! Это жестоко!
— А охотников губить — не жестоко? Сколько их погибло из-за тебя?
— Не так много, клянусь! Мы с братом в этом промысле — совсем недавно.
— Промысле⁈ — взревел Гравий. — Убийство наших братьев — промысел⁈
В шляпника вновь полетели иглы. У меня от визга заложило уши.
— Убери, — дёрнул я Гравия за рукав. — Честное слово — я сам со злости едва не лопаюсь. Но если он будет вопить как резаный вместо того, чтобы отвечать на вопросы, мероприятие потеряет смысл.
Гравий неохотно сжал кулак. Иглы исчезли.