— Убивать будете? — с надеждой спросил Гошка.
— Экий ты кровожадный. Для начала проверим на тварность. Отойди-ка подальше.
— Но…
— Ты крепостной?
— Знамо дело!
— Вот и слушай, что барин приказал: отойди подальше. Вон туда, к тому кусту отойди и там стой, пока не позову. Бегом марш!
Правильный тон — девяносто процентов управленческой деятельности. Гошку как ветром сдуло. А я носком сапога вычертил на земле Знак, которым давненько не пользовался — банальный охотничий Манок.
У меня он был раскачан до второго уровня, и я полагал, что этого хватит. Ранг позволял апнуться до третьего, и родий, разумеется, хватало. Но на третьем, согласно справочнику, Манок начинал призывать высокоуровневых тварей. Я же сильно сомневался в том, что кобыла если и тварь, то высокоуровневая. Максимум — среднеуровневая. Высокоуровневая уже бы выпилила всю деревню или свалила. А эта ходит кругами и кормится помалу. Как волкодлак какой.
Я вообще полагал, что местные перетрухнули на ровном месте. Притащили дикую лошадь из леса, вот та и исполняет. Может, объезжать никто не умеет, или смелости на это не хватает. А то, что она якобы от пули не подохла — так то вообще фигня. Скорее всего, Хома промазал, только и всего.
Передо мной вспыхнуло зелёное пламя. Я внимательно смотрел на кобылу. Та нанесла двери ещё три удара, и вдруг повернулась. У меня ёкнуло сердце. Неужто на Манок пойдёт⁈
Нет. Припала на передние копыта, задними подпрыгнула и вхерачила по двери как следует. Дверь хрустнула и частично вломилась внутрь. Послышалось всполошённое кудахтанье. Блин, ну чудовище ж реальное! Ладно, хрен с ним, что не тварь. Деревня-то моя, и люди мои! А у них беда — вон какая. Прикончу кобылу. Жалко, конечно, пахать бы и пахать на такой. Но хренли с ней, бешеной, делать-то ещё.
И тут вдруг кобыла, издав раздражённое «и-го-го», двинулась на Манок.
Вот это поворот, мать твою! Вот это — поворот. Ни слова о тварных лошадях в справочнике не было. Что за очередную хрень я встретил на своём жизненном пути?
Почему-то вспомнился мастер Сергий, с его обидным «умеете вы, ваше сиятельство, необычных приключений найти». Ну блин! Вот что конкретно сейчас-то я сделал не так⁈ Я не я и лошадь не моя, в самом что ни на есть буквальном смысле! Однако вот она, стоит, смотрит на меня злобными глазами. Которые, кажется, и правда светятся, не наврал Тихоныч.
Тут кобыла решила перейти в атаку. С непостижимой ловкостью обогнула прыжком Манок и замахнулась на меня передними копытами. Я — тоже с непостижимой ловкостью — отскочил в сторону и скинул с плеча заранее заготовленную верёвку, на конце которой ещё дома соорудил петлю. Готовиться к невозможному — часть нашей профессии, что тут скажешь.
Раз — и на шее лошади затянулся аркан. Не обычный, а из правильной верёвки, которая тормозит тварей.
Кобыла дёрнулась раз, другой, третий, но я даже усилий не прикладывал, чтобы её удержать. Верёвка сама справлялась.
И тогда кобыла сдалась.
— Сволочь, — сказала она человеческим голосом. — Чтоб ты подавился. Чтоб ты сдох. Чтоб тебе ни одна девка…
— Стоп-стоп-стоп, — помотал я головой. — С девками я как-нибудь сам разберусь. Давай-ка с самого начала. Ты, твою мать, что такое⁈
Глава 11
— Хрен бы знал, — мрачно ответила кобыла. — На мне не написано. А и знала бы — тебе не сказала. Урод ты. Ненавижу.
Во, знакомые песни пошли, про «ненавижу». Хотя Ай Кью в данном случае явно повыше, чем у других. Я погасил Манок.
— Ты зачем людям житья не даёшь, Тварь⁈
— Жрать хочу.
— А Хому за что евнухом сделала?
— Словесов таких не знаю. А яйца ему раздолбила, чтоб не размножался, сволочь этакая. Стреляет он. Ишь. Стрелялку отрастил.
Морда кобылы всё это время выглядела отнюдь не злобной, не напуганной, а какой-то раздражённо-обречённой. Если можно, конечно, увидеть какие-то выражения на лошадиной морде. Тон-то полностью соответствовал.
— Убивать будешь? — буркнула кобыла. — Ну, убивай, давай. Чего тянуть. Куда меня такую ещё — только на кости.
Я с минуту молчал, глядя на кобылу, и сам не знаю, о чём всё это время думал. Потом неожиданно даже для себя сказал:
— Ко мне пойдёшь? Как раз хотел тачку с фарами. Чтоб я еду ночью — а все срутся от ужаса.
Лошадиная морда вытянулась.
— Чё? — спросила она.
— Через плечо! Верхом на тебе ездить буду. Или в карету запрягать, тоже круто получится.
— Ты меня оседлай сперва! — возмутилась кобыла. — Кавалерист нашёлся, ишь!
— Да оседлаю, не вопрос. У меня помощник хороший.
— Это ктой-то?
— Ты. — Я вытащил из ножен меч и показал кобыле. — Вот, смотри. Вариантов два. Или ты сейчас добровольно и с песней везёшь меня, куда прикажу, и дальше во всём слушаешься, или я тебе башку отрублю. Как по мне, выбор очевиден. Хотя, ты же тварь. — Я посмотрел на кобылу с сомнением. — У вас с причинно-следственными связями не очень. На всех одна пластинка — «ненавижу»…
— Ну, ненавижу, — обиделась кобыла. — А за что мне тебя любить? Ты охотник! Ты меня убивать пришёл.
— Ну так не убил же. Пока ещё. Значит, объективно, и ненавидеть пока не за что.
Кобыла глубоко задумалась. Призналась:
— Вот, чую, где-то ты меня дуришь! А где — непонятно.
— Без башки останешься — вовсе никогда не поймёшь, — обнадежил я. — Так и помрёшь, дура дурой. Ну, что? Поехали?
В деревню я въезжал так гордо, что римские полководцы должны были переворачиваться в гробах от зависти. У них в Риме таких лошадей, как у меня, отродясь не было. Тварь оказалась реально здоровенной, обычные лошади на её фоне — деревянные пони с детской карусели.
Рядом с нами шагал Гошка, тоже гордый, как лев. Ощущал свою причастность к событию века. Я ему не мешал, не так много у них тут интересного происходит. По мере нашего продвижения у дороги собиралась толпа. На меня, сидящего верхом на Твари, пялились с благоговейным ужасом. К тому моменту, как я проехал деревенскую улицу до конца, собралось уже, пожалуй, всё население.
— Значит, так, — остановившись, объявил я. — На всякий случай, для тех, у кого новостная лента отключена — я ваш новый владелец, граф Владимир Всеволодович Давыдов. Он же граф-охотник, слышали, наверное. Кобылу эту я изымаю. Больше она вам досаждать не будет.
— Зарубить её надобно, — крикнули в толпе. — А то не дай бог сбегит от вас, да к нам сюда вернётся!
— Слышь, ты! — возмутилась кобыла. — Зарубальщик! Стрелялку я тебе отшибла — ещё по зарубалке добавить? — И дёрнулась в сторону орущего.
В толпе завизжали, шарахнулись.
— Тпру! — приказал я. Придержал верёвку-амулет. — Значит, так. Кобыла эта — моё имущество, и как им распоряжаться, решать буду я. А тебе советую перенаправить энергию с агрессии в более мирное русло. Импотенция — штука неприятная, зато какой простор для медитаций открывается! Вот об этом подумай на досуге… Всё, граждане. Счастливо оставаться. Повышайте урожайность карпов, Тихоныч на днях с аудитом нагрянет.
Я изобразил Знак и переместился в Давыдово.
А в следующую секунду чуть не оглох. Лошадь не ржала — она вопила. Истошно, на каких-то ультразвуковых нотах. Встала на дыбы посреди двора и завертелась вокруг своей оси. Каким чудом я на ней удержался, трудно сказать. Подождал, пока проорётся. За это время, естественно, во двор высыпали все мои домашние.
— Мать честная! — выразил общее мнение Тихоныч. И перекрестился.
— Ты чего орёшь? — строго спросил у кобылы я. — У нас тут вообще-то грудные дети.
— А ты куда меня потащил, изверг⁈ Я тварь, между прочим! А ты меня — охотничьим Знаком таскать⁈ Да с меня как будто всю шерсть разом выдернули, вместе с гривой! А потом назад засунули другим концом.
— Образно, — одобрил я. — И даже немного понятно. Несмотря на то, что у меня ни шерсти, ни гривы… Ну, блин! Сорян. Не ожидал такого эффекта. В следующий раз амулет на тебя накину.
— Тварь? — охнул Данила. — Владимир Всеволодыч! Это что же это ваша лошадка говорит такое?
Тот факт, что лошадка в принципе разговаривает, его, похоже, не смутил. К лошадям Данила всегда относился с большой любовью. Не исключаю, что и сам с ними разговаривал, когда никто не слышал.
— На что ж вы её сюда, ваше сиятельство? — присоединился к Даниле Тихоныч. — Страсть-то такую…
— Спокойно! — скомандовал я. — Ну, тварь, подумаешь. Дальше что? Вы тварей никогда не видели?
— Да видать-то видели, — пробормотала тётка Наталья. — Да только где ж это вообще видано, охотнику тварь объезжать…
— Ничего. Всё когда-нибудь бывает в первый раз. Нас с моей новой знакомой в этом доме накормит кто-нибудь? Или нам помирать с голоду?
Сработало. Тётка Наталья охнула, всплеснула руками и убежала в дом. Маруся рванула за ней.
Я спешился, верёвку бросил Даниле. Кобыле сказал:
— Сейчас тебя проводят к постоянному месту жительства. С соседями — не ругаться, матом не орать. Не хватало ещё, чтобы у меня весь гужевой транспорт обсценную лексику освоил… Данила! Новую хозяйственную единицу — определить в стойло, накормить, искупать, копыта начистить! Или что там у них ещё полагается.
— Накормить? — дёрнула ушами кобыла.
— Это — не волнуйся, милая, — успокоил кобылу Данила. Ласково похлопал по морде. — За этим дело не станет! Мы тут все живём, как у Христа за пазухой. И ты голодать не будешь, не беспокойся.
Кобыла от подобного обращения так прифигела, что даже не нашлась, что ответить.
— Да только, ваше сиятельство, — озадаченно продолжил Данила, — я никак в толк не возьму. Ежели она — тварь, то как же здесь оказалась? Внутри двора, то есть? У нас же против тварей — амулет?
— Хм-м. — Тут я тоже призадумался. Решил: — А ну, проведём эксперимент! Открой ворота.
Данила открыл ворота. Я снова сел на кобылу, подъехал к ним. Внизу, поперёк въезда, лежала верёвка-амулет.
— Шагай, — велел кобыле я.
На всякий случай приготовился к тому, что сейчас нас отшвырнёт назад. Но ничего такого не произошло. Кобыла спокойно перешагнула верёвку.