— Эх… Тыщу бы, на вия-то…
— Мечтать не вредно. До тысячника я так быстро не прокачаюсь.
Меня волновал не столько недобор охотников, сколько отсутствие точной даты появления вия. Вот соберём мы сейчас сотню — и чего? Вий возьмёт, и не придёт. Разбредутся все. Кто туда, кто сюда, кто — не приведи господь — погибнет. А потом, когда вий появится, окажется, что у нас ничего не готово. Стол не накрыт, полы не мытые, и так далее.
Однако судьба, как я вскоре понял, мне благоволила. Хотя началось всё довольно странно.
Я в очередной раз перенёсся в дом к Ползунову, собрать урожай свежих душ. В смысле, принять в Орден Истинного Меча новых охотников. И ещё из комнаты услышал женские всхлипывания.
Кто бы это мог быть, интересно? Неужели Александра Урюпина успела не только самостоятельно прибыть сюда из Поречья, наплевав на все правила приличия, но ещё и заиметь повод для рыданий? Офигеть у людей жизнь интересная. Ну да ладно, что поделаешь. Какая пара без ссор. Невовремя, наверное, я припёрся…
Впрочем, сразу отваливать не стал. Сначала приоткрыл тихонько дверь, прислушался и понял, что всхлипывающий голос принадлежит не Александре.
Ага. Значит, всё ещё сложнее. Это хорошо, пойду погляжу, в чём дело.
Пройдя в гостиную, я обнаружил там, помимо растерянного лакея Ползунова, старую знакомую.
— Эльза Карловна? Что случилось?
— Владимир Всеволодович! — вскочила женщина с заплаканным лицом. — Наконец-то я вас нашла! Беда! Варенька-то, Варенька… — и зарыдала, не в силах закончить фразу.
В конце концов, удалось выяснить следующее. Варвара Михайловна — та самая гормональная биполярщица, которая показывала мне дорогу на кладбище, — неделю назад слиняла куда-то гулять, а вернулась под утро чуть живая, сильно избитая, в полубессознательном состоянии. Что с ней произошло, объяснить не сумела, она вообще почти не говорила. Всё это время провела в бреду и горячке, и только сегодня начала произносить что-то связное. Этим связным оказалось моё имя.
— Вас она зовёт, вы уж не откажите, прошу! — заливалась слезами Эльза Карловна.
— Да не вопрос, идёмте. Что ж вы сразу-то не позвали? У меня Знаки целительные есть.
— Да не помогают ей те Знаки, уж я охотника приглашала! Так он старался над нею, так старался — всё без толку. Так об ней переживал — третью ночь от постели не отходит. Да только лучше Вареньке не становится.
— А зовут этого человеколюбивого охотника?.. — процедил я сквозь зубы.
— Ах, он самый лучший в Петербурге. Вы слышали, должно быть — Мефодий.
От комментария я каким-то чудом сумел удержаться. Сказал Эльзе Карловне:
— Возьмите меня за руку.
Размениваться на извозчиков было некогда. Троекуровским амулетом я перенёсся вместе с Эльзой Карловной на угол Садовой и Фонарного переулка.
— Господи, спаси и сохрани! — перекрестилась Эльза Карловна.
— Дверь откройте!
Когда мы вошли, в холле уже стояли с постными рожами двое. Мефодия я узнал сразу. Второго — парня моего возраста — не узнал, но угадал.
— Брат Варвары Михайловны, полагаю?
— Варвара Михайловна умерла, — вздохнул брат. — Увы. Пять минут назад сердце её перестало биться.
— Я безмерно скорблю о вашей утрате, Эльза Карловна, — добавил Мефодий. — Видит бог, я сделал всё, что в моих силах.
Эльза Карловна залилась слезами. А я, оттолкнув с дороги Мефодия, поспешил в спальню Вареньки.
Глава 24
Варенька лежала в постели, бледная, как будто в гриме. Глаза ей уже закрыли и даже руки на груди успели аккуратно сложить.
Я пощупал пульс — нет. Кастанул Восстановление сил — тщетно.
— Не нужно её поднимать, — послышался голос Мефодия от входа. — Оставь эту некромантию. Для полноценного оживления твоего ранга всё равно не хватит.
— Зачем? — я повернулся к Мефодию. — Нет, мне просто интересно твою логику понять. Я ждал от тебя пакости, но — нормальной, мужской. Засаду, там, устроить, убить меня попытаться. На крайняк какую-нибудь бюрократическую пакость выдумать. Но прикончить девчонку?.. Ты что, думал, она моя возлюбленная, что ли? Что я буду из-за неё страдать?
— Я старался спасти бедную девушку, — сказал Мефодий.
Голос его звучал скорбно, однако на губах плясала мерзейшая улыбка.
— Решительно не понимаю. Ты — дебил?
— Она о тебе говорила перед смертью.
— Нет, ты точно дебил…
— Последними её словами были: «Никому не давайте читать по мне, но пошлите сей же час в дом Ползунова за пореченским охотником Владимиром Давыдовым. Пусть три ночи молится по грешной душе моей. Он знает…». А что «знает» — того договорить не сумела. Что ты такое знаешь, Владимир Давыдов? И… чему вдруг улыбаешься?
— Нет, ты не дебил, — сказал я, и вправду улыбаясь. — Ты — мразь. Не ошибся я в тебе, только масштабов недооценил. Мразь ты — просто сказочная… Значит, говоришь, три ночи читать?
— Три ночи, — пробормотал сбитый с толку Мефодий.
— Это хорошо. Почитать-то я люблю. Где?
— Эм… Я договорюсь. Полагаю, Троице-Петровский собор, это на Троицкой площади.
— Сей же ночью буду там. Так и передай.
— Кому передать⁈ — Мефодий внезапно взбледнул.
— Ну, тому, кому прислуживаешь. Передай, что я наживку заглотил, что всё идёт по плану. А если что-то другое передашь, если эти три ночи у меня вхолостую пройдут, то пеняй на себя. Свободен.
Когда Мефодий выходил, у него дрожали ноги. Неприятно, наверное, чувствовать себя меж молотом и наковальней.
Я, оставшись один, вновь склонился над Варенькой. Нахмурился. Нет, не нравилась мне эта тема. Странная тема. Ведь вроде бы явно мертва, а… Как будто что-то не так. Как будто не совсем она мертва.
— Ты не в летаргии ли, радость моя? — прошептал я. — Хрень какая-то, ей богу… Ладно. Скажу, чтоб никакого вскрытия. А там разберёмся.
— Итак, дамы и господа, час пробил, встреча назначена, — произнёс я, стоя перед самой огромной толпой охотников за всю мою жизнь.
Их было семьдесят семь, включая Неофита, и построить их пришлось во дворе моей усадьбы.
— Не понимаю я тебя, Владимир, — подал голос один из полоцких охотников, друг Глеба. Тот самый сотник, что бился с великаном. — Нет, ты не подумай дурного: я тебе доверяю, охотник ты знатный, и в сотню я к тебе пойду, уже решил. Но почему ты думаешь, что вий придёт в эту церковь?
— Это хороший вопрос, Фёдор. И на него нет простого ответа.
— Так дай хоть трудный, мы покумекаем.
Охотники поддержали сотника негромким гулом. Тот, приободрившись, развил мысль:
— В Петербурге, значит, какая-то девица померла и попросила тебя три ночи по ней в церкви читать. А ты нас собираешь и говоришь, что вий непременно придёт в ту церковь тебя убивать.
Фёдор развёл руками, как бы показывая, что тут даже вопрос формулировать не надо, всё и так очевидно.
— Доводилось мне когда-то читать одну колдовскую книгу, — не моргнув глазом, сказал я правду. — Как раз про вия. И там было пророчество. И про девушку помершую, и про церковь, и про три ночи. Первые две ночи эта девушка, восстав из гроба, будет пытаться меня убить.
— Да неужто ты её в первую ночь не прикончишь⁈ — изумился Захар.
Вот ведь… Ещё один такой выкрик с места — я ему нос сломаю. После того конфуза с охотой на Троекурова уже был разговор — никакого толка. Сперва кричит, потом думает.
— Не прикончу, — как мог спокойно ответил я. — Потому что есть у меня подозрение, что она не мертва, а просто под очень сильным колдовством.
— Вона как… — заговорили охотники, внезапно поняв и проникнувшись.
— А на третью ночь явится вий, — продолжал я. — И убьёт меня. Ну, то есть это у него такой план, понятное дело. А у меня затея другая, гораздо интереснее — я сам его убью. Короче, народ. Если вы мне доверяете и хотите действительно вступить в мою сотню, то поверьте мне и в этом. Могу гарантировать появление вия, а также раскрытие очередной ОПГ в Петербурге.
— Какое такое «о-пэ-гэ»?
— «Общество Последних Говнюков», — расшифровал я. — Которые тварям прислуживают.
Теперь охотники загудели громко и грозно. Предателей тут не любили. За такое готовы были ломать черепа и хребты.
— Что нужно делать? — спросил сотник.
— Не расходитесь далеко. Скоро будем объединяться. И — начнётся охота.
Проблем было глобально две. Первая: вся моя «сотня» на данный момент состояла из семидесяти семи человек. И вторая: я всё ещё был боярином с тремя стами двадцатью тремя родиями. Надо было откуда-то родить, желательно до ночи, двадцать семь родий и двадцать три охотника.
Данила, как и обещал, раздобыл мне кузнечные меха. У Ефима сыскалось несколько трубок, которые остались лишними от водопровода. Из всего этого, не без помощи благословенных говна и палок, я собрал у себя в башне загадочную конструкцию. Настолько загадочную, что когда Захар и Земляна вошли, у них округлились глаза.
— Ты это чего? — спросил Захар. — Кузню, что ли, затеял?
— Не, — покачал я головой. — Кузня в жилом помещении — это слишком круто даже для меня. Закройте дверь.
Земляна щёлкнула задвижкой и снова повернулась ко мне с вопросительным выражением на лице.
— Что сейчас тут произойдёт, я не знаю, — честно предупредил я. — Мы можем услышать что-то такое, что нам очень сильно не понравится. И давайте так: до поры всё это останется между нами. После того, как выйдете отсюда, вы сразу всё забудете. Никто ничего не должен от вас услышать. Если, конечно, мы, все втроём, не решим, что надо кому-то рассказать.
— Ну ясно, — кивнула Земляна. — А под тряпкой-то у тебя что?
— Захар? — перевёл я взгляд на своего подопечного номер один.
— А чего «Захар»? Я не из болтливых.
— Угу. Только перед толпой охотников постоянно надо какую-то фигню поперёк шерсти крикнуть. Раз от раза.
— Да я ж — без задней мысли…
— Ну так вот, заведи заднюю мысль. Штука полезная. Пользуйся.