— Правая вроде…
— «Вроде»! Вот, забирай обе. И голову. Голова — одна, не перепутаешь. Ну и держите меня в курсе.
— Будем, — пообещал Демид и исчез.
Я грустно вздохнул. И тут снизу из дома раздался крик Земляны:
— Владимир!
— Слышу! — крикнул я в открытую дверь. — Сейчас, выходим!
— Не похоже, — откликнулась Земляна. — Тут к тебе человек от государыни пришёл. Говорит, срочно надо. Спускайся.
— Ну, срочно так срочно.
Через мгновение я стоял у подножия лестницы.
— Рад приветствовать, Владимир Всеволодович. — Разумовский отвесил изысканный поклон.
— Здорово, — я протянул ему руку. — Что за пожар? Министра поймали?
— Есть вероятность, что да. По описанию трости опознали её владельца. Но видишь ли, какая штука. Эта трость — при нём. Человек, на которого указали, по-прежнему ходит с тростью, очень похожей на ту, что мы изъяли. И ведёт себя как ни в чём не бывало, ничего подозрительного.
— Кто этот человек?
— Некий Леопольд Ван дер Ваальс, голландец по происхождению. В России находится в составе дипломатической миссии. Должность занимает не самую высокую, но достаточно ответственную.
— Взяли его?
— Бог с тобой! Он же иностранец, да ещё королевских кровей. Седьмая вода на киселе, но тем не менее. Своего взяли бы сразу, тут и думать не о чем. Тайная канцелярия сперва хватает, потом разбирается. А у этого — вдруг просто трость похожая? Если окажется, что так и есть, и он не виновен, скандал замять непросто будет. Слухи разнесут такие, что слушать тошно. Не так, мол, и страшен русский медведь, как его малюют. Государыня императрица радом с собственным троном порядок навести не может.
— Репутационные потери нам ни к чему, согласен.
— Вот! Я хочу тебя попросить взглянуть на Министра незаметно, он не будет тебя видеть.
Спрашивать, как мы это провернём, я не стал, вспомнил достопамятный глазок в гобелене. Есть мнение — такого добра по императорскому дворцу натыкано немало. Ну, с другой стороны — а куда деваться при отсутствии фоток и камер наблюдения? Приходится выкручиваться.
— Взглянуть-то я могу, не вопрос. Но не уверен, что его узнаю. Лицом к лицу мы не сталкивались, я эту тварь только издали видел. Голос слышал хорошо, но голос — дело такое. Не самое надежное.
Разумовский погрустнел.
— Не грусти, — ободрил я. — А то ранг не будет расти. Подожди тут, кофе выпей. А я по-быстрому смотаюсь кое-куда.
Услышав, что я пришёл забрать ценного сотрудника, Дорофеев погрустнел. На птичник Николка Хромой вернулся, как в дом родной, и на свои обязанности набросился с удесятеренной энергией.
— Верну, — пообещал я. — Живым и здоровым, как только, так сразу! Тут, понимаете ли, дело государственной важности.
— Понимаю, — вздохнул Дорофеев. — Не тот вы человек, чтобы попусту беспокоить.
Николка при виде меня затрясся.
— Спокойно! — прикрикнул я. — Будешь хорошо себя вести — сегодня же обратно верну. Всё, погнали.
Взял Николку за плечо и перенёсся в Давыдово.
— … то есть, вы приходитесь Владимиру Всеволодовичу сестрой? — пытался вести светскую беседу с Земляной Разумовский.
Земляна смотрела на него, как учительница на бестолкового школяра.
— Владимир — охотник, я — охотница. Стало быть, он мне брат, а я ему сестра. Ясно, дурья твоя башка? Хотя…
Тут Земляна задумалась. Вероятно, о том, что между нами время от времени происходило, и как беспалевно привязать этот процесс к брато-сестринству.
— Не заморачивайся, — посоветовал я. — У нас с тобой духовная связь. Мы — родные по духу.
— Во! — обрадовалась Земляна. — Точно. — Увидела Николку, всплеснула руками. — Господи-иисусе, он жив ещё⁈
— Он не виноват, так получилось.
Земляна неодобрительно покачала головой. Николка снова затрясся. А я повернулся к Разумовскому. Посоветовал:
— От часов, кошелька, перстней и прочей милой сердцу ерунды рекомендую временно избавиться. Можешь здесь оставить, после операции верну. Так будет проще, чем Николке руки связывать.
Николка потупил взор. Разумовский кивнул. Об особенностях Николкиного устройства знал не понаслышке. Снял перстни, вынул из карманов кошелёк и часы.
— Во добра-то у тебя, — покачала головой Земляна, принимая пригоршню сверкающих драгоценными камнями перстней. — Не у каждой бабы столько будет! Куда это девать?
— Ко мне в комнату отнеси, положи на стол, — сказал я. — Мы скоро.
— Следуй по моему Знаку, — сказал Разумовский.
Начертил Знак и исчез. Я взял за плечо Николку, повторил Знак. Огляделся.
Мы стояли у Зимнего дворца, но не у парадного входа, а у неприметной двери, почти сливающейся со стеной. Потянуло сыростью — буквально в паре метров от нас плескалась Нева. Пройдя через эту дверь, можно было тут же оказаться на пристани.
Разумовский поднёс палец к губам, призывая соблюдать тишину. Провёл ладонью по двери в том месте, где обычно находятся ручки. Я понял, что снял защитный Знак. Толкнул дверь, та бесшумно отворилась. Разумовский скользнул внутрь, кивком приглашая следовать за собой.
Мать-мать-мать, сколько ж тут коридоров! Я-то, при моей фотографической памяти — выберусь, конечно. А вот Николка без проводника заблудится насмерть. Так и будет бродить, пока не сдохнет от голода и не обратится в приведение. Не удивлюсь, кстати, если здесь ещё и не такое водится.
Пока мы шли по полутёмным коридорам, не встретили ни одного человека. Вряд ли случайно; скорее всего, Разумовский заранее озаботился безопасностью маршрута.
— Здесь, — чуть слышно сказал он. И толкнул дверь, на вид ничем не отличающуюся от десятков других, мимо которых мы проходили.
В небольшой комнате было не намного светлее, чем в коридоре. За окнами почти стемнело, а зажигать свечи Разумовский не стал. Обстановка — пара кресел и небольшой диванчик.
Разумовский жестом подозвал нас с Николкой к себе и отодвинул длинную, достающую до пола штору. Я бы предположил, что за ней находится дверь в соседнюю комнату, но двери не было. Штора закрывала стену. В которой просто и ненавязчиво посверкивали глазки, количеством две штуки.
— Смотри, — шепнул Разумовский Николке. — Есть среди этих людей Министр? И ты тоже взгляни, Владимир. Который из этих людей на него похож?
Я приник к глазку. Увидел нарядное, ярко освещённое помещение. Картины, статуи, напольные вазы, сверкающий паркет. Посреди помещения стоят и беседуют два господина. Один среднего роста, худощавый, другой чуть выше меня, широкоплечий и грузный.
Разумовский вложил мне в ладонь изогнутую трубку, заканчивающуюся раструбом. Показал, что трубку нужно приложить к стене, а раструб к уху. Я прислушался. Речь шла о красавице. Я прислушался уже заинтересованно. Оказалось, что красавица — левретка какой-то необыкновенной расцветки. Тьфу ты, блин, нашли, что обсуждать! Дальше я на предмет беседы внимания не обращал.
Худощавого отмёл сразу, Министр выше ростом. А вот к грузному присмотрелся внимательнее. Голос Министра помнил хорошо.
— Ну что? — прошептал Разумовский.
— Нету здесь Министра, — отозвался Николка.
Я кивнул:
— Согласен. По телосложению один из этих двух мог бы подойти, но голос — не его.
— Голос можно подделать.
— Это тональность можно подделать, говорить грубее или писклявее. А чтобы так искусно изображать грассирующее «р», надо долго тренироваться. Этот человек картавит. Министр говорил чисто.
— Нет его здесь, — повторил Николка. — Всё, господин хороший, можно мне…
— Постойте, — Разумовский нахмурился. — Вы что, хотите сказать, что там два человека?
— А сколько должно быть?
Разумовский прильнул к глазку. Отодвинувшись, обронил сквозь зубы: «Ждите!» и выскочил в коридор.
— Жди, — сказал я Николке. И вышел за Разумовским.
Чтобы увидеть, как он схватил за грудки человека в ливрее.
— Где Ваальс⁈ Я тебя спрашиваю!
— Не могу знать, ваше благородие! — голос человека отражал полную растерянность. — Мы, как велено было, приглашение доставили, в карету усадили, ко двору привезли. Сопроводили в залу, кою вы указать изволили…
— Он оттуда выходил?
— Не могу знать, ваше благородие! Я сопроводил, да вам докладывать побежал, что дело сделано.
Разумовский выругался и исчез. На него магия его же амулетов, запрещающая перемещение Знаками, очевидно, не действовала.
Я вернулся к комнату и подошёл к глазку в стене. Разумовский уже стоял посреди нарядного помещения, а оба господина изумленно смотрели на него. Я поднёс к уху трубку.
— … Ван дер Ваальс был здесь? — донеслось до меня.
— Был, но недолго. Поздоровался, по залу побродил, а потом говорит: «Господа, прошу меня простить, неотложное дело!» И вышел. Больше не возвращался.
Разумовский выругался ещё забористее.
— А что случилось, Никита Григорьевич?
Этот вопрос остался без ответа. Разумовский исчез — для того, чтобы в ту же секунду оказаться рядом со мной и Николкой.
— Можешь без прелюдий, — остановил я. — Упустили?
— Да. Эти…………!
— Ого. Я и не думал, что аристократы так загибать умеют. Где насобачился?
— В юности у охотника обучался.
— Вот оно что. То-то, думаю, чем-то родным повеяло… Ну, я — за Министром. Ты со мной?
— А ты знаешь, как его найти?
— Не знал бы, звать бы не стал. Только пообещай рот на замке держать.
Разумовский положил ладонь на рукоять шпаги, висящей у пояса.
— Клянусь.
Я призвал Путеводное Яблоко.
— Леопольд Ван дер Ваальс. Покажи.
Яблоко поднялось на уровень моих глаз. Воздух под ним знакомо загустел. Проступила картина: человек с перекошенным от злости лицом барабанит тростью по стволу дерева.
— Что он делает? — изумился Разумовский.
— Пришёл к какой-то высшей твари. А её, по ходу, дома нет.
Учитывая то, что долбил Ван дер Ваальс по дереву, вариантов было не так уж много. Опять леший. Однообразно пошло, как-то даже как будто нерадостно. Ну что такое леший? На десяток работы. Конечно, Алексея можно взять, чтоб подкачался, Неофита, опять же. Может, Степан подтянется. Хотя что значит «может»? Подтянется, куда он, нафиг, денется. Охотников много не бывает.