Николка, увидевший голографическую проекцию в воздухе, нисколько не удивился и не испугался. Наоборот, подошёл ближе, всмотрелся в изображение и с уверенностью заявил:
— А вот это — он, Министр!
— Серьёзно? — вздохнул я. — Не может быть… Как же мы сами не догадались.
— Если сами могли, тогда зачем было меня брать? — насупился Николка.
— Ну, извини, тут сам видишь, всё немного…
— Я из-за вас часы покрал.
Мы с Разумовским повернулись и посмотрели на Николку. Тот показал нам золотые часы на цепочке.
— Ты их где взял? — спросил я. — Ты ведь даже из комнаты не выходил! Как в том анекдоте про русского в герметичной камере с двумя титановыми шариками, только наоборот.
— Там, в кресле, — уныло сказал Николка, показав себе за спину. — Завалились между подушкой и подлокотником.
— Это Ахриянова часы! — воскликнул Разумовский. — Он их искал… Да как ты прознал, что они там лежат⁈
— А мне почём знать? Оно ж всё будто зовёт меня. Так и поёт в голове: «Иди сюда, Николка, возьми меня! К тебе хочу!» — особенно ежели трости.
— Ну-ка держи, — протянул я Николке амулет, определяющий Силу. Тот, с которым мы вычислили Степана в Обрадово.
Николка взял его, сжал. Ничего не произошло.
— Не охотник, — покачал я головой и забрал амулет. — Просто уникум. Свой, природный. Таких в заповедниках держать надо, чтоб не вымерли.
— На каторге их надо держать, — проворчал Разумовский.
— А я о чём говорю?
— Не губите! — тут же грохнулся на колени Николка. — Нельзя мне на каторгу, у меня здоровье слабое! Дозвольте к доброму графу вернуться! Пока я на птичнике работал, ничего такого и в мыслях не держал, и искушений не знал!
Разумовский, ворча, забрал у Николки часы. Мы вновь посмотрели на голограмму и увидели, что Ван дер Ваальс так-таки достукался.
Дерево, до которого он домотался со своей тростью, отъехало в сторону, и Министр, даже не дождавшись окончания процесса, пошёл вниз, в образовавшийся тоннель. Из тоннеля лился наружу тревожный красный свет. Ступени уводили в лютую глубину. И яблочко, что характерно, дальше следить за Министром не стало. Изображение зарябило и потухло.
— Вопрос на засыпку, — проворчал я. — Куда этот сукин сын мог упереться, что даже мой распрекрасный Знак не сумел за ним последовать?
— Полагаю, ответ может быть лишь один, — отозвался побледневший Разумовский, — и тебе он известен так же, как мне.
Ответ был и вправду известен. Потусторонний, мать его, мир. Тот самый, где черти уже спят и видят, как бы разобрать меня на микроэлементы. А сейчас там до кучи нарисуется Министр и доложит, что всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает. После чего, надо полагать, мне придётся ждать сюрпризов.
Глава 22
— Так… — Я в задумчивости почесал нос. — Значит, вот что мы сейчас будем делать…
— В розыск эту скотину объявлю! — рыкнул Разумовский. — Всю полицию поставим на уши!
— Ну и на кой-ляд нам стоящая на ушах полиция?
— Эм… Не понимаю.
— Вот и я не понимаю. Во-первых, человек (будем называть это так), за которым мы охотимся, обладает нечеловеческой силой, амулетами и вообще всесторонне развитая сволочь. У вас настолько переполнены ряды МВД, что вы хотите послать их на убой?
— Н-да, согласен, это я поспешил… Разумеется, тут — дело охотников. Они должны…
— Охотники если кому чего и должны — всем прощают. Ты можешь только с главами орденов поговорить. Валяй, начинай. Перед тобой глава Ордена Истинного Меча.
Разумовский посмотрел на меня как-то диковато и сказал:
— Я хочу, чтобы ты всех своих людей поднял искать Ван дер Ваальса.
— Да, конечно, не вопрос. Уже третьи сутки ищут.
Взгляд Разумовского сделался опасным.
— Что это ещё за шутки⁈
— А как ты себе представляешь вот это вот «искать Ван дер Ваальса»? — рявкнул я в ответ. — Ломануть толпой в потусторонний мир? Найти это дерево? Есть идеи, в каком оно хотя бы городе? Может, мы уверены, что оно хотя бы в России? Нет. Но даже это — ладно, дерево, допустим, найдём. А дальше?
— Что ты предлагаешь? — Разумовский буквально заставил себя успокоиться.
— Прекратить совершать предсказуемые истерические поступки и подумать, что мы имеем. Первое: Министр как-то чухнул, что он под колпаком. Это говорит нам о том, что он очень осторожен, хотя не очень умён.
— Почему? Откуда такой вывод насчёт ума?
— Элементарно, Ватсон. Умный человек не пойдёт на дело, взяв с собой трость, по которой его можно опознать. А если уж всё-таки пошёл и потерял там эту трость — тогда немедленно, в ту же секунду надо разворачиваться и бежать, бросив всё. Потому что когда тебя вычислят — это уже просто вопрос времени. Министр таких выводов не сделал, стало быть, не самый умный персонаж. С другой стороны, как только мы к нему вновь подобрались, он это почуял и свинтил.
— Быть может, он умён, но слишком самонадеян? Горд до безумия?
— А какая разница? Ты можешь быть хоть Леонардо да Винчи, но если позволяешь, чтобы твоими поступками вместо ума управляла гордыня — значит, ты тупой. Если «Феррари» едет со скоростью сорок километров в час, мигая аварийкой, не стоит рассматривать её, как гоночную машину… Ладно, последнее забудь, считай, что я ничего не говорил.
— Эм…
— Второе, — продолжал я. — Очевидно, что Министр отправился в потусторонний мир докладывать обстановку. Жаловаться и/или просить подмоги. Это значит, что ад может вот-вот нанести удар. И удар не просто по чему-нибудь, а вполне конкретный. Они ударят либо по мне, либо по вам. По вам — на мой взгляд, было бы продуктивнее. Дворец. Власть. Верхушка… Собери здесь на беседу всех глав орденов — и дополнительно облегчи задачу этой твари. Одним махом охотничьи ордена будут обезглавлены. А дальше — всё. Решительный бросок тварей из Пекла на расслабившихся по ноябрьскому делу охотников. Прорыв Заслона. Все в панике, организации никакой, и один за другим города превращаются в руины. А в Петербурге бесчинствуют черти. Тебе с чёртом биться приходилось?
— Нет.
— А у меня опыт был. Работали полусотней. Мало не показалось. Представить, каково это, когда их — сто или тысяча…
Разумовский покачал головой.
— Нет, это невозможно. Есть ведь законы! Да, иной раз черти проникают в наш мир, бывает. Но масштабное нашествие… На это они не решатся.
— Почему? Только потому, что раньше так никогда не было?
Разумовский молчал и сопел. Я кивнул — мол, правильно сопишь, так и продолжай.
— Так что нам делать? — спросил, просопевшись, Разумовский.
Молодец он, всё-таки. Соображает быстро.
— Готовиться. Сообщить охотникам, чтобы завязывали бухать и ждали.
— Ждали чего?
— Ждали всего! Зима близко. Своих местных я сам предупрежу. А ты — займись другими орденами, только не собирай их в одном месте! Используй гонцов. И озаботься охраной дворца.
— А что будешь делать ты?
— Действовать, что же ещё. Если что, на связи. Твой Знак у моих ворот не трону. — Я протянул Разумовскому руку.
Тот крепко её пожал. Заглянул мне в глаза.
— Ты ведь понимаешь, насколько это серьёзная угроза?
— Ой, да я тебя умоляю. Ну подумаешь, черти. В первый раз, что ли… Так, ну где тут этот? Всё, Николка, полетели назад. Хватит подвергать тебя искушениям.
— Слава тебе, Господи, кончилось! — перекрестился Николка.
Сдав ворюгу обратно в птичник, я поспешил домой. Дома всё было в целом хорошо. Но я на всякий пожарный проверил целостность и работоспособность верёвки, не пропускающей за частокол тварей. Здесь тоже всё было ровно и работало в штатном режиме.
Потом я собрал домашних в гостиной и сказал:
— Зима близко. В связи с чем вводится особое положение. До моего распоряжения за ворота выходить нельзя. Кто бы ни приехал, хоть гонцом от императрицы назовись — на территорию не пропускать. В случае чего прятаться в погреб.
— Ещё я по погребам не сидела! — возмутилась Земляна.
— К тебе и Захару последнее не относится. Где он, кстати?
— Да где был, там и есть. С Марфой своей милуется. Кабы и впрямь не размножился…
— Бог этого не допустит. Ладно, Захар пусть остаётся там, где есть. Приедет сюда — если меня дома не будет, не пускать.
— Как это — не пускать? — ахнула тётка Наталья. — А куда ж ему деваться?
— Ну, пусть обратно едет. И там объясняет, что… Что-нибудь объясняет, в общем.
— А почему не пускать? — изумился Неофит.
— Потому что это может быть не Захар.
— Владимир, — подалась ко мне Земляна. — Скажи честно. Чего мы ждём?
— Мы ждём, Земляна, всего, чего угодно. Может быть, кстати, вообще ничего не будет. Но если представить самый плохой расклад, то ждём мы атаки чертей.
— О как… — выдала Земляна.
— Ну, вот так. Да, чуть не забыл! Если вдруг в подвале, в закрытом крыле что-то начнёт рычать, грохотать и прочее… Значит, всё пошло совсем плохо. Тут уж полагайтесь на терминатора и паука, пусть отбиваются.
— А вы?
— Я отправляюсь решать ещё кой-какие дела. Когда вернусь — не знаю.
— А как мы вас-то узнаем, барин? — пискнула Маруся. — Вдруг это тоже не вы будете?
— Если приду «с улицы» и буду требовать, чтобы меня пропустили за частокол — значит, точно не я. Кстати да, если увидите меня за воротами всего в кровище, лежащего на земле и умоляющего спасти — можете ещё и обоссать, только не выходя за верёвку.
— Это я могу! — возрадовался Неофит.
— Не сомневался в тебе ни секунды. Жаль всё-таки Захара нет, вы с ним, мне кажется, прекрасная команда.
Пока я болтал, троекуровский амулет подзарядился. Ему ещё предстояло поработать.
Раздав распоряжения, я метнулся в свой оплот. Выловил Алексея, который уже собирался лечь спать, и объяснил ему, что каждому зашедшему стоит передавать информацию о готовности номер один. Чтоб далеко не уходили, а лучше вообще тусили тут, в оплоте.
Алексей смертельно побледнел — он вообще любил это дело, — но поклялся, что всё исполнит. В принципе, если реально исполнит, а не сбежит куда-нибудь во Владивосток, то можно будет считать, что парень реально прошёл испытание и закрыл все предшествующие грехи. Не самый крутой и сильный охотник, но надёжный.