— Ой.
У деревенского колодца возились пацан лет десяти и девчонка постарше, поднимали ведро. Увидев меня, аж ворот крутить перестали. Уставились во все глаза на дяденьку, в двадцатиградусный мороз шагающего по дороге в одной рубашке.
— Что? — спросил я. — Закаляюсь. Не пытайтесь повторить в домашних условиях. Это я — охотник. Мне можно. — Отодвинул детей от ворота, принялся крутить, поднимая ведро. — Вот что, отроки. Где-то в этой деревне девочка живёт, которой крысы лицо подрали. Знаете такую?
Глава 26
Дети дружно закивали.
— Знаем, а как же!
— Который её дом?
— Во-он тот. По соседству с нашим.
— Ну, отлично. Как раз и санки вам дотащу.
На деревянных санках стояло два ведра. Пока я переливал в них воду, пацан топтался рядом со мной, а девчонка кинулась бежать по улице.
— Сте-еша! — донеслось до меня. — Стешка! Выходь скорее! Тут господин граф охотник тебя ищут!
Стеша не заставила себя долго ждать. Не успел я завезти санки со стоящими на них вёдрами во двор, где жили брат и сестра, как из соседнего дома выскочила знакомая девчонка. В платье, платке и валенках. За девчонкой бежала молодая женщина.
— Стеша! Стешка, ты куда⁈ Стой, оглашенная!
Стеша мать не слышала. Она неслась ко мне. Глаза сияли.
— Лечи!
Остановившись передо мной, Стеша сдёрнула с головы платок. Повернулась искалеченной стороной. Я вытянул вперёд руку.
Исцеление. Шрамы исчезли почти мгновенно, как не было. Подружка, позвавшая Стешу, ахнула и схватилась за щёки. Мать, подбежавшая к нам, узнала меня и изумленно остановилась поодаль.
— Ну? — поторопила Стеша. — Лечить-то будешь?
— Так всё уже. Вылечил.
Стеша посмотрела недоверчиво и схватилась за лицо — в том месте, где были шрамы. Ничего, кроме гладкой кожи, не нащупала и взвизгнула от радости. Бросилась ко мне. Роста, чтобы меня обнять, ей не хватало, я наклонился и взял девочку на руки.
— Долго ты, — с упреком сказала Стеша. — Я жду-жду! Лето ждала, осень. Уж и зима наступила — а тебя всё нет. Грушка со Стёпкой надо мной смеялись, — она метнула сердитый взгляд на соседей, брата и сестру, те отвели глаза. — Говорили, что не придёшь ты! И мамка с батей так же говорили, и бабка Матрёна. Что ты теперь важный охотник стал, про меня думать забыл. А я не верила и всё равно ждала.
— Погоди. Как ты сказала? «Верила»? «Матрёна»?
— Ага! — Стеша заулыбалась. — Я же тебе обещала, что «р» говорить научусь! Вот и научилась.
— Умница. И правильно делала, что ждала. Одна барышня целого принца дождалась, на корабле под алыми парусами. Хотя ей тоже никто не верил, и все смеялись. Но ты круче неё! Ты не просто ждала, а ещё и «р» говорить научилась. Теперь уж точно от женихов отбоя не будет.
Стеша засмеялась.
— А ты где был так долго?
— Да в общем-то не сказать, чтоб далеко. Просто других дел много было.
— Каких?
— Тварей убивал.
— Убил?
— Ага.
— Всех?
— Почти. Немного осталось.
— Это хорошо, — рассудила Стеша. — А когда ты всех тварей убьёшь, что делать будешь?
— Ой, не спрашивай. Вот уж кому не приходится задумываться, что делать, так это мне. Меня дела сами находят.
Яйца на дворцовой площади не было. Я кивнул, нисколько не удивившись. Молодец Разумовский. Если б у меня возле усадьбы такую полезную штуку бросили без догляду — я бы тоже прибарахлил. Ну что сказать — хорошее подспорье местным. Если технологии освоят, значит, и прогресс пойдёт быстрее. И качественнее. А прогресс — это хорошо, это радостно. Главное, чтобы в нужную сторону шёл.
Не думали не гадали инопланетные твари, что не только не завоюют Землю, но ещё, по итогу, оставят её с плюшками. Конечно, убитых не вернуть, уничтоженные культуры полностью не возродить, и это хреново. Но мы победили, а значит, мы сильнее. Сильнее тех тварей, что ещё недавно казались непобедимыми.
К дворцу я шёл от дома Ползунова. Переноситься сразу на место не стал — хотелось пройти, посмотреть, как живёт столица.
А столица вполне себе жила. Ржали лошади, перекрикивались люди, носились, играя, дети. Несколько раз я видел у них в руках золотые косточки. Да, тварей той ночью перебили столько, что немудрено было что-то упустить.
Разумовский встретил меня у входа. Поздоровались.
— Ты как знаешь, что я прийти собрался?
— Долго идёшь. А у меня глаза повсюду.
— Экий ты глазастый… Ну, идём, что ли?
Разумовский кивнул. Мы прошли в то самое помещение, где уже не раз я имел счастье встречаться с государыней императрицей. Она и сейчас была здесь. Не могла сдержать улыбки.
— Ваше величество, — поклонился я. — Прошу прощения, что не явился сразу. Там… разное было.
— Я достаточно хорошо вас изучила, чтобы понять: это не из неуважения.
— Преклоняюсь перед вашей мудростью.
— А сейчас вы ступаете на тонкий лёд. О вашем знаменитом чувстве юмора я тоже наслышана.
О как. Границы. Ну ок, пусть будут. Это ж императрица, в конце концов. Власть, которую я считаю за честь уважать.
— Значит, нас можно поздравить с победой, — продолжила государыня после паузы, которую я не счёл нужным заполнять ничем.
— Окончательной и безоговорочной, — кивнул я. — Мир, породивший этих владык, уничтожен. Больше они нас не побеспокоят.
— Это великолепно. Но что насчёт других?
— Других?
— Да, Владимир Всеволодович. Других. На нашей Земле есть разумная жизнь. Она была на ещё одной. И, насколько я понимаю, есть много где ещё.
— Исходя из чего вы делаете такие заключения?..
— Когда Кощей рассказывал о владыке, он упомянул, что они завоевывали и другие миры.
Вот это мне совершенно не понравилось, потому что тот разговор с Кощеем происходил в приватной обстановке, тет-а-тет, и я его никому не передавал. У Разумовского, выходит, не только глаза везде, но и уши. И с этим я разберусь сегодня же.
Я не подал виду, будто меня что-то смущает.
— Вы правы. Однако это слова. Слова существ, которым нет и не может быть доверия. Ничего конкретного мы не знаем.
— Знаем достаточно, чтобы держать ухо востро, — припечатала государыня. — И нам нужно оружие, которое мы сможем противопоставить возможным врагам.
— Насколько я успел заметить, второе яйцо вы забрали. Или же это сделал кто-то другой?
— Яйцо переместили по моему приказу. Его изучают.
— Прекрасно. Я никаких притязаний не имею. У вас своё яйцо, у меня — своё. Только прошу быть осторожнее. Ни на одной планете Солнечной системы нет пригодного для дыхания воздуха, перенестись туда — значит, умереть. Особенно на Венере. Что же до Юпитера и Сатурна, то там вообще…
— Владимир Всеволодович, — перебила нетерпеливая государыня, — это нас сейчас не интересует.
— Я просто хочу сказать, что будьте осторожны. Люди погибнут — полбеды, а то, что яйцо останется там, и вернуть его будет некому — это другие полбеды. Кто его найдёт — вопрос неприятный.
— Нас интересует другое.
Блин, да знаю я, что вас интересует. И изо всех сил пытаюсь показать, что поднимать эту тему не надо. Но вам ведь прям загорелось… Ладно, давайте начистоту, раз так.
— Знак, позволяющий стрелять в далёкие миры, ведом лишь тебе, — подал голос Разумовский.
— Верно.
— Он нужен нам.
— Но вам он не ведом.
— Именно так. Владимир, не притворяйся, будто не понимаешь.
В тяжёлом молчании я обошёл императрицу и, как она в прошлый мой визит, встал у окна. Заложил руки за спину, окинул взглядом залитый не по-зимнему ярким солнцем Санкт-Петербург.
— Нет.
— Что вы хотите сказать? — холодно спросила государыня.
— Я не хочу сказать. Я говорю. Нет, этого Знака вам не получить.
— Это следует расценить как предательство?
— Не мне диктовать вам, как относиться к моим словам и поступкам, ваше величество. Я в вашей власти. Как дворянин и как охотник. Когда и если возникнет необходимость использовать это оружие, вы легко сможете меня найти.
— И решение, нужно ли его применять, будете принимать вы? — Холод в голосе императрицы превратился в стужу.
— Я хочу, чтобы мой голос в этой ситуации был услышан.
— Владимир, ты неправ. — Разумовский подошёл ко мне сзади. — Ты демонстрируешь её величеству недоверие. Это оскорбление.
— Я думаю, что её величество очень мудра. Достаточно мудра, чтобы понимать: она не будет занимать престол вечно. Она не может отвечать за тех, кто придёт после неё. Не может отвечать за тех, кто её окружает. Вы помните, что при моём участии мы выловили троих предателей из этого дворца. Один из которых был министром. Знак, попав в нечистые руки, может привести к катастрофе. Знак, перенесённый мастером на амулет, может сработать и в руках не охотника.
— Завершите свою мысль, — попросила государыня.
— Вам, полагаю, известна русская пословица о том, что не нужно складывать все яйца в одну корзину. Я предлагаю себя в качестве хранителя Знака.
— Смею заметить, вы тоже не вечны, господин Давыдов.
— Справедливое замечание. Позвольте исправить формулировку: я предлагаю свой род в качестве хранителя Знака. В конце января я планирую заключить брак с Катериной Матвеевной Головиной.
— Значит, вы сможете воспитать своих детей так, чтобы им можно было доверить Знак. А я — нет?
— А вас, ваше величество, воспитывали родители?
Молчание.
— Мы живём в интересном мире, ваше величество. Государственная элита воспитывается специально нанятыми людьми, и дети сызмальства становятся мишенями для интриг. Род Давыдовых, разумеется, тоже не последний в столбцах. Как и род Рюриковичей… Но я в первую очередь охотник, а не аристократ. А охотники — люди простые. И воспитанием своих детей я буду заниматься исключительно сам. Пусть мой дар и не передастся им, но всё равно они будут охотниками.
После долгой тишины государыня-императрица спросила:
— Интересно понять, кто же воспитывал вас, Владимир Всеволодович.