— Вообще-то, это имеет решающее значение, — вставил реплику Пахом Александрович Семёнов, бывший русский крестьянин, ныне также в эмиграции. — Инвестиции.
— Уж ты б молчал, а? — Марфа Кирилловна уже поддала виски с царь-колой, поэтому была навеселе. — Лёнечка наш всё сам придумал, а теперь вот, президенту будет самолёты продавать! Какие ж деньги придумать такое помогут?
Встреча эмигрантов была посвящена именно этому — настоящему успеху Курчевского. Армия США, на основании исследования свойств патентованной корч-древесины, уже заключила с «Аэропланами и двигателями Кёртисса» контракт на поставку пяти монопланов — для испытаний.
Леонид продал неэксклюзивную лицензию на корч-древесину уже двум десяткам авиастроителей, которые уже страшно не успевали со своими самолётами…
А у Кёртисс уже есть почти завершённый перспективный моноплан, который совершит свой первый полёт в начале следующего года. Было время оптимизировать планер и разработать дизайн размещения вооружения, а у конкурентов ничего такого нет.
Армия США изначально хотела биплан, но уже забыла об этом — она очень ветреная особа, эта армия…
— Поднимаю этот бокал за нас, дамы и господа! — встал Леонид. — Наш предпринимательский дух позволил преуспевать даже на чужбине! Это ли не лучшее доказательство того, что мы прирождённые люди дела?
Говорил он это не от всего сердца — у него есть понимание, с чьей подачи и за чей счёт всё это делается…
И Бочкарёва с Семёновым — это, как уже давно понял Леонид, креатуры Немирова, который заслал их сюда с какой-то целью.
Так что он говорил, но не особо верил. Сидеть ему заведующим на заводе, не найди его Немиров.
Но беспокоило его вот что — а почему именно он, Леонид Курчевский?
«Кандидатов было полно», — подумал он. — «Почему именно я, а не кто-то другой?»
— Вот за это стоит выпить… — улыбнулся Пахом и залпом выпил бокал шампанского.
— Великолепные слова, — похвалила Курчевского Мария Константиновна Бострем. — Мы, русские люди…
— Ужин подан, — заглянул в сигарную комнату слуга.
— Ах, — сбилась Бострем. — Что ж, тогда прошу к столу — отведаем, что бог послал…
В гостиную подтянулись остальные посетители дома Марии Константиновны — различные эмигранты из России, преимущество бывшие дельцы, а также офицеры, не пожелавшие присоединяться к сомнительному предприятию Столыпина.
Бывшие полковники, капитаны, штабс-капитаны, подполковники, поручики и ротмистры — Мария Константиновна, получающая деньги с акций в ряде компаний Бочкарёвой и Семёнова, фактически содержит за свой счёт некоторое количество симпатичных ей офицеров…
— Считаю себя обязанным начать этот ужин с тоста! — встал уже изрядно поддатый полковник Ананьев Сергей Онисимович.
Этот воевал за Корнилова, но проиграл. Ушёл на пароходе, прямиком в Лос-Анджелес, где и остался, под крылышком Марии Константиновны.
Его «отрабатывали» Парфёнов и Смутин, но не получили из Центра указания на ликвидацию. Видимо, не натворил ничего этот полковник…
— Красотою вашей украшен этот вечер, дорогая моему сердцу Мария Константиновна… — продолжал полковник Ананьев.
Леонид, как положено, подержал бокал поднятым, после чего выпил его, когда тост был завершён.
Шла светская беседа, в которой Леонид практически не участвовал — он проголодался и налегал на запечённого осётра и закуски с чёрной икрой.
На столах много вина, водки и виски, несмотря на то, что ещё 17 января этого года вступила в силу 18 поправка к Конституции США, запрещающая производство, продажу и даже транспортировку алкогольных напитков.
Население Штатов восприняло происходящее очень болезненно, но поделать ничего не могло — это уже в Конституции.
Естественно, пить от этого никто не перестал, но доставать алкоголь стало гораздо труднее.
Несколько месяцев все держались на имеющихся запасах, а потом стало совсем кисло…
Впрочем, Курчевский и его окружение недостатка алкоголя не почувствовали — когда есть деньги, даже искать ничего не нужно. Нужные люди сами нашлись, сами назвали цены, а деньги уже давно не вопрос.
Поэтому у Леонида в его доме полный подвал различного алкоголя, причём немалая его часть относится к очень дорогим сортам.
Мария Константиновна тоже сделала изрядные запасы и имеет источник их пополнения — ей нужно чем-то поить всех этих прихлебателей, составляющих её свиту…
В целом, Леонид относился к этим крутящимся вокруг неё офицерам без осуждения, хотя презирал их за то, что они трусливо бежали из России. Сам он тут, в США, по заданию, а так бы он ни за что, но вот они — они сбежали.
Пресса сообщает, что у Советской России дела идут не очень, раз она распродаёт оружие и боеприпасы, оставшиеся от старого режима. И это факт — распродаёт.
С другой стороны, есть сведения, что это всё нужно для индустриализации, которая обходится очень и очень дорого.
Американское общество, судя по тому, что слышал Леонид, имеет однозначное мнение — всё это в России ненадолго, потому что режим непонятных личностей не сможет удержаться у власти.
«Что-то мне так не кажется…» — подумал Курчевский. — «Аркадий Петрович не похож на человека, который не знает, что делает. Он знает».
— Подышать мне надо… — изрекла Марфа Кирилловна. — И тебе, Пахом Александрович. И тебе, Леонид Васильевич.
Курчевский понял, что будет какой-то приватный разговор о деле, поэтому встал из-за стола и направился к выходу на балкон.
Остальные участники званого ужина продолжали есть, пить и вести беседы ни о чём, а вот Бочкарёва, Семёнов и Курчевский вышли на балкон, где расселись за небольшим плетёным столиком.
— Нужно поговорить о том, что будем делать дальше… — заговорила Марфа Кирилловна.
— Ага, нужно, — кивнул Пахом Александрович.
— Я готов, — Леонид достал из кармана пиджака сигареты и спички.
— То, что ты сторговался с властями — это очень хорошо, — произнесла Марфа Кирилловна. — Теперь ты не последний человек для американских власть имущих. Этим нужно пользоваться. Мы помогли тебе, а теперь ты помоги нам.
— Как именно? — уточнил Курчевский.
— Нам нужен контракт на снабжение армии сухими пайками, — произнёс Пахом Александрович. — Участвовать будет наша с тобой пищевая фабрика, поэтому ты тоже очень хорошо покормишься с этого.
— Да мы и так выиграем конкурс! — ответил на это Леонид.
Разрабатываемый «железный рацион» (1) сильно отличался от всех доступных на рынке аналогов. Предусмотрена маленькая плитка для разогрева на сухом горючем, есть одноразовые деревянные ложка, вилка и нож, а ещё имеются салфетки и прессованный чай, который можно заварить в одной из опустошённых консервных банок.
В принципе, чтобы съесть этот рацион, не нужно вообще ничего, кроме консервного ножа…
Такого нет больше ни у кого на рынке.
— Не веди себя как дитя малое, — поморщился Семёнов. — Ты будто не знаешь, как это делается. К этой сиське уже очередь стоит из сосунков. Нужно что-то очень серьёзное, чтобы обойти всех.
— Поэтому тебе нужно сделать так, чтобы мы с Пахомом стали вхожи в начальственные кабинеты, — произнесла Бочкарёва. — Ты уже одной ногой там — не опростоволосься и проведи нас. И, как верно сказал Пахом, ты с этого тоже покормишься.
— Меня уговаривать не надо, — улыбнулся Леонид.
*8 ноября 1920 года*
— … квадрат Г17! — выкрикнул Удальский. — Накатом до Д16!
— Принято, «Баркас»! — ответил связист артиллерийской батареи.
Радиостанций в войсках стало больше, но их всё ещё не хватает на всех, поэтому связь осуществляется через протягиваемые провода. Промышленность работает изо всех сил и нехватка, постепенно, устраняется, но Удальскому хотелось бы, чтобы эта проблема решалась побыстрее — он собственной кожей ощущал, что их сильно сковывает нехватка связи…
— Скоро катушка закончится, — предупредил радист. — Надо будет остановиться и примотать вторую.
Загрохотала артиллерия и где-то впереди начали разрываться снаряды.
— Отправляйте эвакуационную команду! — приказал Бронислав. — Поддержать их огнём!
К подбитому «Фиату-Ижорскому», одному из последних в Красной Армии, пошла эвакуационная команда, которую сразу же начали прикрывать пулемётами и пушками стоящие на фоне броневики.
Танк Марк I, его подбивший, уже стоит в пятне выжженной земли и коптит небо чёрным дымом, а вокруг него лежат вражеские танкисты.
Жестокая битва за пашню, что лежит близ города Гарволина, уже прошла свою кульминационную фазу. Поляки решили, что лучше за неё не держаться, поэтому уже начали потихоньку отходить в город. Только делают они это постепенно, сражаясь за каждую лесопосадку.
1-й гвардейский механизированный корпус сейчас разделён на две неравные части. Первая часть, под командованием гвардии полковника Шапошникова, занимается охватом Кракова, а вторая часть, под командованием гвардии полковника Бурцева, выжимает поляков к Висле.
Удальский во второй группе, с меньшей частью механизированного корпуса.
Стрелковые дивизии слегка отстают, но идут по флангам, а кавалерийские полки заходят в оперативно образуемые прорывы. Всё, как всегда.
В позиционную тягомотину поляки всё скатить не сумели, хоть и очень старались, поэтому идёт манёвренная война, с изредка образующимися окружениями вражеских частей — инициатива полностью в руках РККА.
Окружения Удальский не любил, так как для него это не очень однозначные явления: его опыт показывал, что если не получилось сделать всё правильно, а это война, тут так бывает, то враг вполне может прорваться через кольцо и тогда возникает очень много ненужных проблем.
Нет, были красивые эпизоды. Например, когда удалось закрыть в окружении и принудить к сдаче целую пехотную дивизию Войска польского, с минимумом потерь. Но чаще бывало, что противник, пусть и побитый, пусть и ободранный, всё же выходил из окружения.
Чего-то не хватает во всей этой тактике…
Да, всё это сильно сказывалось на боевом духе вражеской армии, когда какие-то подразделения врага неделю сидят в окружении, а затем прорываются к своим, голодные, измученные и почти или вовсе без боеприпасов.