Мексиканский рынок не очень большой — там сейчас примерно четырнадцать миллионов населения, тогда как в США целых сто двадцать.
Его компании ещё очень долго «есть» население Штатов, но лучше заранее позаботиться о том, чтобы перспективная Мексика не ускользнула из-под его «продовольственной опеки».
Люди всегда будут хотеть есть, как можно дешевле и как можно вкуснее. Леонид может накормить миллионы, пусть не так вкусно, как хотелось бы, но зато очень дёшево.
Впрочем, даже со вкусом можно кое-что придумать — в новые типы лапши добавляются кусочки вяленого мяса, сушёные горох и кукуруза, а также особым образом высушенная морковка. Получается гораздо вкуснее, чем просто лапша с солью и перцем. Для Мексики, с её уровнем жизни, это и вовсе пища богов…
Но там не так давно отгремела революция, в ходе которой победили умеренные революционеры.
В стране всё ещё неспокойно, есть незначительный продовольственный кризис — самое время для предприимчивых дельцов…
Первое, что нужно сделать — привести эту страну к соблюдению патентного права. Контрафакторы должны быть найдены и образцово наказаны.
Второе, что обязательно должно реализовать — повышение государственной стабильности. Для этого и нужно это «частное охранное предприятие», создание которого одобрено «людьми сверху», из той самой компании влиятельных лиц, поддерживающих Леонида словом и делом. Больше делом. Не безвозмездно, конечно же.
Ему разрешили применять различные методы, чтобы привести Мексику к стабильности. Только вот он до сих пор не до конца уверен, стоит ли устраивать такое…
— По двигателям — есть новое требование, — тихо произнёс Парфёнов.
— Ну? — посмотрел на него Курчевский.
— Не нукай, не запряг, — поморщился Геннадий.
— Да скажи уже, что надо-то… — раздражённо произнёс Леонид.
— Необходима разработка небольшого универсального двигателя, — произнёс Парфёнов. — Сказали, чтобы был компактным, одноцилиндровым, двухтактным, карбюраторным, воздушного охлаждения. Рабочий объём должен быть не более 100 кубических сантиметров. Разработка под небольшой маломощный мотоцикл. Необходимо предусмотреть возможность установки редуктора для понижения оборотов и повышения крутящего момента.
— Ладно, это мы разработаем, но нахрена редуктор? — озадачился Курчевский.
— Твоя задача — работу работать, — покачал головой Геннадий. — Но, если честно, я и сам не знаю, зачем это. Но раз сказали, что надо, значит — надо. И я не сомневаюсь, что такой хапуга, как ты, точно своего не упустит. Когда ждать линейку мотоциклов? Как ты их назовёшь? K-Moto?
— Может и K-Moto… — не стал спорить Леонид.
Сейчас он начал обдумывать необходимость производства такого маломощного мотоцикла. Зачем это может понадобиться Центру?
— Ах, да, они же даже не сомневались, что тебе придёт в голову идея разработать под этот двигатель мотоцикл, — усмехнулся Парфёнов. — В твоём «секретном» сейфе на втором этаже уже лежит документация.
— М-м-м… — протянул Леонид.
— Мне его, кстати, сдал парень, который его устанавливал — выложил всё, как на духу, за сорок баксов и бутылку пива, — сообщил ему Геннадий. — Лучше не экономь и нанимай фирму. Ты даже не представляешь, сколько домушников мы отгоняем от твоей виллы… Ладно, я пойду, а ты хорошенько подумай о том, что может случиться, если кто-то узнает, что именно ты делаешь…
Он поднялся с шезлонга и направился в дом.
Леонид тоже подорвался с шезлонга у бассейна и быстро забежал в дом с другого входа. Далее он поднялся на второй этаж и ворвался в свою главную спальню, где находился его «секретный» сейф.
Введя комбинацию, он открыл его и обнаружил папку, лежащую поверх толстых стодолларовых пачек. Пачки были как и с Линкольном, то есть, серии 1880 года, так и новые, с профилем Франклина, серии 1914 года.
Но деньги его не волновали, у него их очень много и эти сто двадцать тысяч ни на что не влияют, а вот папка — она его очень интересовала. Он чувствовал, что от неё исходит перспектива заработать ещё больше.
Чем больше он зарабатывает, тем лучше дела у его Родины — уже налажена тайная поставка валюты в СССР, через благотворительный фонд на Кубе. Схема очень простая, но беспрецедентная — Курчевский сливал огромные деньги в благотворительный фонд, который помогал местным жителям только на 50% от поступающих сумм, а остальное исчезало бесследно.
Дальше эти деньги окольными путями уходили в СССР.
«Люди сверху» думают, что понимают его действия — человек от Вудро Вильсона, бывшего президента США, сообщил ему, что Леонид может не прятаться и действовать более открыто, ведь крыша у него надёжная.
Они думают, что он делает это ради налоговых льгот. В США у него есть два десятка приютов, которым он помогает, чтобы вычесть из налогооблагаемого дохода все разрешённые 15%. А по поводу Кубы они думают, что он выводит так из-под налогообложения ещё какую-то часть дохода, чтобы финансировать какие-то свои не совсем законные дела…
Именно через Кубу так ещё никто не делал, он первый.
Только вот 50% от его кубинских пожертвований уходит в СССР, чтобы ему было, чем оплачивать услуги иностранных специалистов и патенты. По сути, часть патентов, выкупаемых советским правительством, куплена на деньги Курчевского.
«Посмотрим…» — открыл он папку.
Внутри были несложные схемы и чертежи. Леонид сел в кресло рядом с «секретным» сейфом и начал изучать их.
Через несколько минут он понял, что речь не о мотоцикле, а о чём-то другом. Это нечто будет небольшого размера, возможно, слегка нелепого вида, но идеально подходящим для быстрого перемещения по городу.
Абсолютно ничего сложного. Неизвестный автор схемы предложил назвать это scooter. Леонид «модернизировал» это название — теперь это будет K-scooter.
Теперь всё это нужно очень грамотно перечертить, будто бы он сам всё это придумал. Все считают его гением инженерии и визионером, поэтому вообще никто не удивится, что «Курчевский опять что-то придумал».
— М-м-м… — принюхался Леонид. — Чую запах денег…
Примечания:
1 — О прирождённых убийцах — в нашем ночном эфире рубрика «Red, ты зачем мне всё это рассказываешь⁈» — есть такая интересная штука, которая называется механизмом ингибирования насилия. Эта штука есть у всех видов живых существ, в том числе и у человеков, которые от животных отличаются только гиперразвитым неокортексом, который и обеспечивает нас высшими когнитивными функциями, но всё остальное — это очень старая прошивка, миллионы лет обновлявшаяся прямо на лету, без приостановки работы. Вот и получается, что механизм ингибирования насилия нам тоже присущ. Что это такое? Учёные начали замечать эту странную фигню ещё в середине XX-го века. Конкретно Конрад Лоренц (был профессором в 40-е, но его призвали в Вермахт, а потом он попал в плен под Витебском, после чего покатался по лагерям в СССР, в качестве военнопленного), обратил внимание, что животные хоть и могут легко убивать друг друга, почему-то этого не делают. Например, в ходе выяснения межличностных отношений, вороны легко бы могли выклёвывать друг другу глаза, а волки грызть друг другу глотки, но их конфликты ограничены лёгким насилием, без членовредительства. Точнее, если и бывает членовредительство, то чисто случайно, а не намеренно. И дальше Лоренц развил мысль, что это что-то вроде встроенного «предохранителя», из-за того, что эти виды животных вооружены от природы, а вот человеки изначально не вооружены (кроме Майка Тайсона — этот точно был вооружён с рождения), поэтому у них этого механизма, якобы, нет. Только вот позже выяснилось, что механизм этот есть и он развит не хуже, чем у воронов или волков. Оказалось, что основная причина ПТСР у солдат — это не страх быть убитым, а страх убить. Встроенный «предохранитель» у нас есть и именно из-за него нам тяжело осознанно пристрелить или зарезать человека, который нам, в принципе, ничего не сделал. А на поле боя это всё именно так и есть — одна группа вооружённых людей стреляет в другую группу вооружённых людей, и вся мякотка в том, что лично друг другу ни один член этих групп ничего не сделал, но всем им надо убивать. Это, можно сказать, врождённая «мораль» в действии. И когда кто-то говорит, что без религии все человеки сразу же похватают колюще-режущее и побегут друг дружку резать, насиловать и грабить, ведь всё резко станет можно — ну, как минимум, неплохо было бы выяснить, с какой целью он это говорит. А ещё неплохо было бы у него спросить: «Тебя и правда сдерживает от всего этого только твоя религия?» В общем, это к вопросу о заповеди «не убий», которую монополизировали некоторые религии. Американские военные, кстати, провели множество исследований, чтобы понять, почему солдаты так плохо стреляют и так мало убивают, ведь их озадачил вопрос: «Мы что, мало денег выделяем на стрелковую подготовку?» Результаты исследований им не понравились. Солдаты не не умеют, это ведь дело нехитрое, а просто не хотят убивать. Без присмотра компетентного командира большая часть солдат на поле боя предпочитает отлежаться где-нибудь бездеятельно, пока всё не пройдёт. После битвы при Геттисберге (Гражданская война в США) было обнаружено 27 тысяч брошенных винтовок, из которых 90% были заряженными — солдаты тупо не смогли заставить себя выстрелить в себе подобных и просто бросили оружие. Кстати, наиболее эффективно большая часть солдат может стрелять на поражение только с большой дистанции или из коллективных средств поражения. Например, пулемётный расчёт или экипаж танка может без особого колебания расстреливать наступающих солдат противника, потому что там совершенно иная психология — сплочённый коллектив. В конечном счёте, намеренно мажущего пулемётчика быстро сдадут командованию и заменят на менее колеблющегося. Ещё лучше дела обстоят на бомбардировщиках и в артиллерии — если ты не видел свою жертву, то, получается, как бы и не убил. В общем, 98% людей изначально вообще никак не пригодны в качестве хладнокровных убийц. Их надо бросать в ожесточённые бои, чтобы их там психически сломало, чтобы они потеряли там свою человечность и тогда, под воздействием невыносимого стресса, ингибитор насилия даст сбой и в распоряжении армии станет больше прирождённых убийц. Только вот есть небольшой процент людей, которым всё это переживать не нужно. 2% населения планеты Земля. На самом деле, 2–2,5%, хотя по некоторым данным цифра доходит до 3%. И кто это? А это психопаты и социопаты. У них в башке изначально нет никаких ограничителей и ингибиторов, поэтому они легко могут сделать ту грязную работу, которую не могут выполнить 98% психически здоровых людей. В случае с психопатами это врождённая тема, психопатом нельзя стать, им можно только родиться, а вот социопатия — это нечто приобретаемое. Просто вот этот психический надлом, из-за которого разрушаются все ограничители, происходит где-то в течение прошлой жизни этого индивида, а не в условиях боевых действий, поэтому, к часу «Х», ему уже глубоко всё равно, кого и как убивать. Ключевая мысль этой сноски: в норме, для психически полноценного человека, ненормально убивать себе п