Действовать было необходимо безотлагательно, поэтому рана была вскрыта, очищена, после чего посыпана стрептоцидом и зашита.
— Будем наблюдать, — сказал доктор Дарзи. — Я думаю, что сделал всё, что могу. С вами будет мой ассистент, а я пойду к мистеру Чедвику — у него разыгралась подагра. Зовите сразу же, при любом изменении.
— Но что это за яд? — спросил Лоуренс.
— Это нам ещё предстоит установить, — улыбнулся доктор. — Карл, помести этот шип в колбу и запечатай её. Мне очень интересно, какими ядами травят друг друга аборигены…
Успокоенный оптимизмом Ричарда Дарзи, Томас не стал разлёживаться зазря, а занялся кабинетной работой. Никто здесь не понимает реальную обстановку в Афганистане так, как её понимает он. Многие офицеры высокомерно полагают, что имеют дело с примитивными варварами, погрязшими в вечной резне, но Лоуренс видел в их взаимодействии ровно такую же политику, что и в Европе, только реализуемую более открыто, без экивоков и обиняков.
«Когда начинаешь видеть в аборигенах точно таких же людей, как и ты сам, на что не способны многие мои знакомые, обретаешь инструменты для управления происходящими между аборигенами процессами», — подумал Лоуренс. — «Немиров пришёл сюда с этим знанием. Он видел в аборигенах людей с самого начала и принял их правила. И в рамках правил их быта он завоевал невероятное уважение среди самых важных членов этого общества — воинов. А старейшин он подкупил. Он знал, что они алчны до власти и денег — он дал им не власть и деньги, а путь к ним. И теперь они считают, что делают то, что выгодно им, но реальность такова, что они делают то, что выгодно Немирову. Его тут нет уже давно, но они продолжают делать выгодные ему действия. Это изощрённое мастерство».
Лоуренс сдержался от того, чтобы почесать рану.
Через несколько часов он поужинал, после чего уселся в кресло, стараясь не обращать внимания на неприятное ощущение в шее. Шум суеты дня понемногу затихал, за окном догорал закат. Томас решил посвятить вечер анализу докладов о текущем положении дел в Афганистане, но мысли возвращались к странному покушению.
Он разглядывал шип, теперь уже запечатанный в стеклянной колбе. Хвостовик из пакли, костяной наконечник… Примитивное на первый взгляд оружие, но продуманное. Кто мог бы пойти на такой шаг? От кого мог исходить этот замысловатый удар?
«Они знали, где я буду, и выбрали момент, когда я останусь без охраны, — размышлял Лоуренс. — Это не случайное нападение. Это предупреждение… или попытка убрать меня с шахматной доски».
Задумавшись, он услышал лёгкий стук в дверь. Ассистент Дарзи, Карл, вошёл в кабинет и дежурно улыбнулся ему.
— Доктор попросил меня поинтересоваться вашим самочувствием, сэр, — начал он, держа в руках небольшой футляр с лекарствами. — Беспокоит ли рана?
— Несильно, но ощущения странные, — Лоуренс откинулся в кресле. — Вы уверены, что обработка была достаточной?
— Абсолютно, — Карл ненавязчиво поставил футляр на стол. — Однако доктор поручил наблюдать за вами. Если появятся лихорадка, слабость или отёк, я сразу сообщу. Могу я чем-нибудь помочь?
Лоуренс отрицательно качнул головой. Карл вышел, а Томас снова остался наедине со своими мыслями. Его беспокоило не только возможное воздействие яда, но и более глубокий вопрос: кто стоит за этим?
Он раскрыл записную книжку, вытащил карандаш и начал составлять список подозреваемых.
«Самый очевидный подозреваемый — Аркадий Немиров», — подумал Лоуренс. — «Этот никогда не оставляет нападки на себя без ответа. А всё потому, что такое поведение очень плохо влияет на репутацию».
Modus operandi (2) генерала Немирова предполагает, что ответ должен быть ассиметричным — Томас, пусть и никогда не общался с Немировым публично, знал его очень хорошо.
Эти размышления увели его глубоко в ночь. Время от времени он ловил себя на том, что рука бессознательно тянется к ране. Зуд усиливался, а вместе с ним усиливалось ощущение тревоги.
А вот ночью, когда он уже лёг спать, уснуть не получилось — ощущение в шее превратилось из лёгкого зуда в ноющую боль.
Лоуренс ворочался в постели, пытаясь найти удобное положение, но тщетно. Мысли начали путаться, а тревога, казалось, заполняла всё его сознание.
«Что, если я уже умираю?» — с паникой подумал он, прислушиваясь к нарастающей пульсации в районе раны. — «Дарзи ошибся? Или яд оказался хитрее, чем мы предполагали?»
В какой-то момент Лоуренс не выдержал. Он поднялся с кровати, накинул халат и направился к комнате Карла. Тот, как и ожидалось, дежурил, сидя за столом с книгой.
— Карл, мне нужно, чтобы вы срочно разбудили доктора Дарзи, — произнёс Лоуренс, стараясь говорить ровно, но голос выдавал волнение.
— Что-то не так, сэр? — Карл тут же отложил книгу и встал.
— Боль усиливается, да и состояние моё какое-то… необычное, — сообщил ему Томас. — Я не хочу рисковать.
Карл, не задавая лишних вопросов, поклонился и поспешил к покоям доктора. Лоуренс вернулся к себе, пытаясь сдержать нервозность. Он посмотрел на рану в зеркале: вокруг места попадания шипа кожа приобрела воспалённый красноватый оттенок, слегка опухла. Это было плохим знаком.
Спустя несколько минут в комнату вошёл Дарзи, держа в руках свой медицинский чемоданчик. За ним следовал Карл, сжимая фонарь.
— Опишите симптомы, — сухо начал доктор, устанавливая лампу на столе и открывая чемоданчик.
— Усиливающаяся боль в шее, чувство жара, и я не могу сосредоточиться, — ответил Лоуренс, прикрывая глаза рукой. — Зуд нарастает, и, кажется, что я слышу какой-то странный шум, как будто пульсацию.
Дарзи кивнул и жестом пригласил Томаса сесть. Он осмотрел рану, осторожно ощупал опухшую область.
— Это не похоже на обычную инфекцию, — задумчиво сказал он. — Пульс учащён, температура повышена. Возможно, яд начал распространяться по кровеносной системе.
Он достал небольшой шприц и ампулу с прозрачной жидкостью.
— Я введу вам противовоспалительное средство и попытаюсь промыть рану ещё раз, — проанонсировал он свои дальнейшие действия. — Возможно, шип содержал сложную смесь из разных ядов. Мы не можем позволить себе промедление.
Лоуренс молча кивнул. Он доверял Дарзи, но мысль о том, что яд может оказаться неизвестным и неустранимым, холодила душу. В процессе обработки раны боль немного стихла, но общее состояние всё равно вызывало беспокойство.
— Нам нужно больше времени, чтобы изучить этот яд, — сказал Дарзи, закрывая свою сумку. — Утром я отправлю запрос в лабораторию, возможно, они смогут проанализировать содержимое шипа. А пока постарайтесь отдыхать. Карл останется с вами.
— Спасибо, доктор, — выдавил Лоуренс, чувствуя, как вены в его висках пульсируют в такт тревожным мыслям.
Дарзи удалился, а Лоуренс, чувствуя себя словно в капкане, вновь лёг на кровать.
Уснуть не получалось. Он понимал, что это невозможно, так как его разум охватила паника, а самочувствие было настолько плохим, что он уже не сомневался, что медленно умирает.
В конце концов, ему удалось задремать, а затем, через несколько часов, уснуть. Только это уже был не сон…
— Примерно в четыре часа тридцать минут, — констатировал доктор Дарзи, когда пришёл засвидетельствовать смерть Томаса Лоуренса. — Смерть наступила в результате остановки сердца, вызванной неизвестным ядом, попавшим в его организм через отравленный шип. Карл, запиши это.
— Слушаюсь, доктор, — кивнул ассистент.
Лаборатория сообщила, что в составе из шипа обнаружен уксус, капсаицин, а также неизвестное, пока что, вещество. Агрессивные свойства уксуса разрушили яд, поэтому его идентификация невозможна — но это значит, что отравитель смешал ингредиенты непосредственно перед выстрелом, что свидетельствует о компетентности убийцы.
Поисковые мероприятия не дали почти ничего. Но одно установили точно — выстрел был произведён из духового ружья, обломки которого обнаружились в квартале к юго-западу от штаба Индийского управления. Стреляли с крыши гружёной углём телеги, а стрелял, как выяснилось, какой-то прокажённый, обмотанный тряпками с ног до головы.
Прокажённого, естественно, не нашли, но зато нашли его одежду, брошенную в трущобах к югу от штаба. Прокажённые так себя не ведут, поэтому следствие было уверено, что это была маскировка.
Спустя две недели образец яда был доставлен в Лондон, где его в течение месяца изучала целая лаборатория. Удалось выделить неповреждённые остатки яда, которые были идентифицированы как рицин.
*29 июня 1925 года*
— … и мои глубочайшие соболезнования семье и близким, — закончил свою речь Уинстон.
Сара Чепмен, мать Томаса Лоуренса, не сдержалась и зарыдала.
Черчилль отошёл от кафедры.
Хоронили Лоуренса на отдельном кладбище церкви Святого Николая, в присутствии малочисленной группы скорбящих. Присутствовать хотело гораздо больше людей, но семья Томаса решила, что ей не нужно массовое мероприятие. Тело стояло в церкви достаточное время, чтобы все желающие могли попрощаться.
Отец его умер в 1919 году, поэтому Сара называла себя Сарой Чепмен, хотя не имела на то никакого права — они никак не скрепили свой союз.
«Проклятые большевики», — раздражённо подумал Уинстон, садясь на своё место и готовясь слушать Эдварда Форстера, пожалуй, самого известного современного писателя Великобритании. — «Это точно не обошлось без их участия. Возможно, это они всё устроили».
Положение в Афганистане было и без того плохим, так как младоафганцы и эмир Аманулла-хан теряют контроль над ситуацией.
Оружие и боеприпасы тонут в этой стране, как в бездонной бочке, а результата всё нет и нет. Черчилль лично уговорил Лоуренса на «последнее задание», а тот не очень хотел ехать куда-то ещё, после того, что натворила Британия с данными им обещаниями…
Как минимум часть ответственности за гибель Томаса лежит на Уинстоне — он чувствует это.
Впрочем, погиб Лоуренс не зря: он сумел консолидировать часть пуштунских родов вокруг одного уважаемого муллы и уговорить его действовать совместно с джиргой конфедерации Гильзаи.