— А? Зачем? — спросил возничий, но остановил транспорт.
— Пошёл вон. Пошёл вон, кому я сказал! Видеть тебя не хочу! — снова закричал вмиг покрасневший мастер.
— Да что такое⁈
— Я в одном дилижансе с тобой не поеду, тварь!
— Это из-за книги? Что же вы так сразу! Писатели тоже благословлённые Этием смертные, которые стараются…
— Во-первых, не книга, а говно. Во-вторых, не писатель, а душевнобольной человек. В-третьих, вылазь, пока я тебя сам не выкинул!
— Да будем вам, мастер. Что вы так взбудоражились из-за книжки какой-то. Вы так не злились даже когда вам Адрион Торвандори сказал поправки внести в сюжет картины… Что же началось вдруг⁈
— Нет, Аша ты не понимаешь. Там… там такое…
— Ну что?
— Там автор буквально какой-то шут, который ничего в жизни не видал и вообще не понимает как мир устроен. У него пятнадцать книг про гарем, цикл на двенадцать миллионов символов, но он даже не знает, что такое гарем. Будто ему даже в бордели не дают и он свои маня-мечты решил в книге расписать! А в реальности… гарем — это огромная ответственность. На любого шейха посмотри! Он за своими жёнами и следит, и платья дарит, и на отдых возит, и время для каждой находит, и выслушивает их кудахтанье, а уж как тяжело с гаремом в постели справится… а если не справишься, то опозоришься. Ведь жена это тебе не мебель, которую в пространственный артефакт спрятать можно! И этот шут, который даже одну свою жену обеспечить не может… что-то пишет про гарем и как там всем будут перед ним пресмыкаться, хотя на деле… всё… я умираю… инсульт… всё… это конец… я умру в дилижансе… какая глупая смерть…
— Так, вот таблеточку, а что касается инсульта… — тут же всполошилась Аша. — Кажется всё в порядке. Симптомов у вас нет.
— Да, нормальный цикл, главное, что сюжет интересный…
— Там же… там же даже морали нет, там… там главный герой получает кошко-жён и экскалибуры просто потому что рояль. Там ни у одного героя даже намёка на личностное развитие нет, а сюжет строится по принципу: встретился с врагом, проиграл и чуть не умер, тренировался и затем снова столкнулся с этим врагом, после чего копировать и вставить, повторить четырнадцать раз… всё… теперь точно инсульт… сюжет бляха…
— Согласна, — внезапно на диалог пробило и Офлею. — Когда какой-нибудь писатель придаёт нимфомании гламурный оттенок и в своём бессилие создать действительно достойного персонажа, наделяет того магией условного совращение девиц… которые по идеи ведомы лишь инстинктом, но в какой-то момент по неизвестным причинам находится в этих чувствах место какой-то действительно волшебной и искренней любви… это выглядит скорее очень жалко, нежели романтично. Я, кажется, первый том читала, так и не поняла в чём посыл… можно же сделать героя просто хотя бы ответственным, заботливым, понимающим. На крайний случай крайне напористым и богатым. Так гарем будет выглядеть более… достоверным. А когда главный герой… фактически пацан, какой-то студент-желторотик из магической академии, а на него все вешаются просто потому, что… Просто потому что. Так ещё и сила его заключается исключительно в какой-нибудь уникальной магии. В результате всё выглядит так будто автор проецирует свои слабости и недостижимые желания, рождённые по причине собственного неуспеха с противоположным полом и неспособность реализоваться самостоятельно. Я бы, например, лучше написала книгу, где главный герой тоже владеет магией совращения, но при этом подавала бы его как раз с негативной стороны. Своей магией он бы отчаянно пытался получить ту самую любовь, а в конце книги осознал, что это немного не так работает и что магия не даст любви. Он бы начал меняться сам, делать выводы, развиваться, разумеется, после ошибок, ведь именно ошибки толкают нас вперёд и заставляют развиваться, стрессовые ситуации. И там уже окажется, что ему эта магия совращения и не нужна.
— Так напишите. Думаю, у вас получится, — тут же предложила Аша. — Идея хорошая.
— Всяко лучше этого «Слава роду» будет… — согласился красный как помидор Густав.
— Не, нудная чушь. Никто читать не будет, — ответил Алистер, вдруг оторвавшись от бутылки. — Плюс нужно не одну книгу писать, а цикл, иначе не окупится время. И не с моралью, а как раз с лёгкой реализацией удовлетворения всех этих слабостей. Большинство смертных в Эдеме — слабы и несчастны. Это факт. У них нет и не будет гаремов. Их не воспитывали великие лариосы, а вырастили такие же слабые и несчастные родители. С детства их учили говорить, а не слушать. Обещали не наказывать, а затем били. Учили не нравственности, а как бы урвать своё и втоптать в грязь чужого. Они не аристократы, они обычные смертные, полные проблем, так ещё и жизнь бьёт исподтишка постоянно. И читают они книги не для того, чтобы видеть чей-то рост, а для того, чтобы хотя бы через героя, такого же простака, как и они, прикоснуться к недостижимому в реальности. Забыться в мире фантазий, где всё легко и просто, где на голову свалиться рояль и решит все их проблемы. Хотя бы на секунду исчезнуть из жестокого мира.
— Да, резонно. Так и есть, — согласно кивнул телохранитель. — И именно спрос же рождает предложение. Поэтому «Слава роду» и читает весь Эдем, а всякие там замудрённые книжки, где автор наивно думает, что кто-то будет читать его нудные монологи «не о чём», которые напоминают скорее учебник высшей математики, чем художественную литературу… Нет, это глупо. Как и глупо на это обижаться, сетовать на какое-то там… Этий сохрани… быдло, которое просто не может познать весь «гениальный гений».
— Потому что получения удовольствия от книги зависит в равной мере и от читателя, и от автора, — вдруг Офлея вспомнила слова своего наставника. — Прямо, как и результат моей работы зависит в равной мере от меня и от качества технического задания. Как результат обучения зависит в равной степени от ученика и от учителя. Такой принцип можно много где применить: в той же любви, в армейской сотне, в трактовке замысла Творцов. Вроде всё так просто, но… никто это не применяет.
— Да, хорошая мысль, — согласился слегка успокоившийся Густав. — С одной стороны если никакой морали в книге нет, то как читатель может найти там что-то ценное? А с другой если читатель не понимает, что добро и зло относительные понятия, то как он поймёт что-то большее, чем незамысловатый сюжет, основанный на банальной мести? Конечно, можно пояснить за относительность, что и будет лучшим вариантом, но я даже боюсь представить сколько ещё элементарного придётся объяснять. Ведь… многие действительно верят в какое-то абсолютное добро. Выходит, нужно пойти на компромисс? Скажем дать и то, и другое?
— Кому-то может и нужен этот компромисс, но… не знаю как там другие всякие авторы, но автор «Слава роду» и ему подобные просто зарабатывают деньги. Есть потребитель, их желания, получаем результат. Всё просто… — произнёс Алистер, ухмыльнулся и наконец-то приложился к бутылке после неприличного долгого воздержания. — Просто представьте, да, что вместо гарема или экошнчика автор через главного персонажа начнёт задаваться вопросами о любви? Только что сцена с гаремом была, а тут прямо в лицо тебе плюют тем, что похоть ничто иное как животный инстинкт и ты вообще оказывается всё это время не мог и трёх различий между любовью и сексуальным влечением назвать. На таком моменте книгу просто бросят читать. Нет, кто-то останется, но…
— Но от деятелей искусства почему-то ждут не искусства, а удовлетворения спроса. И вот уже писатель не автор, а продавец, который должен подобно шлюхе делать всё, что захочет клиент, — грустно вздохнул Густав, вспоминая как пришлось убрать статую второй жены Зелгиоса из-за того, что второй сын её не желает видеть, а ведь она часть цельной истории и ничего с этим не поделаешь.
— Приехали, — произнёс удивлённый возничий.
Не поездка, а приключение на целую главу. И ведь казалось бы… немой орк, распутная девица, алкаш, прораб, матерящийся мастер… но каким-то чудом диалог у них состоялся. Хотя и сами эти личности далеко не случайные путники с дороги. И всех их объединяет что-то одно.
Может где-то здесь чьи-то похороны проводят?
Что-то кончается, что-то начинается
2350 год пятой эры по единому календарю. Пять лет спустя сыгранной Алентиной пьесы, после которой в том же году Лансемалион Бальмуар совершил свою главную ошибку и поехал в сердце Эдема.
— Пф-пф-пф… тяжело… тяжело… — бурчала себе под нос Ада, разгоняя в подземелье пыль, пауков, каких-то других неизвестных насекомых. — Откуда здесь вообще пыль и живность всякая?
— Горгульи же ходят, с них сыпется. А живность… забегает тоже, — пожимая плечами отвечал Хранитель, который тоже помогал с уборкой.
— А что было в третьем хранилище?
— Клык пустотной гидры.
— А кто его забрал?
— Это уже немного личная информация. Я же про тебя всем подряд не рассказываю.
— Резонно, — вздохнула девушка, продолжая влажную уборку.
Страшно и подумать, но ведь когда-то полуэльфийку никто не называл Огненной Бестией и жила она в далёком-далёком мире, ничего не зная об Эдеме. Но всё изменилось и в 2273 году, семьдесят семь лет назад глупая деревенская девка оказалась попаданкой. Чудом каким-то путь не закончился рабскими шахтами… хотя нет, не чудом, а довольно привлекательной внешностью, из-за которой тут же всё чуть было не закончилось изнасилованием.
Теперь же… Ада всё равно понимала, что целый век жизни — если быть точнее меньшее века, но не суть — лишь плевок в мировой истории. Стоит только на пару лет вылететь с арены, как снова никто не знает Огненную Бестию. А ведь она когда-то почти голыми руками без всякой магии одолела опасного зверолюда и выжила на подставном бое. А сколько побед потом было сделано… м-м-м… всё уже забыто, всем плевать. Даже если бы поколения не сменялись, то в центре внимания быстро появляются всё новые конкуренты. Хотя… где-то в Анхабари остаётся маленькая табличка с именем легенды. Правда… кто в эти залы ходит… а даже если ходит, то скорее к статуям великим, а почётную доску… на них и свободного места нет, а имён — не сосчитать. Так что вся уникальность теряется. Легендой она была тогда, в ту минуту, в момент победы, теперь же… снова безымянная никчёмность.