Разумеется, я был опытным мужчиной и мог бы не поддаваться на такие женские уловки. Но разве король не может позволить себе маленькие слабости? Я мягко подхватил тихо взвизгнувшую девушку и понёс её к реке на руках. И, могу признаться без тени лжи, пожалуй, это занятие любовью было лучшим из всех, что было у меня за всю жизнь в королевствах. А может, и не только в них...
Труды, вложенные в эту интригу, вне всякого сомнения, стоили каждой потраченной секунды.
Глава 27
Мы с Меллистрией возвращались в город молча, каждый думая о своём. Затрудняюсь сказать, о чём думала королева, однако я был просто переполнен самодовольством. Несомненно, владычица Таллистрии не была лишена лёгкой наивности и некоторых недостатков, но это с лихвой компенсировалось неплохим умом и крайней эффектной красотой.
Это была хорошая игра, и я победил, получив и её, и Таллистрию. Теперь стоило обратить свой взор дальше, обдумывая дальнейшие планы покорения королевств. Взять Бингл? Алхимики там, конечно, лучшие, но вот граница Таллистрии с Бинглом пролегала через почти непроходимые болота. Легче всего в руки упал бы Харен, учитывая, что его королём был рыцарь-странник, но в этом и была загвоздка: его смещение могли не понять в ордене. Нелея была бы неплохим вариантом: отрезанная от остальных непроходимыми горами и лесами, имеющая единственный горный перевал, эта страна могла послужить неплохим убежищем. Но мне претило думать о том, что когда-то туда придётся отступать…
Оставались Ниора и Лиссея. Наверное, в чём-то эти королевства можно было назвать антагонистами, подобно Ганатре и Палеотре: пустынные земли Ниоры были едины под властью всесильного монарха, а зелёные холмы Лиссеи наоборот, были рассадником аристократической вольницы, где сам король был лишь первым из равных. Страна пустынь и страна бардов — с кого же мне начать? Покорение разрозненной страны могло показаться лёгким вариантов, но с репутационной точки зрения можно было потерять немало. А вот короля Ниоры уважали немногие: быть может, если вторгнуться под предлогом освобождения от его тирании, аристократы легко поверят в это…
Открытые городские ворота пустовали, когда мы с Меллистрие приблизились к ним: приказа вернуться на посты и в жилые дома пока не поступало, и жители вместе с солдатами исправно отсутствовали, выполняя волю своего короля и его королевы. Я уже было собирался направиться в королевский дворец и отменить приказы… Но именно в этот момент на безлюдную улицу, мощёную камнем, медленным, неторопливым шагом вышел человек в иссиня-белом балахоне, преграждая мне дорогу.
Я остановился, смерив взглядом наглеца. Синий и белый… Цвета Ренегона. Но неужели он явился один?
— Представьтесь, мастер Наглец. — прищурился я. — Вам никто не объяснял, что невежливо загораживать дорогу королю и его королеве?
Человек откинул сине-белый капюшон и посмотрел на меня пронзительными тёмно-синими глазами. Он был молод: лет тридцать на вид, не больше, но совсем не создавал впечатление юнца. Не будучи лысым, мастер имел невероятно короткие, идеально срезанные волосы, тонкий греческий профиль и изящный аристократический нос.
— Моё имя Мастер Гастон. — представился человек. — Милостью Отца нашего я первый советник его святейшества Этериаса Инвиктуса, руки самого создателя, и доверенная рука Его Величества Кормира II, величайшего из владык людей.
— Очень рад за вас, мастер Гастон. — равнодушно посмотрел на человека я. — Но вы мне определённо не нравитесь. Будьте любезны покинуть наш город.
— Боюсь, я не могу этого сделать. — покачал головой наглец.
— А это и не предложение. У вас нет власти и выбора здесь — нацепил на лицо брезгливо-надменную маску я.
Однако Гастон не моргнул и глазом, продолжая изучающе смотреть на меня. И вскоре спокойно заявил:
— Человек по имени Горд, именуемый владыкой пламени, воином стального обруча и повелителем синевы и бирюзы. От имени церкви нашего Создателя и Его Величества Кормира II Ренегона я обвиняю вас в преступлениях против всех добрых людей королевств. Вы виновны в узурпации власти, что не должна принадлежать лишь одному человеку, и принесли множество страданий нашему народу. Вы обвиняетесь в практике искусств столь отвратительных, что требуют жизни людей для их использования. Вы убивали и грабили людей Септентриона, совершили множество злодеяний столь страшных, что даже худший из безумцев ужаснулись бы им. Множество невинных людей погибло от вашей руки. Я сомневаюсь, что есть хоть что-то, что может вас оправдать, однако… Хотите ли вы сказать что-то в свою защиту?
Речь неплохая. Но я и так уже знал, что они знают. Сложно сказать, владел ли первый советник главы церкви искусством, позволяющим определять ложь, но рисковать такой возможностью я не собирался. Поэтому я просто с лёгким любопытством осмотрелся по сторонам, выпустив из себя лёгкую, незаметную волну смерти.
Импровизированный сонар обнаружил почти семь десятков человек рядом. Два из семи ощущались особенно ярко: наверное, мастера…
— Значит, вот как вы решили ударить. — понимающе покивал головой я, осматривая окрестности. — Занимательно.
Мастер Гастон, посмотрел на меня с лёгким недоумением. Кажется, он ожидал от своих обвинения хоть какого-то эффекта: яростного отрицания, возмущения, зловещих признаний… Но никак не равнодушного понимания и того, что на него будут смотреть так, как на клопа, от которого ожидаешь, что тот станет вонять.
Поджав губы, первый советник взмахнул рукой, и на крышах ближайших домов появились арбалетчики. Восемь с одной стороны, восемь с другой, и четверо на стенах... Девятнадцать мастеров в сине-белых робах вышли из пустующих зданий, разбившись на четыре пятёрки: три из них стали треугольником вокруг меня, и оставшиеся четверо встали за спиной Гастона. Три десятка латников в цветах гвардии Ренегона обступили меня не закрытой сферой, остановившись на почтительном расстоянии. Краем глаза я заметил, что некоторых воинов есть на поясе что-то, подозрительно напоминающее небольшую металлическую сеть.
Выходит, три десятка воинов, двадцать стрелков, и четыре пятёрки мастеров. В безлюдном месте, подловить меня одного, вдали от гвардии… Неплохая ловушка.
Воины были экипированы по высшему разряду и среди них явно не было новичков, а остро заточенные болты из хорошей стали слегка сверкнули в лучах закатного солнца. Прикинув направление, я понял, что они целили мне в руки и ноги: явно намеревались брать живым. Мастера были одеты в одинаковую форму и капюшоны, и определить специализацию было проблематично, но что-то подсказывало мне, что здесь боевики не из последних: иных бы не послали брать короля.
Да, пожалуй, такой ударный отряд мог бы скрутить и короля, даже при поддержке гвардии. Наверно, не будь у меня бессмертия, я бы подумал о том, могу ли победить в этом бою: лучшие из лучших, два десятка отборных боевых магов… Будь ты хоть вдесятеро сильней и быстрее, максимум что смог бы сделать здесь даже король с поддержкой всей силы жизни своей гвардии, это вырваться: однако и король не сможет с ходу разбить толстую каменную клетку, что могут возвести вокруг него мастера земли. И это надо ещё будет уклониться от всех ударов, пробиться через опытных воинов, извернуться так, чтобы в тебя не попал ни один болт под обстрелом с разных сторон.
На краткий миг меня посетил короткий укор сожаления. Интересно, отступил бы я в такой ситуации, если бы не тот ритуал? Бросил бы вызов лучшим из лучших? О, это был бы бой, достойный войти в легенды: повелитель смерти против элиты королевств…
Однако я был бессмертен, и это значило, что они всего лишь будущие трупы, не имеющие ни шанса. Вопрос был лишь в том, сколько раз им удастся меня убить. Мастер Гастон смотрел на меня с лёгкой настороженностью, но я лишь безмятежно осматривал воинов с абсолютным спокойствием, словно те не представляют никакой угрозы. И опытный боевой маг, похоже, начинал нервничать, видя такое спокойствие. Это он правильно, конечно, здесь есть подвох!
— Я уполномочен арестовать вас и доставить для свершения над вами правосудия конклавом королей. — наконец, вымолвил Гастон, сверля меня подозрительным взглядом. — Сдавайтесь, человек по имени Горд, и даю слово, вас ожидает справедливый суд.
Я медленно, нарочито неторопливым движением потянул из ножен меч, полюбовавшись своим лицом в его отражении. Сине-белые гвардейцы Ренегона вокруг насторожились, доставая оружия, но первым никто не нападал.
— Ты предлагаешь мне сдачу, мастер Гастон. — покачал я головой. — Но я не слышу в твоих словах уважения.
— Вы правда полагаете, что после всего, что совершили, заслуживаете его? — в голосе Гастона слышалось искреннее недоумение.
— Разумеется. — спокойно кивнул я. — Я ведь великий человек. Как много людей вы знаете, что сумели объединить четыре королевства?
На лице первого советника заиграли желваки. Надо полагать, простого мага не возьмут на такой пост: верный пёс короля и церкви, наверно, просто обязан обладать жёсткими принципами. И учитывая, что тот достоверно знал кто я такой, мои слова точно были сочтены едким издевательством.
А ведь я даже не солгал!
— Вы правда думаете, что можете победить нас? — вскинул бровь Гастон. — Оглянитесь, здесь лучшие воины и мастера, а ваша гвардия далеко, и никто не позволит вам воспользовался их жизненной силой. Один против семидесяти… Даже владыка Ренегона не справился бы здесь.
— Что здесь происходит? — раздался из-за моей спины звонкий голос Меллистрии.
Гастон, кажется, на ненадолго растерялся, увидев королеву. Но быстро пришёл в себя, одни взглядом заставив дёрнувшихся было воинов отвести от неё оружие.
— Мы прибыли, чтобы арестовать этого человека, Ваше Величество. — почтительно поклонился мастер королеве. — Возможно, вы помните меня по прошлому конклаву… Моё имя мастер Гастон, и я первый советник…
— Я знаю кто вы, Гастон. — недовольно сверкнула глазами королева. — Но что даёт вам право судить моего мужа?