Я же всё ещё был собой, верно? Всё тот же беспринципный мерзавец, готовый на всё ради собственной власти. Однако инстинкт самосохранения мне был отнюдь не чужд, кому нужна власть, если ты потеряешь себя? Но пойти назад, сохраняя собственную душу, значило отказаться от мести тому, кто привёл меня в этот мир. Быть может, зайдя по дороге личного могущества достаточно далеко, я смог бы его достать. Войну, возможно, я бы сумел выиграть и будучи обычным человеком, но вот может ли простой король, пусть даже император, бросить вызов тому, кто вполне себе тянул по возможностям если не на тёмного бога смерти, то как минимум на могущественного архидемона? Имелись там необратимые последствия или нет, могущество, что могло открыться мне, захватывало дух. И всё же это тяжёлый выбор: месть против собственной души… Быть может, оно того и не стоит.
— Человек, которого я знаю, никогда не отступал. Никогда не сдавался, и неважно, что было впереди. — холодным душем пролился на меня голос Мелайи. — Я помню, как ты без страха вошёл туда, откуда не возвращаются, и выбрался победителем без тени сомнений. Это же не изменилось в тебе… И это главное, правда?
А ведь она была права, с внезапным изумлением понял я. Я без колебаний шёл в дикие земли, даже не будучи бессмертным. Бросил вызов неведомой силе тех мест и вышел победителем. И сейчас, когда я бессмертен, когда только начал восхождение на истинную вершину своего могущества… Неужели я всерьёз думаю о том, чтобы отступить?
— Нет. Не изменилось. — медленно ответил я.
Эта мысль словно отрезвила меня, заставив отбросить любые сомнения. Какова бы ни была цена, в этом пути таилась сила. И потому стоило пройти его до конца. Власть не падает в руки сама по себе, это я всегда знал.
Мысли немедленно свернулись на совсем другое направление. Теоретически, мой запас сил не ограничен. Я могу убивать себя вновь и вновь, верно? Принося в себя жертву, а добровольная жертва магистра смерти это уже немало. Проблема, пожалуй, была в концентрации и направлении энергии: если я убью себя во время проведения сложного ритуала, сенсорная перегрузка от ощущений посмертного состояния просто собьёт внимание, и я утрачу контроль над ритуалом, который требует предельной сосредоточенности. Поэтому на практике я упираюсь в предел сил, который способен запасти за раз. Правда, я и сам не знал этого предела: последний раз, когда я чувствовал, что не могу удержать силу смерти, был давным-давно, во время смерти крикуна на пляже Дереи...
Возможно, стоит одновременно опереться на людей? Если собрать круга мастеров смерти и распределить контроль одновременно с тем, что я сам буду держать только главный фокус, дело пройдёт легче. Со сверхсложным комплексом ритуалов, конечно, всё равно не получится, но если взять что-то попроще, может и сработает.
Вотал, его четверо соплеменником, Эскилион и Итем. У меня было семеро адептов смерти для поддержки. Не слишком много, да и опыта парням не хватало…
Покрутив эту мысль так и эдак, я пришёл к выводу, что смотрю на дело не с той стороны. Если бы у меня было несколько личей, можно было бы попробовать использовать себя в качестве универсальной жертвы, накачивая их атаку энергией до предела. Но Эскилион ещё не слишком опытен, а остальные и вовсе просто умрут от переизбытка: плохой вариант. Но можно сделать обратное: выдать адептам кристаллы, и сделать самого себя точкой фокуса, попытавшись обойтись без собственной смерти.
В любом случае, надо подготовиться. Ещё не зная, что именно я буду делать, я принялся заниматься тем, чего не делал достаточно давно: принялся проращивать в собственном теле многочисленные нити смерти.
Казалось, я давно ушёл от этой неприятной практики, компенсируя любые повреждения тела собственным бессмертием: в конце концов, что такое рука, рассыпающаяся в прах от удара, если она соберётся вновь в следующий миг, верно? Но если браться за дело всерьёз, чтобы не допустить потери контроля над длительным ритуалом из-за кратковременной смерти…
Чёрные полосы вздулись под кожей, прилегая от глаз к рукам по всему телу.
— Вы что-то придумали, учитель? — спросил Вотал.
— Ещё нет. — качнул головой я. — Но подготовиться в любом случае стоит.
Гигант на мгновение замялся, а потом протянул мне большую кружку с каким-то горячим отваром.
— Это наша особая настойка, вы, наверно, уже пробовали такую, общаясь с советом шаманов… Мой наставник в искусстве духов всегда говорил, что она помогает сфокусировать разум. Варить её это одна из первых вещей, которым нас учат: старые шаманы всегда сваливают подобные рутинные обязанности на учеников.
Желания пить грибную бурду особо не было. Не скажу, что она была сильно вкусной, да и вряд ли возможность видеть энергию поможет что-то придумать скорее наоборот… Однако парень честно старался, так что почему нет? Вдруг и правда помогает фокусироваться?
Я прихлебнул напиток. Этот, пожалуй, был совсем неплох: заметно лучше, чем те, чем потчевали меня на совете шаманов. Неужели и правда на учеников сваливают, негодяи? Поили дорогого гостя ученической бурдой, выходит? А Вотал уже настоящий шаман, у него рука набита…
Уже смеркалось: я так и просидел весь день, не придя к какому-то решению. Вечерние сумерки медленно брали своё, а тень горной крепости зловеще нависла над нашей опушкой. Я выпил ещё шаманского варева, и тусклые вечерние краски вспыхнули новыми цветами. В этот раз вокруг не было духов: но теперь я отчётливо мог различить ярко-рыжий ореол пламени вокруг магистра огня, чёрную тень на месте Эскилиона, игривые огоньки мелких духов вокруг молодых детей льда… Разум немного прояснился, но решения всё не было. И лишь упрямо смотрел на слегка мерцающую груду камня в подножии ненавистной горы, не находя решение.
А затем до меня дошло, что здесь что-то не так.
— Вотал. — медленно произнёс я, не отрывая взгляда от подножия горы. — Мне же не кажется, верно? Подножие горы светится мерным, слабым, мерцающим светом.
Молодой шаман прихлебнул собственного варева и тоже уставился в сторону горы. А потом задумчиво кивнул.
— Всё верно, учитель. Надо полагать, гора старая… Думаю, у подножия расположился древний, крайне могущественный дух земли. Вероятно, он спит, находясь в полудрёме, поэтому не слишком хорошо заметен, но определённо это один из великих духов: даже в таком состоянии забвения легко можно ощутить его силу.
— Ты мог бы подчинить его? — остро посмотрел я на шамана.
Ученик грустно усмехнулся, покачав головой.
— Нет, что вы, учитель. Он же величиной с гору! Тут не то что я, даже весь совет шаманов может не совладать. Разве что рассердят его своими попытками…
Я смотрел на слегка светящуюся в вечернем полумраке гору, и что-то шевельнулось на границе сознания.
— А что произойдёт, если рассердить такого духа? — вкрадчиво спросил я Вотала.
Сын льда поёжился.
— Ничего хорошего, это точно. Может, фыркнет и уснёт обратно, а может, устроит настоящее землетрясение… Лучше не провоцировать великих духов, учитель, их гнев может быть страшен: земля раскалывается, поднимаются цунами, извергаются вулканы…
Я прищурился, впервые за день обретая уверенность.
— Разве это не именно то, что нам сейчас нужно? — усмехнулся я.
Пятёрка шаманов замерла, уставившись на меня с выпученными глазами.
— Конечно, подчинить его мы не сможем. — довольно кивнул я. — Но вот рассердить или даже напугать… Духи боятся искусства смерти, верно? Этот очень крупный и могучий, может и не испугается, но если хорошенько прижечь его в нужном месте, возможно, получиться именно то, что нам нужно!
Вотал ошарашено покачал головой. Кажется, бедный шаман переживал настоящее крушений устоев. Я поднялся, ободряюще похлопав гиганта по плечу.
— Это очень опасно, наставник. — тихо заметил Вотал. — И потребуется немало сил, чтобы разбудить его, никто из нас не выдержит такого потока смерти.
Я улыбнулся.
— Я стану точкой фокуса фигуры. От вас мне потребуется две вещи: подавать силу, и искажать её необходимым образом, чтобы это действительно ударило по духу, и не рассеялось в пространстве. Вы же шаманы, верно? Значит, должны знать, как сделать ему больно. Придумайте что-нибудь! Чем лучше мы его достанем, тем больше вероятность того, что он снесёт всю эту проклятую гору вместе с надоедливыми Нелейцами. За работу!
И мы принялись работать. Немного подумав, Вотал заявил, что для ритуала нам потребуется ровная площадка. Здесь пришлось постараться Итему: молодой магистр огня поднапрягся, и расплавил несколько камней близ горы, образуя для нас ровный круг.
Мы вместе с Эскилионом принялись возводить фигуру: я проедал пожирателем материи нужные символы для фокусировки, а юноша засыпал туда прах и фиксировал кристаллы в выемках. Молодые шаманы тем временем учились пытать духов, используя для этого собственную мелочь: и хотя, как мне казалось, их чуть ли не выворачивало наизнанку от такого подхода, кое-что у парней получалось.
Это заняло несколько дней. Быть может, камень остывал бы и дольше, но нам повезло: на второй день нашего прибытия на предгорья обрушился мощный тропический ливень. Мы все промокли, но я был доволен: это выиграло нам время. Итем выглядел слегка недовольным от того, что его используют в качестве сушилки, конечно… Но не спорил.
Сделанный на коленке ритуал, конечно, вышел довольно странным. Суть была простая: моё собственное тело выступало точкой фокуса, и должно было стать своеобразным орудием, из которого выстрелит чудовищно концентрированный и заряженный духовной силой шаманов поток смерти, который пробьёт толщу камня вглубь на несколько сотен метров и сделает духу больно.
Мы закончили к полудню четвёртого дня. Была у меня мысль воспользоваться первым ярусом стен, как площадкой для удара, но, здраво рассудив, я решил, что в этом случае можно и не успеть убежать: лучше воспользоваться подручным магистром огня.
Я стоял в центре фигуры, а позади меня возвышался Вотал, положив руки мне на плечи. По бокам была четвёрка моих младших учеников, что, сцепив руки, также опустили на меня свои широкие лапы. Чуть спереди встали Эскилион и Итем, выступая источниками силы.