Сила смерти бушевала в душе неумолимым вихрем, словно зверь, готовый уничтожить любого врага. Но врагов рядом не было. Чего стоит оружие, если цель, по которой ты хочешь его применить, постоянно ускользает от тебя?
Один из первых уроков, что преподал мне мой неведомый тёмный наставник, звучал просто: контролируй себя. Будь повелителем собственной силы, не позволяя ей повелевать тобой. И я любил это правило всем сердцем: властолюбец, вроде меня, всегда предпочтёт подчинять себе, чем быть подчинённым кем-то или чем-то. За годы жизни в королевствах я читал множество трактатов, посвящённых мастерству магии местных жителей. И все они сходились в этом же: контролируй себя… Иначе последствия будут непредсказуемым. Именно поэтому по деревням ходили мастера, отбирая одарённых детей, подавляя и контролируя их силы собственной волей, до тех пор, пока ребёнок не научится хотя бы держать силу в себе…
А гнев всё усиливался и усиливался, и я почувствовал, как темнеет у меня в глазах, кулаки сами собой непроизвольно сжались, пока глаза неотрывно смотрели в столь далёкие бело-синие небеса… В иное время, возможно, это показалось бы мне красивым: но сейчас я видел там лишь цвета Ренегона, белый и синий. Столь далёкие и столь ненавистные, вызывающие лютую злобу своей победой.
Мастер любого мистического искусства, с ранних лет обучения привыкает к тому, чтобы держать свою силу под контролем. Иногда она прорывается, если он достаточно могущественен: но лишь чуть-чуть, вызывая незначительные подобные эффекты. В случае мастерства смерти такого не бывает: обречённые на постоянный поиск силы, адепты великого искусства смерти должны отличаться поистине адамантовым контролем. Во сне, без сознания, неважно: это становиться частью тебя. Силы всегда мало, а выпущенная наружу, она просто убьёт неопытного адепта, повредит ему, что я когда-то испытал на себе, едва не погибнув на песке пляжа Дереи…
Но я уже сломал это правило, не нуждаясь в силе. Я уже сам не знал, сколько во мне силы… Сколько я собрал, пока пробивался через эти леса? Пока гибли сотни тысяч жителей Виталии? Пока убивал солдат бастиона и вражеской армии? Когда убивал себя вновь и вновь в собственных экспериментах?
Что-то на самом дне души шевельнулось, словно малый всплеск пузыря в глубинах бездонного океана. И впервые в жизни мне захотелось выпустить всю эту силу наружу… Отпустить контроль, пусть всего на мгновение, разрушить те несокрушимые тиски собственной воли, в которые закована эта сила. Это было сродни тяжёлому, тягучему грузу, которые, кажется, впервые стал ощутим, пусть и всего на мгновение. Значило ли это, что я всё же приблизился к собственному пределу силы, что способен запасти в своей душе? Или предела и вовсе нет? Я не знал ответа.
Но одно я знал наверняка. Нет никакого смысла сражаться за власть, если ты вечно будешь ограничивать себя в собственных желаниях. Власть без её реализации бессмысленна. Я мог бы подавить это мимолётное желание, сомкнуть тиски собственной воли вновь, беря себя под контроль, избавиться от обуревающей меня ярости и гнева, задавив их своим самоконтролем, взять себя в руки… Но я не хотел.
Поэтому я просто отпустил бушующий в душе вихрь силы смерти наружу, отдавая его гневу и ярости до самого конца, вкладывая всю свою силу, гнев и ярость без остатка в простые и понятные любого человеку желания. Пусть они все умрут: любой ценой, и гори весь этот мир чёрным пламенем...Взор заволокло непроглядной чёрной пеленой, и в последний миг я почувствовал, как холодный вихрь смерти медленно начинает сдирать мою плоть с костей. А затем мир вокруг перестал быть.
Интерлюдия
Эскилион, самый молодой из всех мастеров культа смерти, был счастлив. Кто бы мог подумать, что его жизнь может повернуться столь неожиданным образом? У изгнанного из круга красных башен адепта почти нет шансов устроиться как-то в жизни: пускай недоучкам и не запрещают практиковать свою магию, вероятность найти работу стремиться к нулю. Все мастера строго следят за своей монополией, да и потом, это банально опасно: доверять что-то делать не закончившему обучение…
Когда мастер Улос нашёл его, Эскилион уже второй месяц гнул спину, будучи чернорабочим в порту. Истощённый, голодный, измученный, и без какой-либо надежды на хорошее будущее.
Люди королевств не слишком жестоки, но это не значит, что они привечают собственных изгоев. Поэтому на предложение подозрительного старика молодой недоучка согласился без лишних раздумий. После двух месяцев полуголодного существования без единой монеты в кармане на многие вещи начинаешь смотреть иначе. Ученики мастеров живут на их полном содержании и редко имеют личные деньги: все их внимание сосредоточено на учебе, а среди многих наставников бытует мнение, что возможность хорошо погулять негативно влияет на воспитуемых. Не среди всех, конечно: но Эскилион не был из числа счастливчиков.
Его не смутили ни чёрные одежды, ни кровавый ритуал вступления, ни то, что трое из его пятёрки так и не покинули подземелья… Он был сыт, нормально одет, обут и даже постоянно ноющая спина и плечи постепенно переставали болеть.
Иногда неудачливый адепт огня всерьёз подозревал, что мастер Улос испытывает какую-то особенную нежность к различным изгоям общества. Иначе объяснить подобное радушие к новым ученикам он просто не мог: их не ограничивали почти ни в чём, требуя взамен лишь верность и сохранение тайны.
Искусство смерти серьёзно отличалось от того, чему учили юного адепта красных башен, хотя некоторые базовые практики порой совпадали. Но уже давно потерявший надежду стать полноценным мастером юноша вцепился в него поистине железной хваткой, и это дало свои плоды. Разумеется, он подозревал, что за хорошую жизнь рано или поздно придётся платить: поэтому и на предложение выступить в качестве жертвы в сложном ритуале Эскилион лишь пожал плечами и согласился, подспудно давно ожидая чего-то подобного. Без особого энтузиазма жить, конечно, хотелось, но если верить наставнику — это будет вершина мистического искусства! Некоторые проводят всю жизнь, так и не прикоснувшись к малейшим таинствам магии… Что же до смерти, то многие короли и лорды регулярно отправляют людей на неё ради гораздо менее интересные и захватывающих вещей, чем обретение бессмертия.
Реальность превзошла все ожидания молодого адепта смерти. Гекатомба из семнадцати тысяч жертв, гигантская скала, выступающая в виде площадки для фигуры столь сложнейшей, что от попытки её осознать ум заходил за разум. И сам король Ганатры в качестве ведущего!
Подобное захватывало дух, несмотря на то, что ему самому предстояло умереть. Но оно того стоило: здесь рождалась великая магия, подлинное могущество… Бывший адепт огня знал, что смерть не является концом: кто знает, куда забросит его поток после этого? Быть может, в следующей жизни он и сам станет великим мастером смерти, отмеченный печатью этого события, удостоившийся чести поучаствовать в чём-то столь грандиозном…
Но реальность оказалась даже лучше. Жадный до знаний юноша всеми силами стремился понять хотя бы часть происходящего, понимая, что ему осталось немного, даже выпросил у наставника более простой ритуал, что сделал его самого бессмертным… Не то чтобы это было сложно: мастер Улос никогда не скрывал знаний от учеников.
Затем было две лихорадочных ночи расчётов и попыток вникнуть в это ввергающее в трепет величие грядущего ритуала. Деревня в северном Арсе, убитая и принесённая в жертву самому себе молодым адептом смерти. Отчаянная попытка подготовиться, вырезанные на собственной коже символы великого искусства: не для того, чтобы спасти себя, наоборот, для того, чтобы выдержать больше, чтобы у повелителя точно получилось, а после его смерти он бы получил надёжного слугу…
Кто-то, возможно, назвал бы Эскилиона фанатиком, но сам молодой мастер не видел ничего плохого в том, чтобы быть искренне благодарным тем, кто вынул его из беспросветной грязи Дерейского порта, где ему предстояло провести, скорее всего, весь остаток жизни. Даже если бы он погиб там, на той далёкой северной скале… Войти в легендарный семнадцать верных всё ещё лучшая судьба, чем быть чернорабочим до конца своих дней.
И вот он здесь. Самый молодой мастер смерти среди всех членов культа, первый из них, что обрёл бессмертие: пусть и не настолько хорошее, как у его господина. Но кто знает, может и ему однажды удастся повторить это: ведь впереди вечность. Кого-то, возможно, волновала бы отсутствие еды, женщин, и прочих привычных благ жизни… Но Эскилион никогда не был с женщиной, так что особо и не расстраивался, а ушедшее чувство голода, жажды и усталости наоборот считал изрядным бонусом. А теперь его ещё и взяли с собой в поход, признали заслуги на почве изобретательства, сделали приближённым!
От открывающихся перспектив дух захватывало. Без преувеличения, он был счастлив. Эскилион буквально чувствовал, как бессмертный король смотрит на него с нотками одобрения и приязни: одним из побочных эффектов ритуала совершенно внезапно оказалась связь, через которую бывший адепт огня иногда улавливал эмоции своего господина. Учитывая, что его повелитель совершенно не высказывал никаких возражений по этому поводу, молодой мастер смерти считал это знаком особого доверия.
Мысль о том, что величайший из повелителей смерти может просто не догадываться об этом побочном эффекте, даже не приходила ему в голову. Обычно улавливать настроение господина получалось лишь вблизи… Но сегодня Эскилион с лёгким удивлением ощутил мощный поток ярости и злобы, столь сильный, что он смог почуять его даже издалека…
Юноша немедленно оторвался от изучения одной из своих книг и направился в сторону своего господина. Тот стоял на входе в Таллистрийские леса и молча смотрел в небо: а неподалёку от него, с бесстрастным выражением лица стояла леди Лилия.
Эскилион ощутил укол стыда, вспомнив, как погибла предыдущая жена повелителя. Если бы он был рядом в том бою… Если бы уделял больше внимания её защите… Быть может, у господина всё ещё была бы старая жена. А та была заметно красивее!