Это был приятный бонус, но я всерьёз опасался, что орден может решительно передумать после произошедшего.
О проклятье, убивающем королевство жизни, заговорили везде. И одновременно с этим до большинства населения, совершенно внезапно, дошло, что идёт не просто война между влиятельнейшими королями: нет, происходит нечто большее…
И не было силы способной остановить это. Церковь отчаянно пыталась привлечь в свои ряды всех магов альянса, и не сказать, что совсем безуспешно, а на моей территории Пикус всё же сумел найти общий язык с Грицелиусом, убедил оставшихся мастеров Арса и вместе с остатками целительниц Таллистрии образовал круг стихий: новую, могущественный орден волшебников…
Первое, что они сделали после основания, это попытались остановить проклятье. Грицелиус, по совокупности заслуг назначенный верховным магистром круга стихий, даже не колебался и не спрашивал меня перед этим решением. И одновременно то же самое попытались сделать мастера церкви, подойдя к нему со стороны Ренегона.
Я приказал культу смерти не вмешиваться, сосредоточившись на эвакуации. Если я не смог остановить собственное творение, не смогут и они.
Наверное, это был последний миг единения в королевствах: смерти целого королевства не хотел никто. Лучшие мастера людей объединяли свои силы, выворачивая себя наизнанку в отчаянных попытках остановить неведомую им силу. Они творили новые реки и озера, раскалывали землю, создавая гигантские пропасти, призывали смерчи, ураганы и огненные тайфуны на проклятые леса, обрушивались на врага ливнем ледяного града и света: буйство стихии, что могло уничтожить целую армию!
Всё тщетно. Я наблюдал за этим из первых рядов: видел как монахи из отдалённого монастыря Бингла, что предпочитают использовать один лишь чистый нейтраль, выжимали себя досуха, пытаясь обрезать серые корни проклятья, что разрастались под опалённой светом и выжженным огнём мёртвой землёй.
Реки и озера темнели, превращаясь в смертоносные омуты. Воздух над пропастями потяжелел, превращаясь в тёмно-серый туман. А в глубине выжженной земли медленно ползли серые корни проклятья, прорезая даже возведённые стены скал…
Нет, возможно, соберись лучшие мастера королевств рядом со мной перед моим ударом — они смогли бы остановить заразу в зародыше. Но сейчас, когда прошло время… Сила королевства жизни насыщала проклятье, делая его необоримой стихией. Частичка это силы доставалась и мне: но даже я не мог поглотить целое королевство разом.
Сила, собравшая здесь, наверное, могла бы убить даже бога, найди я способ сфокусировать её. Но мастера не сдавались: гибли от новых ударов проклятья, подойдя слишком близко, но упрямо продолжали попытки. Логика в этом была: несмотря на невозможность остановки, замедлить моё творение у них определённо получалось. Поэтому их жизни выигрывали время простым жителям Таллистрии, спасая их жизни…
Не могу сказать, что я отлынивал в этом деле. Во-первых, просто потому что не хотел: эти люди принадлежали мне! Во-вторых, никто бы это не понял, разумеется. Поэтому я крутился как белка в колесе, организовывая эвакуация, проводя новые наборы ополчения. Войска требовались как никогда ранее: смерть Таллистрии отнюдь не означала, что дороги стали более безопасными, а фауна королевств - менее голодной. Требовались караваны с провизией для беженцев, которые надо было охранять, караваны с самими беженцами, и это при том, что большая часть магов не могла помочь и занималась непосредственно замедлением проклятья. Параллельно с этим создавалась новая армия: бедствие, принёсшее смерть и разорение столь многим, стало благодатной почвой и источником материалов для культа смерти, что активно практиков поднятие новых и новых полков нежити. Не слишком качественной, возможно… Но они учились. Я давал уроки, проводил мастер-классы, мотаясь туда-сюда из Палеотры в Таллистрию.
Отдельной строкой стали те, кого убило проклятье… Не скажу, что это было просто, но я нашёл путь. По мере того как королевство жизни умирало, корчась в агонии, созданное мною существо ставило в строй всех тех, кто не успел сбежать. И даже не пыталось их убить: мне удалось заставить его считать нежить чем-то вроде младших, неразумных братьев… В конце концов те и так уже мертвы, правда?
К моему сожалению, поездки вглубь проклятой земли незамеченными не оставались. И хотя я спешил как мог, выжимая всю скорость из костяной гончей, на обратном пути одной из таких поездок Грицелиус всё же подловил меня.
— Последнее время тебя стало сложно выловить для разговора. — спокойно отметил маг, сидя на крупном камне около пропасти, что перегородила мне дорогу. Свежей пропасти… Ещё недавно её тут не было.
Я спешился, хмыкнув, а затем достал из седельной сумки одну из бутылок и кинул её магистру пламени, который ловко поймал её. Конечно, я спешил, но в этот раз точных сроков не было: поэтому путешествовать следовало хотя бы с минимальным комфортом.
— Горишь желанием читать мне нотации? — приподнял бровь я, усаживаясь рядом.
Повелитель пламени ловко выбил пробку и отхлебнул напитка, состроив придирчивое лицо.
— Неплохо. — довольно кивнул старик. — Но нет, я не настолько глуп, чтобы читать тебе лекции о твоих ошибках. Меня волнует другое. Это проклятье, которое мы не можем остановить… Ты можешь контролировать его, верно?
Я помедлил с ответом.
— В ограниченном масштабе. — признал я, скрепя сердце.
— Хочешь сказать, что не можешь просто приказать ему остановиться? — сузил глаза глава круга стихий.
Я вздохнул, открывая свою бутылку.
— Это работает не так, как с обычной нежитью. — отхлебнул я медового напитка. — Это не просто проклятье… Скорее живое существо. Оно доверяет мне в некоторое степени… Но я не имею над ним прямого контроля.
— Подробности. — потребовал Грицелиус, напрягшись.
— Да какие, в бездну, подробности! — в сердцах махнул рукой я. — Я не знаю, как это назвать. Случайно получилось. Дух, элементал, разумный источник силы смерти, живое проклятье или магическая аномалия… Называй как хочешь. Если интересует моё мнение: пожалуй, я бы назвал его Гением Смерти.
Я замолчал, вернувшись к бутылке.
— И ты не можешь его уничтожить? — после коротких раздумий задал следующий вопрос Грицелиус.
— А ты смог бы уничтожить живое пламя? — прищурился я. — Если да, поделись способом. Я пытался высосать энергию… Но её просто слишком много.
— Оно разумно? — продолжил наседать маг.
— Сознание совершенно нечеловеческое, но, пожалуй, да. — кивнул я. — И потому является своего рода управляющим центром проклятья. Но не думай, что вы сами сможете его уничтожить: это распределённая структура, я изучил вопрос. Вероятно, если нанести ему серьёзный вред, оно просто уйдёт в другую часть своих земель и восстановиться. А силы у него немерено. Со мной делиться легко, но это всё равно что пытаться вычерпать целый океан.
— Резюмируя вышесказанное, получается редкостная дрянь. — заключил Грицелиус. — Но тебе же как-то удалось ограничить его в области Таллистрии, верно?
Я поморщился.
— Подозреваю, это связано с тем, что в момент создания я думал о Таллистрии. Это даёт лазейку… Впрочем, я всё ещё не до конца понимаю, как он сам определяет границы королевства.
— Здесь ответ простой. — покровительственно хмыкнул маг. — Мне доложили, но в Лиссее проклятье вышло к границам и остановилось. И граница эта проходит по аномалии жизненной силы, что питает королевство жизни.
Я оживился.
— Это интересная идея. Если мы прямо сейчас уничтожим части этой аномалии, то получается, конечная область проклятья будет меньше?
Грицелиус досадливо поморщился и посмотрел на меня, как на ребёнка.
— Не думай, что ты один такой умный. Но это… Скажем так, очень затруднительно сделать. Таллистрийскую аномалию изучало множество мастеров столетиями. В итоге сошлись на том, что это своеобразный полупровал, рябь в пространстве, которую создаёт связь с местом, наполненным силой жизни. Часть этой силы выливается к нам… Поэтому и уничтожить не получиться: никто просто не знает как. Возможно, собравшись всем миром, мы бы смогли что-то сделать с этим, но зачем? Проблем особых эта аномалия не доставляет.
Я задумался о другом. Вообще-то, с учётом того, как часто мне приходится ездить туда-сюда, впору задуматься о том, чтобы изобрести телепортацию. Я достоверно видел, как мой демонический наставник буквально проваливается в пространстве. Значит это возможно, хотя, вероятно, требует куда большей силы и мастерства чем то, на что способны мастера Тиала. Но если подтолкнуть их к этой идее…
— Что вам вообще известно о пространстве как таковом? — спросил я Грицелиуса. — Магам королевств, я имею в виду.
— Не так много, как хотелось бы. — пожал плечами старик. — Отец выдаёт информацию по мистическим искусствам крайне редко и неохотно, считая, что мы должны развиваться сами. Собственно, помимо основ контроля над энергией, методики его призыва и пары приёмов для верховных жрецов нам ничего и не давали. Остальные наши изобретения — это плод работы многих поколений мастеров. Мы достоверно знаем, что наш бог может перемещаться в пространстве практически мгновенно: значит, это возможно. Большинство наших приёмов высшей степени мастерства основываются на своеобразном призыве, который, в некоторое степени, можно считать своеобразным рукотворным аналогом Таллистрийской аномалии. Всех моих сил, наверно, хватило бы на всего один тонкий пламенный луч, и то ненадолго. Однако я способен позвать пламя, сдвинуть границы миров, сделать микроразрыв стабильным на короткий срок: пока хватит воли, силы и мастерства…
— Миров? — приподнял бровь я. — Вам известно о существовании иных достоверно?
— Я пусть и не верховный жрец, но все архивы церкви достались нашему ордену после развала. — хмыкнул ушлый старик. — Да и раньше, впрочем, это не было секретом. Отец говорит, что после смерти наши души отправляются в странствие по Великому Потоку, рождаясь в иных мирах. Выходит, они есть… В теории. Но из ныне живущих никто, конечно, достоверно не знает, как всё это работает на самом деле. Одни лишь предположения. Знал бы ты сколько споров об этом бывает в наших кругах…