Я вышел из рядов странников и повернулся спиной к наступающей армии Ренегона, а затем обнажил королевский клинок, уперев его в землю. Все шепотки смолкли, а рыцари и солдаты замерли, превратившись в соляные статуи: воцарилась почти абсолютная тишина, прерываемая лишь робким звуком дыхания людей.
— Может показаться, что эта битва — битва за власть над всей расой людей, и это отчасти будет правдой. — начал я. — Но власть никогда не была моей целью и моим приоритетом. Я рыцарь людей, как и многие из вас, и останусь им до конца моих дней: и потому здесь и сейчас я сражаюсь за нечто большее. Нам довелось жить на переломе эпох, и это сражение знаменует конец старого времени. Такова природа времени, такова природа вещей: владычество церкви и её порядков уходит в прошлое, как старый путь, из которого мы просто выросли. — ложь срывалась с губ легко, без единой запинки. — Не все привечают перемены. Наши враги, погрязшие в своём мелочном желании контролировать всё и вся, хотят, чтобы мы не менялись. Хотят оставить всё как есть на сотни, тысячи, может, на целую вечность. Они никогда не позволят родиться новому, свободному миру. Миру, где их правила больше не стоят ничего. Словно жуки-паразиты, они вцепились в королевства, не давая им продохнуть, не давая двинуться дальше… Они говорят, что сражаются за жизнь, но какая жизнь возможна без развития? Не это ли настоящая смерть: раз и навсегда оставить королевства такими, какие они есть? — Я покачал головой, с силой вынимая из земли клинок. — Я не пророк и не избранник Отца. Я не знаю всех ответов. Но если я что-то и знаю о свободе, то это одна простая истина: за свободу стоит умереть. Так что если вы хотите, чтобы люди были свободными, сражайтесь, братья! Сражайтесь, как никогда в жизни! Отправьте этим паразитам своё послание: честь и праведность вернуться в королевства сегодня!
Я вскинул клинок высоко вверх и закричал:
— Легенды рождаются сегодня! Легенды, что никогда не будут забыты! Пусть они навсегда запомнят крик свободы, что рождается в праведных сердцах!
Солдаты и рыцари ордена в едином порыве вскинули оружие вверх, поддерживая меня громогласным рёвом. Я же развернулся к наступающей армии и глубоко вдохнул в себя воздух, рождая проклятье…
Я не собирался убивать их, нет. Время ещё не пришло. Необходимо было сделать нечто иное: ослабить, замедлить, сделать уязвимыми гвардейцев врага. Иначе сомнут даже странников, всё же, против нас выступали отнюдь не новички…
И, что, пожалуй, было самым сложным, нужно было сделать это незаметно, без ярких и красочных эффектов: так, чтобы никто никогда не узнал, что отнюдь не доблесть и мастерство стали причиной поражения этой армии, ведь на нас смотрели сотни тысяч глаз.
В глазах потемнело и помутнело от напряжения, а вырезанные татуировки словно окатило леденящей кислотой. Воздух вокруг зарябил почти незаметной, невесомой дымкой… А затем она, словно конусом ударной волны разошлась впереди.
— Приходи и встреть свою гибель! — закричал что было силы я.
И почти половина наступающей армии сбилась с шага. Многие просто споткнулись, с грохотом и лязгом доспехов падая на землю.
— Что это было, брат? — тихо спросил меня сэр Колн.
— Этого не было в книге. Изобрел это, тренируясь со своими лучшими гвардейцами. Проклятье слабости. — тихо ответил я.
— Значит, ты думаешь, что мы не падём сегодня. — достал из ножен длинный двуручный меч магистр.
— Не от их руки. — покачал я головой, глядя, как гвардейцы Ренегона пытаются выстроить нарушенные боевые порядки.
Старый рыцарь неожиданно рассмеялся гулким, добродушным смехом: словно с него разом спала любая предсмертная хандра.
— Тогда чего же мы ждём, брат? Легенды не рождаются сами по себе!
Магистр затрубил в рог, и мы пошли в атаку: не дожидаясь, пока взявший нас в полукольцо авангард армии альянса королевств восстановит боевые порядки после моего крика. Они почти успели подготовиться… Почти.
Пока я путешествовал по своим землям, мне довелось услышать много слухов: о непобедимой небесной гвардии старейшего из королевств, о том, как Элдрих умыл их кровью, о том, насколько невозможным и странным было их поражение…
Ренегон не отрицал итогов той битвы, но люди всё равно не верили: вековые легенды не ломаются в один миг. Не родилась ещё армия, способная сломать Ренегон. Не родился ещё человек, способный уничтожать королевства: может, просто боги разгневались на Таллистрию! Так шептались по углам, когда считали, что я не вижу…
Даже самые верные мои соратники не верили до конца: настолько велика была слава старейшего из королевств.
Впервые за долгое время мне действительно пришлось взять в руки уже, казалось бы, позабытый за последний год меч и вступить в бой даже не как король, а как простой рыцарь: странники не были моими вассалами, и авангардом этой атаки должен быть стать я один. И сейчас, когда рождалась моя собственная рукотворная легенда о невероятной силе и победе, я просто не мог начать устраивать безжалостную резню с помощью магии смерти на глазах благороднейших из людей.
Никакой обман не устоит, если они увидят меня в деле. И потому нам оставалось только одно: на собственной шкуре проверить, насколько правдивы легенды.
Люди говорили, что небесная гвардия не знает равных в битве. Личная армия владык святой земли, что не знает поражений. Мы проверили, так ли это. Сталь лучших кузнецов Ренегона столкнулся со сталью кузнецов ордена: и ни одна не взяла верх. Двуручные мечи странников вспороли воздух снизу вверх, врубаясь в щиты гвардейцев: но и те устояли. Рыцари людей были сильнее, быстрее, опытнее простых гвардейцев, вдобавок ослабленных моих проклятьем: но те стояли как один держа линию щитов, и медленно, но верно отбрасывали нас, превозмогая слабость, превозмогая мастерство лучших рыцарей королевств, идеально используя численное преимущество.
Все мои атаки встречали жёсткие блоки, каждый гвардеец прикрывал друг друга, словно одно целое: и за первые минуты битвы мне ни разу не удалось обагрить мой клинок кровью. Сэр Колн оказался заметно лучше меня: почти сразу ему удалось достать несколько гвардейцев контратакой, точно ударив в сочленения доспехов. Но раненых мгновенно оттащили назад, шагнув всем рядом, и их тут же сменили свежие бойцы…
Бой латников, не вооружённых специальным оружием для пробития брони — странная штука. Мечи странников были достаточно хороши, чтобы пробивать сочленения и изредка наносить раны, а сами рыцари более чем сильны, и часто оставляли зарубки на доспехах врага: но ничто из этого было смертельным.
Что-то толкнуло меня в спину, заставив на мгновение потерять равновесие, и стоящий впереди гвардеец немедленно ударил меня щитом по шлему, оглушая на мгновение: роковая ошибка, ибо стоящий рядом сэр Колн мгновенно разрубил его открывшуюся шею… И на этом наши успехи кончились.
А вот гвардейцы, уступив нам в личном мастерстве, приняли верное тактическое решение: они принялись просто давить нас стеной щитов, пользуясь численным преимуществом. И именно поэтому меня начали подпирать со спины: стена щитов давила и давила, создавая давку, воины ордена упирались ногами в землю, пытаясь устоять под напором численного преимущества, рыцари отчаянно рубили сталь и железо щитов врага: их пока спасали латы, а вот простые воины уже начали умирать…
Возможно, продолжайся оно так ещё немного, и нас бы просто задавили. Давка толпы - серьёзная вещь, способная бесславно похоронить сотни и тысячи людей. Но я был не просто рыцарем, нет, я уже был чем-то большим.
— Десять секунд. — крикнул я магистру.
— Что? — недоумённо спросил он, и его голос прервался лязгом ударов.
— Дай мне десять секунд, и я поставлю их на колени! — прокричал, перебивая звук боя.
Что-то неуловимо опасное блеснуло в глазах магистра. В следующий миг он шагнул вперёд, крутанув восьмёрку двуручником и ударив наотмашь длинной дугой. И строй щитоносцев разлетелся: в буквальном смысле, ибо мощь удара была такова, что рыцарей в латных доспехах разбросало в стороны.
Я закрыл глаза, сосредотачиваясь. То, что я хотел сделать, было сложно даже для меня: следовало ударить идеально сразу по тысячам противников: и не задеть своих… Секунда, другая: на третьей, кажется, я вогнал себя в медитативный транс. Звуки битвы отдалились, затухая…
Даже лучший мастер смерти неспособен точечно проклясть сотню тысяч человек, не задев остальных: моих сил хватило на то, чтобы выбросить вперёд конус массового проклятья, но никакого контроля не хватит, чтобы создать сразу десятки тысяч нитей смерти — это просто лежит за пределами того, на что способно человеческое сознание.
И всё же решение было: на стыке мастерства и мудрости, такое, для которого не нужны ночи расчётов, но нужно могущество и опыт лучшего из практиков: и к счастью, у меня было и то и другое.
Десятки тысяч жалких, маленьких серых огней вспыхнули перед закрытыми глазами: проекция проклятия слабости, наложенного мной на авангард армии противника. Седьмая секунда — собрать силы в кулак для одного-единственного, невероятно могучего удара, восьмая — чтобы выбрать целью собственные проклятья, сделать их маяком, по которому ударит вся мощь лучшего мастера смерти в мире, девятая — сотворить проклятье, новое, невозможное, с одной-единственной простейшей задачей.
Никогда прежде мне не доводилось делать подобного. На миг мне показалось, что саму душу разорвёт здесь и сейчас: мир теней в моих глазах заволокло мраком, а серые маяки проклятий слабости вспыхнули и погасли, словно умирающие звёзды. Цепи бессмертия, привязывающие меня к миру, словно жалобно застонали, а татуировки под кожей заморозили леденящим потоком смерти само естество…
— На колени. — прошептал я, отпуская проклятье.
— Сдавайтесь, нечестивцы! — прогремел, вторя моим словам, громовой глас сэра Колна.
И пусть мой шёпот не услышал никто, они упали, повинуясь моей воле. Я открыл глаза и увидел, как вокруг расходится серовато-прозрачная ударная волна, опрокидывая тысячи и тысячи новых солдат. Многие свои проклятья я испытывал на себе: и потому знал, как они чувствуют себя сейчас. Невыносимая, ошеломляющая слабость, от которой не может даже стоять: словно сам небосвод давит на каждую клетку твоего тела, выпивая из тебя все силы, заставляя распластаться на земле...