Тупая боль поселилась в теле, душе и разуме: и пусть я медленно привыкал к ней, было ясное понимание, что не смогу поддерживать такое состояние долго. И несмотря на то что никакого могущества я не чувствовал, можно было быть твёрдо уверенным: удар, что я способен сейчас обрушить на врага, способен заставить содрогнуться само мироздание. Поневоле я задался вопросом… Как много вещей не были упомянуты в тех кратких, практичных очерках о применении проклятий и ритуалов, что давал мне демон? Как много секретов скрыли в своих шедеврах древние мастера смерти? Как много ключей к могуществу я упускал, откладывая в далёкие закрома памяти ритуалы и техники, что не казались мне слишком полезными здесь и сейчас?
Бейзил Спрут назвал бы меня повелителем смерти. Но что сказали бы другие? Были ли тени извечного ужаса, поднятые из душ убитых мною волшебников, достаточно сильны, чтобы быть достойными изначального автора? Или быть может, тот сумел бы обратить с их помощью в бегство всех моих врагов до единого?
По крайней мере, у меня был свой собственный шедевр. Мои чёрные молнии смерти: чудовищное проклятье, способное дробить скалы, пробивать магическую защиту и проклинающее землю и даже воду вокруг…
Несмотря на то что нити смерти способны пропустить через себя любое проклятье, я знал: мне не хватит мастерства и концентрации отправить по ним даже дюжину разнообразных атак. Но это и не требовалось: я всё равно не знал, как устроен этот щит, не знал, что вложили него его создатели. Быть может, если бы моё чутьё было тоньше, я смог бы понять… Но у меня не было столетий практики, чтобы отточить его. Даже само магическое чутьё я получил не иначе как чудом как побочный эффект ритуала с шаманами севера. А потому и разнообразие было неважно: я не мог победить здесь мастерством. Моё могущество против их силы и мастерства: настало время проверить, что возьмёт верх.
Я шагнул вперёд, придвигаясь ближе к стенам, и щупальца вокруг заискрились чёрными молниями, словно электрохлысты, созданные из самой смерти…
В спешке солдаты Ренегона принялись подниматься на башни, заряжая осадные машины, лучники рядами выбегали на стены: но что они могли противопоставить повелителю смерти? Огромный камень, запущенный прямо со стены, обратился в прах от одного щелчка антрацитового-черного щупальца.
А затем сторукий спрут с чудовищным грохотом молний, что разрывали воздух, устремился вперёд.
С оглушительным грохотом жизнь столкнулась со смертью, и молниеносные хлысты чёрной смерти с искрящимся скрежетом вонзились в мгновенно налившийся силой зелёный щит.
Ударная волна была столь сильна, что меня едва не сбило с ног: и, к моему удивлению, пара щупалец резко выстрелили назад, служа мне точкой опоры: нити смерти, набитые силой под завязку, оказались способны даже на подобие телекинеза, которого в искусстве смерти не водилось вовсе!
Ближайшие ряды мёртвых опрокинуло, а мне разорвало барабанные перепонки. Ряды лучников на стенах упали, хватаясь за уши.
Я давил и давил, не прекращая, вкладывая океаны силы в удар. Зияющий непроглядным мраком щупальца с грохотом обрушивались на щит вновь и вновь, и вместе с ними воздух разрывали чёрные молнии.
И всё же, моим силам был предел. И дело было даже не в объёмах энергии, что я способен сохранить в своей душе, нет. Спустя несколько долгих, тягучих десятков секунд я явственно осознал, что если я продолжу, то просто умру здесь. Ибо с каждой новой секундой моё сознание плыло от невыносимой боли и нагрузки, и чем хуже мне становилось, тем больше силы требовалось, чтобы поддерживать эту атаку.
Силам живого человека всё же есть предел: когда поток смерти достигает его пика, никакая регенерация тебя не спасёт. Просто потому, что он будет столь велик и силён, что превратит тебя в мёртвый кусок мяса мгновенно…
Я бы воскрес, конечно. Вот только проблема была в том, что усиливающие ритуалы рассчитаны на живого человека, и угаснут после моей первой смерти, ослабляя меня. Не критично, я и без них на многое способен: но повторить подобный удар всё же не смогу.
Меня хватило на минуту. Воздух заволокло тёмно-серой, почти чёрной дымкой смерти от избыточной энергии, закрывая обзор всем… И я резко выдохнул, отпуская атаку и переводя дух.
Дымка рассеялась: я потянул на себя силу смерти на автомате, даже без сознательного усилия.
Ворота и стены оказались невредимы. Неведомый щит погас. Он не спасал защитника от звука раздираемого в клочья пространства: даже так, вероятно, я убил или искалечил десятки и сотни людей. Но защита выдержала…
Сколько же силы в этой дряни?
Я мрачно сплюнул, подтянул щупальца к себе поближе, и двинулся вдоль стены. А затем, резко остановившись, обрушился с новым ударом на город. Из ушей вновь потекла кровь, впрочем, в сравнении с болью от медитации тысячи нитей: это было мелочью…
В этот раз защитники не стреляли, отойдя вглубь. Вновь и вновь потоки чёрных молний вонзились в сияющий зелёный щит. Вновь и вновь чёрные щупальца бились о непреодолимую защиту: но тщетно.
Я испробовал несколько разных подходов. Пробовал атаковать пожирателем материи, и щупальца взрывали огромные ямы, падая к подножию мистической защиты святой земли. Пытался бить остриём нитей в одну точку, стараясь истощить узкий участок силового поля. Бил широким фронтом, стараясь охватить максимально большую площадь.
Всё оказалось бесполезно. Проклятый щит жизни стоял, и ему словно было всё нипочём… Я бился об него битый час, двигаясь вдоль стен, ища слабые месты, но даже моего могущества, похоже, в этот раз оказалось мало.
А ведь силы тоже таяли. Напоследок я вернулся к стартовым воротам и приказал Улосу, что неприметной, почти незаметной фигурой притаился в задних рядах солдат.
— Возьми всех, кто владеет молниями смерти, раздели на группы по двадцать человек, и пусть они ударят одновременно со мной. С предельной дистанции.
Молния смерти была одним из самых дальнобойных проклятий в арсенале начинающих адептов смерти. Не слишком могущественная и масштабная вещь, пусть и хорошо пробивает защиту: ей и человека-то не всегда с первого раза убить можно. Хотя, полагаю, всё зависит от силы и мастерства.
Наверное, сейчас я бы смогу убить простой молнией смерти даже нескольких людей. Надо будет как-нибудь попробовать.
Я чувствовал, что это моя последняя атака. Мои культисты даже прокричали боевой клич:
— Даже смерть нас не остановит!
Это заставило меня улыбнуться. И мы ударили: вместе. Молнии смерти чёрными вспышками пронзили воздух, заставляя щит засветится сразу в нескольких местах. Чёрные щупальца вновь с грохочущим ударом обрушились на защиту Кордигарда. Искрящиеся молниями клубы чёрного дыма смерти затмили, пожалуй, целый километр вширь.
Я пошатнулся, впервые за долгое время почувствовав слабость. Боль, тошнота, и давление словно таранными тисками сдавили разум…
И я со вздохом отпустил контроль, развеивая нити одну за другой. Щупальца напоследок вяло зашевелились, словно обиженные, и медленно втянулись в меня обратно.
Тёмная дымка рассеялась, но город всё ещё стоял невредимым.
Сперва мне стало невероятно легко: наверное, приспособившись, я даже не осознавал, насколько могучее давление оказывалось на меня при поддержке этой техники. Я чувствовал себя, словно атлант, расправивший плечи и поднявший небосвод: осталась лишь лёгкая, приятная усталость.
А затем из глубины души поднялся гнев.
Неужели всего, чего я добился, было мало?! Что за проклятая магия, которой владеют эти твари? Бездна, я же способен убить королевство! Как они делают это? Откуда такая сила?!
Мне потребовалось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, беря себя в руки: подобная несправедливость вкупе с тяжелейшей ударной техникой, достойной тёмного властелина, поставила на грань даже мой самоконтроль. Внутри меня яростным демоном билась злоба: мне хотелось вновь и вновь обрушиваться на эту защиту, расколоть саму землю, уничтожить здесь всё живое, любой ценой, даже если мне придётся неделями, месяцами, годами биться о непреодолимую защиту! Создать мёртвую, непроходимую землю вокруг, принести себя в жертву миллион раз, положить гекатомбы жертв, но взять этот трижды проклятый город! Должен быть предел их силе, я могу больше, я же тёмный лорд, несокрушимый повелитель смерти, страх всего живого…
Но умный король не поддаётся гневу, размышляя холодно и ясно. А умный император - тем более. И я отнюдь не собирался становиться глупцом от одной неудачи. Настало время испробовать иные инструменты. Бросив последний взгляд на город, было пошел обратно, однако, напоследок, не удержавшись, развернулся и бросил последний залп черный молний. Тот все еще бессильно соскользнул со щита... Больше я не оборачивался.
Я подошёл к людям Грицелиуса, одетым в чёрные балахоны.
— Защита от смерти хорошо, и у нас, возможно, займёт немало времени на осаду: быстро пробить её не получилось. — сухо сказал я. — Значит, настал черёд вашего удара. Приступайте.
Повелитель пламени взял с собой двадцать человек: ровно столько, по его мнению, должны объединить силы с минимумом потерь. Мне не были знакомы лица его магистров, но, к моему удивлению, среди них оказался и Итем.
Маги круга стихий выдвинулись вперед, подходя ближе к стенам: и это не осталось незамеченным. Я приготовился прикрыть их, но в этот раз ожидания оправдались: по ним не стали стрелять сразу. На стену поднялись уже знакомые мне мастера в серых робах…
Волшебники красных башен резко скинули с себя черные балахоны, показывая под ними роскошные, дорогие красные робы, и хором крикнули, выстраиваясь полуовалом:
— Мы — пламя!
Магия ветра разнесла этот крик на мили вокруг. И в следующий миг они ударили: двадцать огненных лучей цепочки волшебников устремились в одну точку, прямо перед Эрнхартом Грицелиусом: и его собственный, последний, устремился сквозь неё прямо к стенам.
Яростное, почти белое пламя лучших магов огня в королевствах вихрем закружило вокруг себя воздух, втягивая в себя кислород, широким потоком устремляясь к стенам города.