С этими словами я подошёл к старосте и перерезал ему горло. Женщины закричали, часть мужчин попыталась вырваться… Но рыцари смерти вязали на совесть, сбежать удалось лишь нескольким детям постарше: остальных отловили.
Несколько сотен деревенских и более ста двадцати культистов. Я действовал быстро и привычно: вот молодая крестьянка, лет двадцати, падает на колени, закрывая глаза в мольбе, и я поднимаю её за волосы, перерезав глотку. Крепкий кузнец пытается разорвать верёвки и ему почти удаётся, но ритуальный кинжал в сердце заставляет его взгляд застыть, прежде чем он успевает. Старик с животным страхом в глазах. Юноша, что споткнулся и пытался уползти. Дородная женщина средних лет, что завизжала, как свинья, прервав молитву…
На десятой жертве люди внезапно кончились: те, кого не добили, были подхвачены рабочей нежитью культистов и направлялись на разделку, споро утащенные по домам моими последователями.
Добыча быстро пропала, и подхватить себе живых пленников успели не все: поэтому на залитой кровью улице, полной кричащих, напуганных детей, разбегающихся по деревне, осталось ещё полсотни культистов.
— Что с детьми, милорд? — невозмутимо осведомился Улос, подойдя ко мне поближе.
Я подошёл поближе к девочке, что сидела рядом с мёртвой матерью, оцепенев. Русые волосы, голубые глаза, расширившиеся в шоке, небольшие веснушки рядом с маленьким носиком… Она до сих пор не понимала, что происходит: лет пять-шесть на вид.
— Убивайте всех. — равнодушно бросил я, с хрустом сворачивая шею ребёнку. — Мы всё равно не можем о них позаботиться, а если оставить их так, то всех сожрут звери… Есть парочка ритуалов, для которых нужны люди раннего возраста, но ими мы займёмся позже. Сегодня, пожалуй, мы можем позволить себе быть милосердными.
На площади повисла тишина. Да, здесь были вернейшие из верных. Те, кто идут до конца… Но сознательное убийство детей — это то, о чём люди королевств обычно никогда не задумывались в своей жизни. Дети всегда были ценностью, продолжением рода, самой опекаемой кастой… Это было перебором. Даже для них.
— Настоящее могущество и настоящая свобода имеет свою цену. — негромко произнёс я, наблюдая за безмятежными небесами. — Вопрос лишь в том, готов ли ты её заплатить. Выбирайте.
Некоторое время все мои люди молчали, застыв. Итем бросил на меня мрачный, обещающий долгий разговор взгляд. А затем решительно достал кинжал и вонзил его в глаз другой девочке. Неловко, неумело… Но достаточно сильно, чтобы убить её на месте.
— Предпочтёте скормить их зверям? — приподнял бровь магистр пламени, оглядев культистов. — Я был лучшего мнения о мастерах смерти…
Эти слова словно прорвали пластину. Площадь деревни наполнилась детскими криками: не все решились убегать. А затем культисты, мрачно посмотрев на тела, принялись отлавливать остальных детей по деревне.
Итем сплюнул, усаживаясь на ближайшую лавку рядом с избой и посмотрев на меня исподлобья.
— Мы всякое дерьмо видели, Горд, но это… Это далеко за гранью всего, что было раньше. Я читал то, что дал мне Улос, и дети, конечно, полны жизни… Но это было вовсе не обязательно!
— В тебе говорит чувство морали. Установки, воспитание, догматы церкви… — пожал плечами я. — И это то, что каждый мастер смерти должен изжить в себе почти полностью. Иначе ты просто сойдёшь с ума, принося в жертву людей.
— Можно сойти с ума и будучи абсолютно безжалостным ублюдком. — покачал головой мой новый ученик. — Это ненормально для людей, ты понимаешь? Это заложено в нас глубоко, самой природой, во благо выживания вида…
— Нет, не заложено. — покачал головой я. — Ты ошибаешься. Природой в нас заложена забота о собственном потомстве, о тех, кто несёт в себе часть твоей крови. Хотя и это можно подавить при должно самоконтроле. Задумайся об этом: ведь на наследовании построено всё наше общество. А в остальном — люди легко убьют твоих детей, чтобы обеспечить будущее своим, дай им только волю.
— Это… Да, похоже на правду. — задумчиво ответил Итем, тряхнув головой. — Но где тогда грань? Где заканчивается свобода? Что отделяет её от настоящего безумия? В чём разница между абсолютным безумцем, сумасшедшим, и свободным человеком? Если каждый творит всё, что захочет?
— Это просто. — улыбнулся я краем губ. — Безумие — это хаос. Безумец не рационален, и принимает логичные решения, продиктованные необходимостью, только время от времени. Свободный человек же выбирает сам, когда ему остановиться, а когда нет.
— А где остановишься ты? — серьёзно посмотрел на меня ученик. — Где остановиться нам? Я могу пойти в деревню и отобрать у любого из нас жертву, например, я видел, как Эскилион утащил молодую женщину… Изнасиловать её, а затем пытать, принести в жертву… Всё что угодно. Что должно остановить меня от того, чтобы убить своих ради приглянувшейся мордашки, если правил нет? Как отделить свободу от хаоса и безумия?
— Слушай внимательно и запоминай, ученик. — поднялся я, серьёзно посмотрев на Итема. — Свободный человек сам выбирает, каким правилам следовать, а которым нет, и я не ограничиваю тебя в этом выборе. Вопрос лишь в том достаточно ли ты силён, чтобы навязать свои правила другим. Может попытаться убить меня, став королём самостоятельно, например: но знай, если тебе не удастся, последствия тебе не очень не понравятся. Крайне важная вещь, которую должен помнить каждый человек, это то, что организация, группа людей, сообщество — всегда будет сильнее одиночки. Одиночка, который делает всё что хочет, будет заклеймён маньяком, убийцей, безумцем… Станет отверженным. Но если за твоей спиной стоит иное общество, лишь сила определит, кто кому навяжет свои порядки: и тогда отверженными станут уже твои враги. Посмотри на меня: я, возможно, самый могущественный человек в королевствах, и всё же я был побеждён, потому что остался один. Будь верен организации, которую ты сам выбрал… Потому что с твоей верностью она станет сильнее, а её сила станет твоей силой. Не столь важно, сколько силы ты набрал… В единстве с обществом, любым обществом, ты станешь сильнее, чем когда-либо мог быть в одиночку. А значит, будешь более свободен, потому что правила общества будут ничем в сравнении с тем, что ты можешь навязать другим с этой силой…
Я оглянулся, с удивлением заметив, что со всей деревни стянулись культисты и рыцари, вслушиваясь в мои слова.
— Я запомню. — серьёзно посмотрел мне в глаза Итем.
— Проследите, чтобы не осталось никого живого. — приказал я. — Выдвигаемся через полчаса: нам предстоит ещё много работы.
Я провёл остаток времени, пока мои люди дорезали детей, на небольшой деревянной башенке у других ворот деревни. Они всё же были ещё неопытны: часть силы улетучивалась, рассеиваясь в воздухе, но я, словно воронка, засасывал её в себя…
И всё же, глядя на то, как молодые мастера смерти режут детей, я внутренне улыбался.
Я всё же сломал их, сломал людей Тиала. Сломал окончательно. Они будут камнем, что начнёт лавину. Это был долгий путь, но в конце концов… Кто бы мог подумать, что это будет так легко? Стоило всего лишь надавить на чувство верности и рассказать пару красивых сказок о свободе.
— Подожги деревню. — бросил я Итему, когда мы собрались уходить. — Не стоит оставлять лишних следов.
Магистр пламени бросил хмурый взгляд назад, и несколько домов занялись пламенем, что быстро распространялось. Так мы ушли: оставляя за спиной лишь кровь, прах и пепел.
Теперь всё будет так, как я хочу. И пускай сосущее чувство пустоты внутри не отступало, я знал, это дело времени. Впереди ещё много деревень, а меня теперь хватит на то, чтобы убить пару гарпий и отступить.
Однако гости с неба явились куда быстрее, чем я мог предположить…
Мы не успели отъехать далеко от деревни, как над отрядом мелькнула гигантская тень. Сделав резкий поворот, гигантский красный дракон вонзил когти в землю передо мной с такой силой и скоростью, что земля задрожала, будто случилось небольшое землетрясение. Я едва успел остановить свою химеру, чтобы не врезаться в него.
К моему лёгкому удивлению, он не излучал угрозы. Но это было логично: в ином случае дракон мог бы легко накрыть нас своим дыханием на марше, ведь создать разведчиков я банально не успел.
Он был огромен. Настоящий титан среди драконов, вне всяких сомнений. Если Латризмагиус был размером с неплохой дом или особняк, то этот выглядел так, будто мог перекусить лазурного дракона пополам, как небольшую ящерицу. Я даже задумался, за счёт какой магии его вообще земля держит: такая туша должна проваливаться куда глубже, по крайней мере, на первый взгляд.
Порывов ветра, которые использовали мастера Тиала для левитации, рядом не было. Либо дракон намного легче чем кажется, либо владеет чем-то вроде гравитационной магии.
Пока я размышлял, дракон окинул взглядом наш отряд, подняв голову, и, слегка задержав внимание на деревне, что пылала за нашими спинами, заговорил:
— Я - Алай. — пророкотал дракон. — Лорд Истинного Пламени, третий из совета драконов. Воительницы, что разбили твою армию недавно, мои Алайсиаги.
Я легко прищурился, окидывая дракона взглядом. Долгое общение с Латризмагиусом приучило меня к тому, что дракон использовал странную, но достаточно удобную и незаметную форму ментального общения.
Но в этот раз было иначе. Дракон и в самом деле говорил, и воздух дрожал от его голоса. Если бы не лёгкий рокочущий акцент, пожалуй, и от человека не отличишь… Сюрреалистичное зрелище: туша размером с небольшой замок и голос человека. В словах дракона не было угрозы, но если я что и понял, общаясь с лазурным драконом, так это то, что драконы могут быть крайне непредсказуемы.
Дракон терпеливо смотрел на меня не отводя взгляда, но я чувствовал его силу: бушующее, безжалостное ревущее пламя. Даже Грицелиус не ощущался так… Он был словно вулкан, готовый в один миг взорваться, заливая мили вокруг пламенем.
В другое время, возможно, я бы попытал свои силы, чтобы прикончить подобную тварь. Но сейчас я был слаб, истощён, и ещё не оправился от прошлого поражения. А рядом были лучшие из моих людей, что могут и не пережить этот бой… Поэтому стоит попробовать дипломатию.