Сейчас! Этериас оторвался от прорехи в двери, одними губами отдавая команду десятнику. Седовласый ветеран решительно махнул рукой, открывая дверь, и в неё тут же устремилась дюжина стрел.
Мастер пламени, что стоял на стене, был опытным, умелым волшебником. Он сумел бы сжечь стрелу в полете, даже стой стрелок в десятке метров от него: мысль может быть быстрее снаряда. Но несколько стрел, запущенные внезапно, из слепой зоны… Возможно, если бы он просто стоял, он смог бы сотворить вокруг себя пламенную сферу, защищая себя со всех сторон.
Однако в этот самый миг он творил другой удар. И потому он не успел: не так-то просто даже для опытного мастера сотворить две сложные техники одновременно.
Стрелы пронзили и его, и стоящий рядом солдат одновременно, отбрасывая их на залитый кровью камень городских стен. И в этот самый миг Этериас сорвался с места, что есть силы бросаясь вперёд. Потому он знал: даже несколько стрел могут оказаться для хорошего мастера не смертельной раной…
Время замедлило свой бег. Солдаты уже осели, а дезориентированный, израненный мастер огня судорожно пытался привстать, чтобы найти источник угрозы, и отчаянно пытался не умереть, скрепляя своей жизненной силой тяжёлые раны…
Их взгляды встретились: в третий раз. И в этот раз ни в одном из них не было уверенности в победе. Этериас бежал, что есть силы, напрягаясь в одном последнем, финальном рывке.
Мастер пламени вскинул руку, опираясь второй на землю. И по стене в направлении угрозы вспыхнула волна жаркого пламени, поджигая камень.
Но было уже поздно: бегущий на него воин был слишком близко. Он взвился в отчаянном прыжке, перепрыгивая волну огня, и пронзил своего врага мечом: точно в сердце.
Повелитель пламени захрипел, хватаясь руками за лезвие в попытке остановить удар. В его глазах вспыхнуло пламя, превращая мутный взор в протуберанцы настоящего солнца. Клинок зашипел, раскалившись: но держащий его иерарх не отпустил его. Он лишь давил, давил и давил, не обращая внимание на боль и ожоги… Давил до тех пор, пока пламя в глаза его врага не потухло, сменившись серой, блёклой плёнкой смерти на глазах. И лишь затем Этериас отпустил раскалённую добела рукоять, пошатнувшись.
Мёртвый мастер пламени рухнул на стену перед ним. Этот бой был окончен…
Мрачным, усталым взором, он осмотрелся вокруг… Кровь, разбросанной и сломанное оружие, разрубленные и сгоревшие тела: резко и как-то совершенно внезапно нахлынула ноющая усталость.
А затем Этериаса затошнило, и он согнулся пополам, опорожняя желудок.
Выжившие ополченцы с опаской вышли из башни, морщась при взгляде на чужие тела. Некоторых также вырвало. Седовласый десятник, лишь усмехнувшись при взгляде на это, подошёл к телу мастера пламени, из которого торчал раскалённый клинок.
— Я видел много рыцарей в своей жизни. — задумчиво протянул он. — Доблестных, мужественных, храбрых… Но будь я проклят, если когда-либо видел акт мужества, подобный этому.
— Если это акт мужества, — мрачно ответил Этериас, вытирая рот. — то почему после него так тянет блевать?
На стене повисло неловкое молчание. Вопрос, конечно, был риторический: глава церкви и не ожидал на него ответа. Но, к его удивлению, после коротких раздумий десятник всё же ответил ему:
— Любое мужество состоит в том, чтобы пойти на жертву. И не жертвы выше, чем сознательно отдать самого себя в битве за то, во что ты веришь. Нам повезло: мы выжили сегодня. Но, здесь в этом бою, ты отдал пусть и не свою жизнь, но часть самого себя. А это… редко бывает приятным. Я знаю церковные догматы.
Этериас не ответил. Он лишь устремил усталый, безмолвный взгляд в небеса. Больше всего ему хотелось сейчас, чтобы больше никому из людей не пришлось умирать: но это было то, что он оказался бессилен изменить.
Будь проклята эта война: в ней уже пришлось пожертвовать слишком многим.
Вскоре на стены поднялось подкрепление. Прибывший командир новых сотен лишь покачал головой, глядя на разруху.
— Бездна, я смотрю, здесь вы выдержали настоящий бой… Мы уже думали, что отсюда никто не выберется живым, когда мастер из красных башен поднялся на стены. Думаю, вы можете идти отдыхать: никто не скажет, что ваша сотня сделала мало. Однако, если есть желающие, помощь нам всегда пригодиться. Впереди городские бои: мы взяли часть стен, и они отступают вглубь города, возводя на улицах баррикады.
Этериас на миг зажмурился и повёл плечами, хрустнув шеей. А затем тяжело поднялся, подобрав ближайший бесхозный меч.
— Я готов. Не уверен, правда, насчёт остальных…
Но в этом иерарх ошибался. Никто из выживших не отказался последовать за ним.
Дальнейшее в его памяти слилось в бесконечный, утомительный бой с медленным продвижением по улицам. Из переулков летели стрелы, а тяжёлые топоры разрубали деревянные баррикады. Кровью, потерями и потом, они прорубались вглубь города: и в какой-то миг всем казалось, что ещё чуть-чуть, совсем немного, и они возьмут их…
А затем кто-то закричал:
— Сзади! Они ударили сзади! Мы окружены!
И в спину наступающим посыпались стрелы. Весь бой, вся эта битва, оказалась хорошо срежиссированной ловушкой: отдав с боем стены и заманив основную часть наступающей армии внутрь города, защитники спрятали в подготовленных подвалах и тоннелях под городом резерв, и в нужный момент он ударил им в спину.
Вчерашние ополченцы против закалённых, прошедших уже не одну войну солдат, да ещё и в окружении…
Они не выдержали и дрогнули. И чаша весов склонилась не в их сторону. Конечно, Этериас, как и другие командиры, пытался что-то сделать, выстроить оборону, стену щитов, пробиться обратно: но врагов было слишком много, и те подготовили ловушку слишком хорошо. Тяжёлый, оглушающий удар по шлему был последним, что он запомнил. А затем была лишь тьма.
Он очнулся на улице неподалёку от центральной городской площади, заполненной трупами и ранеными солдатами: в том самом месте, где потерял сознание. Кажется, это была стрела… или кто-то всё же подобрался сзади?
Вокруг были стоны и лужи крови, множество мёртвых и ещё живых тяжело раненых солдат: как его соратников, так и врагов.
Среди этих тел шло двое ветеранов соединённого королевства в цветах Палеотры: красном и золотом.
— Своих тоже добиваем. — мрачно бросил один ветеран другом. — Помочь им всё равно некому, целителей нехватка, сам знаешь. Лучше так, чем потом мучаться.
— Согласен, но смотри внимательно. Не сильно тяжёлых можно оставить, город мы почти отбили, авось придут в себя со временем. И осторожней, как-то раз один такой вонзил мне кинжал в ногу…
Ещё не пришедший в себя Этериас застонал от острой боли во всём теле, попытавшись подняться. И это было большой ошибкой: его заметили.
— Этот не выглядит смертельно раненым. — подобрался один из ветеранов. — Давай-ка его сразу, пока оружие не подобрал.
Оглушённый, израненный, едва пришедший в себя иерарх, конечно, не мог бы противопоставить ничего опытным солдатам. Всё, что он успел сделать, это мельком осмотреться и понять, что происходит.
Городская улица, которую устилали тела раненых и убитых. Реки крови на площади поодаль и груды трупов. Смрад, вонь, и запах смерти: и солдаты, что убьют его прямо сейчас. А затем добьют практических всех раненых: и своих, и чужих. Десятки, может сотни людей. Людей, которым он мог бы помочь. Которых ещё можно спасти, окажись тут всего один хороший целитель.
Ветеран в цветах огня и золота подобрался ближе, уверенно занося меч, чтобы ударить точно в незащищённую шею…
Этериас поймал его взгляд. Уверенный, убеждённый в своей правоте: но без звериной, исступлённой ненависти. Слегка печальный и усталый: но твёрдый.
Говорят, в момент перед своей смертью, каждый человек показывает своё истинное лицо, тем самым выражая последнее, отчаянное, истовое желание. Предсмертную волю.
Этериас Инвиктус не был исключением. Но, как оказалось, его воли было достаточно, чтобы изменить ход событий.
Ослепительная, всепоглощающая вспышка света вырвалась из его глаз, ушей, рта и тела, волной ударив во все стороны изнутри верховного иерарха: и она была столь яркой, что ненадолго ослепила всех, кто её видел, начиная от центральной площади до городских стен.
Последнего, неистового желания одного из самых талантливых волшебников в королевствах хватило бы на то, чтобы, возможно, разрушить целый город: но когда свет рассеялся, никто не был повреждён.
Потому что последней волей волшебника не был всплеск бессильной ненависти, это было отнюдь не желание уничтожить как можно больше врагов: то было желание спасти. И силы, что долгие месяцы копилась в его душе, хватило на это.
Этериас недоумённо заморгал, ошеломлённо тряхнув головой. Он и сам не ожидал, что произойдёт что-то подобное. Ветеран противника, что стоял рядом, так и застыл с занесённым мечом в недоумении.
Верховный иерарх тяжело вздохнул, чувствуя себя полностью опустошённым. Тело и душа болели. Раненые солдаты вокруг недоумённо поднимались, ощупывая себя и с изумлением обнаруживая, что они полностью здоровы!
— Или добей меня, или опусти меч. — устало проговорил Этериас. — Стоя просто так, ты выглядишь донельзя глупо. А я определённо сыт людской глупостью на сегодня.
Воин врага смутился, почесал затылок, огляделся вокруг беспомощным взглядом, и всё-таки вернул меч в ножны, возможно, даже не осознавая, что лишается, вероятно, последнего в своей жизни шанса добить невероятно опасного противника. Прямо сейчас, истощённый, раненый и обессиленный, Этериас не смог бы защитить себя даже от одного удара. Но вот если дать ему немного времени оправиться, собраться с силами, хотя бы несколько минут: и тогда даже отряд солдат не сможет многого ему противопоставить.
Второй ветеран нахмурился и решительно шагнул ближе, занося меч, но первый остановил его руку.
— Хватит. — покачал головой он. — Ты что, ослеп? Только что на наших глазах произошло чудо. Оглянись: неужели ты хочешь продолжить резню после этого.